Потом Николай прошел курс высшей школы: политическую экономию, право и военное дело. Все это к концу XIX века составляло норму для всякого юноши, принадлежавшего к образованным сословиям и ориентированного на военную карьеру.

Александр III почему-то не допускал Нико лая до заседаний Государственного совета вплоть до 1893 года, так что Николай оказался не подготовлен к управлению империей и первое время после воцарения пребывал в настоящей панике.

Николай Александрович вырос очень здоровым, физически крепким юношей со здоровыми простыми вкусами и нормальными инстинктами. Он был прекрасно воспитан – аккуратен, выдержан, учтив, пунктуален. Даже при самых тяжелых обстоятельствах он не позволял себе расслабиться и манкировать своими обязанностями. Он был неприхотлив, равнодушен к комфорту, вел самый размеренный образ жизни. Любил тихие семейные радости, охоту, длительные пешие прогулки, физический труд на свежем воздухе, фотографирование. Воспитывали его не столько педагоги, сколько семейные традиции и родительский пример.

В любой другой стране и в другое время это был бы хороший монарх, достойно и с честью представляющий свою страну. Но, конечно, не в охваченной предреволюционным брожением России.

В собственной семье Николай старался воспроизвести ту же модель, которую с успехом применили к нему самому, с тою лишь поправкой, что наследник Алексей был тяжело болен и почти не мог ходить.

В остальном модель действовала. Николай и Александра позволили своим детям быть просто детьми.

Их не мучили сверх совершенно необходимого обязанностями по представительству. У них было множество игр и игрушек, собак, лошадок, котов, летних путешествий, финских и крымских впечатлений. На них не наседали со всемирной ученостью: школьная программа была не обширной, и от детей не требовали блестящей успеваемости. Дочери Николая плохо говорили по-французски и совсем не знали немецкого. Они читали обычные детские книжки – Майн-Рида и Ф. Купера, Лидию Чарскую, М.Додж, Г. Бичер-Стоу, роман Ф.Х. Бернетт «Маленький лорд Фаунтлерой», посещали театральные утренники и киносеансы – «видовые» и «комические». Им не докучали нравоучениями – во всяком случае, тоже сверх необходимого. Они просто росли, дружили между собой (общим именем девочек было ОТМА, составленное по первым буквам их имен), любили родителей – и были счастливы. Воспитание их шло естественно и незаметно – усвоением стиля жизни, привычек, нравственных устоев и вкусов родителей.

Александра Федоровна сама занималась воспитанием дочерей – няни и гувернантки лишь подменяли ее на время отсутствия. Императрица сама качала детские колыбели (подписывая в это же время деловые бумаги), сама купала наследника и так много внимания уделяла детской, что при дворе поговаривали, дескать, императрица не царица, а только мать.

В своем дневнике Александра Федоровна писала: «Мы еще не вполне понимаем, как много значит атмосфера в доме,

где растут дети, для становления их характера. Самое первое место для нас, где мы учимся правде, честности, любви, – это наш дом, самое родное место для нас в мире… Только один раз дается детство со всеми его возможностями. То, что вы можете сделать, чтобы украсить его, делайте быстро».

«Цари» жили уединенно, большей частью в непарадном Александровском дворце Царского Села. Давно прошли те времена, когда праздные зеваки могли свободно глазеть на царское семейство. Трагическая судьба Александра II навсегда отучила царское семейство от беспечности. За дворцовой решеткой, за кордоном из казаков, полицейских, агентов в штатском жизнь царской семьи текла невидимо для подданных. Эта чрезмерная, почти гипертрофированная скромность, желание словно бы спрятаться, сделаться незаметными объяснялась и застенчивостью последних «царей», и тяжелой болезнью наследника с неизбежным чувством вины матери, и известной неприязнью к Александре Федоровне со стороны императрицы-матери и большей части «семьи» и двора. Все это было вполне понятно и даже вызывало сочувствие, но… оказалось роковым для властителей. «Нельзя царствовать инкогнито», – сказал когда-то один умный человек. Закрытость царской семьи была такова, что временами возникало сомнение: а есть ли вообще кто-нибудь там, наверху? Отсутствие информации пополнялось слухами, тем более дикими, чем сложнее становилась обстановка в стране.

Теперь, глядя на эту тайную идиллию последней царской семьи уже с позиций времени, признаешь, что так для них было лучше. Самодержавие катилось под откос; его не способен был удержать ни Николай, ни кто-либо другой на свете. И хорошо, что хотя бы в семейном кругу все они были счастливы.

История царского детства и царского воспитания закончилась выстрелами в доме Ипатьева.

Как мы видели, она изобиловала разными сюжетами: и печальными, и драматическими, и возвышенными, и несуразными.

Воспитание «царей» прошло тот же путь, что и вся отечественная педагогика; оно знало своих героев и злодеев, свои взлеты и падения.

Царским наставникам так и не удалось подарить России образцового самодержца – такого, какого они пытались сконструировать, да и возможно ли это было вообще?.. Реальные властители были живыми людьми со своими заблуждениями и ошибками, но – худо-бедно – они держали Россию почти 400 лет, и эти годы были заполнены не только бедствиями и проблемами. Страна знала и эпохи процветания, и великие победы, имела свои поводы для гордости и радости – в общем, жизнь шла как жизнь, все как полагается.

Воспитание в императорском доме имело много недостатков. Наставник последнего цесаревича П.Жильяр – потом, после екатеринбургской трагедии, – говорил, что «образование их искусственно, тенденциозно и догматично… Учителя знакомят ученика с основными положениями программы и мало думают над тем,

чтобы развить его любознательность, склонность к анализу и умение ставить под сомнение полученный результат. Они стремятся избегать всего, что может вызвать неуместный вопрос ученика и разбудить в нем вкус к нетрадиционным предметам обучения. Кроме того, царский ребенок оторван от жизни. Он не может представить себе, что происходит за стенами, на которых для его удовольствия нарисованы фальшивые картинки».

Это справедливо, да не совсем.

Именно роковые революционные события показали, какого рода людей производило это неправильное воспитание. Именно тогда обнаружились невероятное мужество и душевная твердость тех, кто погиб. Проявились поразительная жизненная стойкость и способность преодолевать трудности у тех, кто уцелел.

Во всей послереволюционной истории Романовых (тех, выросших «в царском доме») не зафиксировано, кажется, ни одного случая трусости, малодушия, пресмыкательства перед новой властью. Ни один не спился, не опустился, не деградировал. Они достойно переносили нищету, безвестность, бессилие, изгнание, они много и настойчиво работали, снова и снова начиная с нуля, – и остались верны себе.

Согласитесь, что воспитательная система, способная производить на свет подобный человеческий материал, при всех своих огрехах есть явление замечательное.