Принят был в клуб и знаменитый московский актер М. С. Щепкин. Бывший крепостной, он служил в Императорском Малом театре, считался по службе чиновником министерства двора и в один прекрасный день выслужился и приобрел потомственное дворянство. В клубе Щепкиным особенно дорожили как великолепным рассказчиком, украшением «говорильни» (иначе именуемой «чернокнижной»), в которой собирались те, кто предпочитал игре беседу и создавал интеллектуальную репутацию клуба. «Стены этой „чернокнижной“ были ярко-алого цвета, большие книжные шкафы по стенам, покойная мебель с обивкой несколько устаревшей, облака табачного дыма, столики с заманчивыми напитками, — все придавало обстановке особый притягательный оттенок», — вспоминал современник[455]. В этих красных стенах разглагольствовали лучшие московские говоруны и рассказчики и выносились самые авторитетные оценки людей и событий, которые на следующий день становились известны в светских салонах и гостиных и превращались там уже в голос «всей Москвы».
И все-таки вполне своим Щепкин в клубной среде, видимо, так и не стал. Рассказывали, что когда в феврале 1861 года был опубликован Манифест об освобождении крестьян, Щепкин, страшно взволнованный, прибежал в клуб с газетами в руках и принялся громко выражать свое восхищение и радость. Один из клубных старичков, сумрачно склонившийся над газетным листом, поднял на актера кислую физиономию и процедил:
— Вы-то чему радуетесь? Вы уж давно вольноотпущенник.
В николаевскую эпоху критическое направление клуба, и прежде всего его «чернокнижной», было либеральным, в эпоху Великих реформ Александра II — крепостническим и консервативным. Здесь активно обсуждались все военные кампании, и самыми рьяными стратегами были те, кто никогда не участвовал ни в одной войне.
Членами клуба бывали по многу лет, и старинные завсегдатаи его являлись сюда практически ежедневно и просиживали целый вечер, то беседуя с ровесниками, то наблюдая за игрой в карты или на бильярде, то просто подремывая в каком-нибудь излюбленном кресле. «Иные, приезжая в клуб, решительно ничего там не делают, а только спят, — свидетельствовал П. Вистенгоф, — и если их разбудит приятель при наступлении штрафа, то удаляются домой опять спать, и просыпаются тогда только, когда наступает время ехать в клуб»[456].
В 1850-х годах ежевечерним «украшением» клуба был престарелый князь Грузинский. Приезжал он всегда в старинной восьмирессорной карете, запряженной двумя старыми белыми лошадьми — едва ли не ровесницами хозяина, никогда не обедал и не ужинал, не играл, а усаживался на свое любимое место в угол дивана и бывал счастлив, когда удавалось усадить рядом кого-нибудь из молодых сочленов и предаться воспоминаниям: старичок князь был очень словоохотлив. На другом диване, в другом углу сидел в это время завсегдатай Казаков, молча куривший всегда одну и ту же длинную трубку, которую набивал и подавал ему всегда один и тот же старый клубный лакей.
В молчании проводил время и Н. И. Тютчев, брат великого поэта. Он целый вечер ходил, прихрамывая, по длинной анфиладе клубных комнат, время от времени останавливался, вынимал и клал обратно шар из лузы бильярдного стола или постукивал кулаком по притолоке двери, словно проверяя, крепко ли она держится, и шел дальше.
Наконец, были завсегдатаи, которые в клубе без конца перекусывали и выпивали. Сохранилась запись в одной из клубных счетных книг, заводимых на каждого из «господ членов», где фиксировались все их требования: «22 числа июля: 1 рюмка хереса, обед, 2 рюмки хереса, порция арбуза, 3 рюмки хереса, порция чаю, 4 рюмки хереса, 3 трубки, 1 рюмочка хереса, судак с картофелем, 2 рюмки хереса, 3 рюмки хереса, 1 рюмка очищенного, 4 рюмочки хереса…» и т. д.[457]
Клуб славился своей библиотекой — вероятно, лучшей в Москве. Здесь получали все журнальные и книжные новинки, вплоть до запрещенных цензурой изданий Вольной русской типографии, выпускавшихся за границей А. И. Герценом. В конце 1850-х годов, когда издания Герцена помещали множество материалов, посвященных предстоящей Крестьянской реформе, в Английский клуб регулярно приезжали московский генерал-губернатор и другие «отцы города» — специально, чтобы почитать герценовский «Колокол».
