Отношение генерального комиссара к НСДАП было не простым, но безусловно благожелательным. Вот что, например, он писал в 1922 г. в бытность главой исполнительной власти провинции Верхняя Бавария: «Национал-социалистической партии несомненно следует отдать должное, ибо в национальном вопросе она работает так... что буржуазные партии могут брать с нее пример». Для НСДАП важны были не только и даже не столько слова Кара, как практическая помощь с его стороны; он ее оказывал в разное время, в том числе, как отмечалось, в сложный для НСДАП момент накануне ее съезда в январе 1923 г.

Тем не менее Кар и К^о, с одной стороны, и фашистские организации во главе с НСДАП — с другой, были союзниками во многом, даже в главном, но не во всем. Они были единомышленники в патологической ненависти ко всему, что представлялось им «красным» (хотя и в этом нацисты не оставляли никому пальму первенства: комментируя антирабочие мероприятия Кара, Гитлер заявил, что они явно недостаточны — следовало разгромить всю левую прессу, разогнать ландтаг, а депутатов арестовать, при этом он назвал в качестве образцов, достойных подражания, Суллу и Ивана Грозного). Они были едины в стремлении покончить с «красными» Саксонией и Тюрингией; спустя два дня после своего назначения Кар вызвал Эрхардта, находившегося в Австрии после побега из заключения, и поручил ему силами его молодчиков, объединенных в союз «Викинг», организовать базу для наступления на эти земли, замаскировав ее пока как вспомогательную полицейскую часть. Кар и его покровители из числа подлинных хозяев Баварии — ее крупных промышленников и землевладельцев — были едины с фашистским «Германским боевым союзом» в стремлении положить, конец правлению «левых» в Берлине, хотя ни Куно, ни Штреземана нельзя было причислить к левым, что же касается социал-демократов, то они находились в правительстве лишь с 13 августа после весьма длительного перерыва.

План «переделать все» в столице возник в умах баварских правителей и их фашистских союзников давно. Но практическая подготовка к выступлению началась с конца сентября. Не говоря уже о том, что каждая из сторон-участниц хотела верховодить, у них не было полного согласия ни о моменте начала похода, ни об его конкретных целях. Этим и обусловливались ход и исход событий 8 и 9 ноября 1923 г. в Мюнхене.

С назначением Кара Гитлер «согласился» стать политическим руководителем «Германского боевого союза». Это добавило еще толику к тем славословиям, которые без устали воздавали ему приближенные, в первую очередь Розенберг. Возвеличивание Гитлера за два года, которые прошли после перехода руководства в НСДАП в его руки, еще не приобрело тех масштабов, как в последующем, но уже превратилось в неотъемлемую составную часть нацистской идеологии, ориентирующейся на «мессию», во всемогущество которого надо верить с такой же нерассуждающей готовностью, как принято верить в Бога. В фашистском движении это отвечало уровню политической зрелости мелкобуржуазных масс, составлявших главную массовую базу НСДАП; в сложившейся обстановке они ожидали для себя спасения в непогрешимом диктаторе, якобы стоящем над классами. Принцип фюрерства играл в системе идей логического воздействия нацизма весьма важную (и с годами все возраставшую) роль, которую можно сравнить только с национальной и социальной демагогией.

С тем, какие формы принял культ личности Гитлера уже в эти ранние годы истории германского фашизма (а также с тем, какого уровня достигала уже тогда лживость фашистских деятелей), хорошее представление дает письмо, которое Р. Гесс направил Кару после посещения его Гитлером. Он писал: «Господина Гитлера я знаю очень хорошо лично, ибо я практически ежедневно встречаюсь с ним и близок с ним также человечески. Это редкий по порядочности характер, полный сердечной доброты (!), верующий, хороший католик. У него только одна цель — благополучие своей страны. Для этого он беззаветно жертвует себя, не получая за это ни единого пфеннига Ваше превосходительство может полностью доверять Гитлеру». В конце письма Гесс пытался лучше «подать себя»: «Чтобы придать моим словам бульшую значимость, хочу просить Ваше превосходительство навести обо мне справки у профессора генерала Хаусхофера, с которым я тесно связан». Наконец, любопытен постскриптум: «Данное письмо я направляю Вам без ведома господина Гитлера». Навряд ли Кар поверил этой откровенной лжи. Что же касается Хаусхофера, то это родоначальник фашистской геополитики, человек, безусловно авторитетный для того круга, в котором вращался Кар (по иронии судьбы сын генерала стал активным участником борьбы против фашистского режима и был казнен).

