Среди почты письмо от Грюнингера, он спрашивает, не хочу ли я с определенным заданием, приготовленным для меня генералом Шпейделем и касающимся бойцов Сталинграда, отправиться на Восток. Это подтверждает мой опыт: страны, к коим мы однажды прикоснулись, притягивают нас снова. Несмотря на то, что я даже не бросил в Пшиш монету, как обычно делаю это у пограничных вод. Когда же окажут свое действие те медяки, что я опустил у Родоса в Эгейское море, а у Рио — в Атлантику? Возможно, после смерти; тогда мы переселимся в миры всех морей и звезд, везде будем дома.
Вечером у д-ра Эптинга; у него я застал также Марселя Деа{157} и его жену. Разговор о третьей части дневника Фабр-Люса, опубликованного в обход цензуры и вызвавшего большое неудовольствие. У меня впечатление, что за этим последует история с полицией.
Деа, которого я видел впервые, выказал некоторые черты, замеченные мною у разных людей, но пока трудно определимые. Речь идет о глубинных моральных процессах, отражающихся физиогномически и прежде всего на коже, делая ее то пергаментной, то словно обожженной, но в любом случае придавая ей огрубленный характер. Стремление к власти во что бы то ни стало ожесточает человека, и он легко становится жертвой демонической сферы. Эту ауру нельзя не почувствовать, особенно сильно я ощутил ее, когда мы вышли и он повез меня на своей машине домой. Двое кряжистых парней, где-то прятавшихся весь вечер, сидели теперь рядом с шофером, но и без них было ясно, что в этой поездке скрыт какой-то умысел. В дурной компании опасность теряет свое очарование.
Среди словесных фетишей, возникающих во время беседы с подобными личностями, особую роль играет словечко «молодежь», или «le jeunes», произносимое с тем же ударением, как прежде произносили «Папа». При этом неважно, действительно ли молодежь их поддерживает, — речь здесь идет, скорее, об апелляции к присущему юности сочетанию пламенной воли и ограниченной способности к суждению, в чем зачинщики беспорядков видят выгодное для них средство.
Чтение: большой глоссарий средневековой латыни Дю Канжа{158} — все три тома я приобрел на набережных за гроши. Здесь как бы путешествуешь по космосу отжившей свой век литературы. Потом снова полистал Шопенгауэра, к которому не обращался несколько лет и у которого нашел подтверждение приобретенному за эти годы опыту.
«Избавиться бы от иллюзии рассматривать породу жаб и гадюк как себе подобных, — тотчас стало бы легче».
Да, верно, но, с другой стороны, всегда нужно говорить себе, даже при виде ничтожнейших тварей: «Это — ты!»
Вот в этом и состоит моя вечная двойная роль — видеть одновременно и родство, и чужесть. Эта роль сковывает меня в действиях, сквозь образцы которых я всегда вижу мерцание неправды, и постоянно указывает мне на мою причастность тому непогрешимому праву, когда проигравший должен погибнуть. Именно поэтому я вижу вещи отчетливей, чем это потребно индивидууму, если, конечно, он не пишет историю, оглядываясь назад.
Париж, 9 июля 1943
Прощание с Бенно Циглером в «Кантоне». Он привез известие, что Фабр-Аюс сегодня арестован. О последних днях А. Э. Гюнтера, его мучительной агонии.
Перед смертью он сказал брату: «— — и все это при ясном сознании». Это имеет непосредственное отношение к страстям XX века вообще.
В десять часов я брел по бульвару Пуассоньер, на котором всегда вспоминаю жулика, приставшего здесь ко мне. Характерно, что я тотчас же его раскусил, но глупейшим образом дал ему и «случайно» возникшему его напарнику себя обобрать, т. е., по существу, составил им компанию против себя же самого.
Как я сегодня узнал из бюллетеня распоряжений по пехоте, погиб генерал Рупп, этот маленький симпатичный меланхолик, командир дивизии, у которого я служил на Кавказе. Вообще известия о смерти моих знакомых множатся, как и известия о гибели их домов при бомбардировках.