Не менее знамениты были и обеды Английского клуба. Здешний повар традиционно считался лучшим в Москве и всегда оправдывал свою репутацию. Московское барство выстраивалось в очередь, чтобы отдать в обучение к кудеснику из Английского клуба собственных крепостных поваров, но удовольствие это было не из дешевых — до 600 рублей за курс. По средам и субботам в клубе давались большие парадные обеды с особо изысканным меню (так называемая «уха»), на которые съезжалась «вся Москва», где рекой лилось шампанское и после обеда пели цыгане. В экстраординарных случаях устраивались подписные обеды в честь кого-либо из модных знаменитостей. Помимо упомянутого обеда в честь князя Багратиона, славны были обеды Английского клуба в честь покорителя Кавказа фельдмаршала князя А. И. Барятинского, проезжавшего через Москву после того, как им был взят в плен Шамиль, а также обед в честь «белого генерала» М. Д. Скобелева, данного ему после турецкой кампании 1877 года. В остальные дни клубная столовая работала, как ресторан, и «господа члены» могли получить любые блюда и напитки по карте или порционный обед ценой в 5 рублей.
И все же главной специализацией клуба были всевозможные игры. Неукоснительно соблюдавшееся правило: женщины в Английский клуб ни под каким видом (даже в качестве прислуги) не допускаются, приводило к тому, что ни балов, ни концертов в его стенах не устраивали, зато здесь имелась комната для игры в шахматы и бильярдная (куда заглядывал погонять шары даже сам генерал-губернатор князь Владимир Андреевич Долгоруков). В 1830-х годах появилось отдельное помещение для игры в лото — оно неожиданно вошло в моду и лет сорок было очень популярно в московских клубах, включая и Английский, лишь потом переместившись в сферу семейного и детского досуга. Именно клубные игроки придумали те шутливые термины-заместители, которые хорошо известны и всем современным любителям этой игры: «барабанные палочки» (11), «дедушка» (99), «утки» (22), «туда-сюда» (69), «дюжина» (12) и «чертова дюжина» (13), «бобыль» (1), «крючки» (77), «неделя» (7) и «шесть кверху ногами» (9).
Ну и, конечно, центральное место среди всех клубных игр занимали карты. Здесь было несколько помещений для карточных сражений — от «детской», где игра шла «по маленькой», до расположенной в дальней части дома «адской» комнаты, где в одну ночь приобретались и просаживались целые состояния. Карточный долг полагалось выплатить в недельный срок, в противном случае имя неплательщика выносилось на позорную черную доску, и с той поры вход в клуб был для него закрыт, — наказание, которого московские игроки боялись, как черт ладана.
Ведущаяся в Английском клубе карточная игра постоянно пополняла московскую хронику удивительными и ужасными историями о небывалых проигрышах и многотысячных выигрышах. Бывали и замысловатые случаи.
Большую известность в Москве середины века имел антиквар Гаврила Григорьевич Волков. Он был блестящим знатоком старины, и его магазин изобиловал по-настоящему художественными и ценными вещами, на продаже которых торговец, собственно, и разбогател. Услугами Волкова пользовались представители даже придворного ведомства, отбиравшие ценные предметы для дворцового обихода и императорских коллекций.
При всем том Волков был крепостным и долго не мог откупиться на волю у своего барина Голохвастова. «Голохвастов, отличавшийся большой гордостью, отказывал в просьбе, кичась тем, что его крепостной человек обладает большим состоянием и представляет лицо, небезызвестное в Москве, — повествовал современник. — Это было в тоне больших бар. Рассказывали, что такой же политики держались и Шереметевы. У них крепостные достигали миллионных состояний и тем не менее, несмотря ни на какие предложения, не отпускались на волю. Шереметев говорил: — Пусть платят ничтожные оброки, как прежде. Я горжусь тем, что у меня крепостные-миллионеры!»[458] Волков очень хотел жениться на купеческой дочери, но родители девушки не желали отдавать ее за «господского человека». В один прекрасный день Гаврила Григорьевич решил обратиться за помощью к благоволившему ему князю Н. Б. Юсупову. Князь согласился помочь и при первом же удобном случае сел в Английском клубе с Голохвастовым за карты. Вскоре Голохвастов начал проигрывать и Юсупов предложил ему поставить на карту Гаврилу Волкова, дескать, «коли проиграешь — давай Волкову вольную». Голохвастов проиграл.