Гесс по рождению был немцем-зарубежником. Он родился в Египте и в Германию приехал только после мировой войны, а здесь сразу примкнул к крайне правым — стал членом пресловутого «Общества Туле», и уже в 1919 г. вступил в ряды «Германской рабочей партии». Очень быстро сблизился с Гитлером и безотказно служил ему, за что после прихода фашистов к власти был назначен заместителем фюрера по партии. «Сбой» произошел в 1941 г., когда накануне нападения Германии на СССР Гесс отправился на самолете в Англию, чтобы убедить Черчилля присоединиться к Германии; но и после этого, в течение десятилетий, которые Гесс провел в тюрьме по приговору Нюрнбергского военного трибунала, он оставался убежденным гитлеровцем.

Но даже из среды единомышленников раздавались предупреждающие голоса и против обожествления руководящих деятелей вообще, и против конкретного его объекта. Глава военизированной организации «Бавария и империя» (тяготевшей к баварским националистам) Питтингер писал в органе своего союза (апрель 1923 г.), что такое обожествление «принадлежит к опаснейшим по своей безвкусице явлениям... Оно отклоняет существо движения в сторону... В течение последних месяцев национал-социалистическое движение все более и более становилось партией Гитлера». А вот что в том же году писал фюреру один из рядовых членов НСДАП, некий Иверсен из Фиссена (причем вторично): «Вы, г-н Гитлер... сумели расшевелить массы... Но Вы — не государственный деятель... Сейчас, в решающий момент, вы оказываетесь несостоятельным, ибо не желаете являться колесиком в общем деле, а стремитесь быть маховиком». Даже сам «теоретик» партии Федер 10 августа обратился к фюреру с критическим письмом, в котором, в частности, писал: «Если мы охотно предоставляем Вам честь быть первым, то только первым среди во всех иных отношениях равных и свободных... Мы не признаем тиранических наклонностей».

А вот как еще раньше, в 1922 г., характеризовал фюрера один из деятелей правого лагеря, А. Рехберг, в письме Людендорфу. Однажды прослушав Гитлера, он пришел к выводу, «что тот является демагогом, манипулирующим лозунгами, но что у него нет не только элементарных представлений о внешней политике, но и какого-либо понятия о том, на каких основах строится государство».

Адресат вряд ли прислушивался к предупреждениям, но все же они были. Более ощутимой для него явилась «измена» главаря союза «Имперское знамя» Хейса, переметнувшегося на сторону Кара и вместе со своими молодчиками покинувшего «Боевой союз». Тем не менее сотрудничество нацистов с правящей кликой не только продолжалось, но и стало интенсивнее. Военное обучение штурмовиков в казармах рейхсвера в эти последние недели усилилось; занятия происходили, как вспоминают участники, дважды в неделю. Во время встречи Гитлера с Лоссовом в 20-х числах сентября последний заявил, что солидаризируется с точкой зрения своего собеседника в 9 из 10 пунктов. И хотя информация на сей счет исходит от Рема и содержится в мемуарах, выщедших спустя пять лет после мюнхенского путча, когда фашисты всеми силами стремились доказать, что между ними и тогдашними правителями Баварии существовало полное единство в вопросе о выступлении против «левого» правительства в Берлине, в данном случае Рему вполне можно доверять. Его утверждения подтверждаются документами, относящимися к кануну путча, и материалами судебного процесса над его участниками.