Париж, 10 июля 1943
Постился. Чувствую, что искусственную жизнь этого города мне долго не выдержать. До полудня ненадолго в Сен-Пьер-Шаррон, моей черепаховой церкви, смертные врата которой я вновь нашел открытыми.
Разыгравшаяся несколько дней тому назад в центре Восточного фронта битва задает происходящему иной тон, своей сгущенностью для этих пространств необычный. Силы разбалансированы, движение благодаря этому исчезает, а огонь наращивает все более яростную силу.
После полудня на улочках вокруг бульвара Пуассоньер, чтобы снова покопаться в пыли прошлого. В уютной книжной лавке Пурсена, на рю Монмартр, с наслаждением рассматривал книги; за бесценок купил серию «Abeille»,[151] на первом томе старческой рукой энтомолога Режимбара было выведено посвящение.
Вечером разговор с Шери, венским музыкантом, о мелодии и ритме, рисунке и цвете, гласных и согласных.
День запомнился, поскольку англичане высадились в Сицилии. Это первое прикосновение Европы докатилось и до нас; мы вступили в фазу повышенной боевой готовности.
Чтение: «Les Bagnes»;[152] нашел там утверждение, что во время казни даже самый дикий и страшный из арестантов на прощание обнимал священника, сопровождавшего его. Священник присутствует здесь как общий человек, как тот единственный, который за всех нас поднял голос в 89-м псалме. Как таковой он — свидетель, облеченный достоинством, вознесшийся над виной и покаянием.
О словах: для terrasser в значении «низвергать», «швырять на землю» нам не хватает глагола соответствующей точности. Если говорить в общем смысле, то глаголы, образованные от существительных, выразительней; движение в них благодаря материальной, царственной силе существительного приобретает более высокий чин. Так, fourmiller полнее, чем «кишеть», pivoter наглядней, чем «махать», и «брить бороду»[153] следует предпочесть глаголу «бриться».
Если посмотреть с обратной стороны, то существительные, образованные от глагольных форм, наименее выразительны. Так, «умирание» слабее, чем «смерть», а «рана» сильнее, чем «порез».
Париж, 11 июля 1943
Продолжаю поститься. Днем в городе, на улицах и площадях, бесцельно, как человек толпы, по-воскресному праздной. Ненадолго зашел в Нотр-Дам-де-Лоретт. Видел целый ряд благодарственных свечей, сделанных из стекла, а не как обычно из воска, огонь изображала остроконечная электрическая лампочка. Свечи стояли на столах со щелями для опускания монет; таким способом достигался контакт, дававший свечам гореть одну минуту или дольше, в зависимости от суммы опущенных денег. Я видел женщин, управлявших этими автоматами благочестия, ибо трудно подобрать более чудовищное слово, дабы должным лингвистическим образом удостоить происходящее.
В этой церкви охраняется дверь в келью, где сидел взаперти один из ее священников, аббат Сабатье, пока в 1871 году чернь не расправилась с ним.
Потом у Валентинера, вернувшегося сегодня в Э. На набережной видел два экземпляра старых песочных часов, к сожалению, они мне не по карману.
О Сицилии сведения скудные. Высадка удалась; остается ждать, приведет ли она к сооружению плацдармов. В целом исход этих боев считают прогнозом для исхода окончательного; Сицилия снова играет свою прежнюю роль стрелки на весах двух континентов, как это уже было в период Пунических войн.
Париж, 13 июля 1943
Беспокойная, нервозная ночь, предвестница воздушных налетов. Мне снились змеи, и какие-то все темные, черные, которые пожирали разноцветных, солнечных своих собратьев. Перед этими животными, играющими в сновидениях столь важную роль, я почти никогда не испытываю ужаса, так и кажется, что они обращаются ко мне всем, что в них есть живого, своим струящимся, быстрым, подвижным нравом, который прекрасно разглядел Фридрих Георг.