— Он узурпатор.

— Да неужели? За эту чертову корону боролись в течение многих десятилетий, она так часто переходила из рук в руки, что ни один человек на земле не может сказать, кто же обладает истинным правом носить ее. Даже если я тот, кем вы меня считаете, что с того? Без доказательств ничего сделать нельзя.

В ее взгляде читалось удивление.

— Но доказательство есть. Разве я не сказала вам? Я привезла его с собой.

— Невозможно, — снова хрипло заявил он, но в этом слове был и протест против судьбы, и отрицание возможности.

Проигнорировав это заявление, она отстранилась от него и расстегнула плащ. Отбросив его в сторону, она сняла с пояса бархатный мешочек, стянутый шнурком. Потянула за шнурок, сунула в мешочек руку и достала из него пергаментный свиток, перевязанный лентой и скрепленный печатями. Взяв свиток обеими руками, она протянула его Дэвиду.

— Вот брачное свидетельство леди Элеоноры Тэлбот Батлер, родившей ребенка, которому вскоре после рождения поставили клеймо Плантагенетов, — нежно произнесла Маргарита. — Эти страницы — документальное подтверждение помолвки вашей матери, а также заключения законного брака с Эдуардом IV Английским.

ГЛАВА 19

Маргарита восторженно смотрела, как Дэвид, постояв в нерешительности, наконец принял из ее рук пергамент, развернул его и быстро, но внимательно пробежал взглядом латинские фразы. Она поняла, что он все же поверил, по тому, как распахнулись его глаза, а к лицу прилила кровь, схлынув в то же мгновение. И хотя она тщательно высматривала на его лице выражение триумфа, гордости или алчного нетерпения, они так и не появились. Резко развернувшись и не выпуская брачное свидетельство из рук, Дэвид подошел к окну и невидящим взглядом уставился в пространство.

— Что вы намеревались сделать с этим доказательством? — не оборачиваясь, спросил он.

— Помимо того, что вручить его вам? А что бы вы хотели, чтобы я сделала? — Она ждала его ответа, и сердце ее сжалось.

Он едко рассмеялся.

— Уничтожить его, если бы я следовал исключительно собственному желанию.

Она поняла, о чем он. Если раньше его жизнь подвергалась опасности, то сейчас опасность удесятерится, если он предъявит свои права как законного монарха.

— А если я откажусь?

— Тогда, несомненно, его следует передать Генриху.

— Генриху, — не до конца понимая его намерения, повторила Маргарита.

Он наклонил голову.

— Документ сводит на нет претензия Уорбека на трон, поскольку доказывает, что Ричард III был прав и Елизавета Вудвилл была любовницей Эдуарда, а не его королевой.

Он, конечно, имел в виду, что Уорбек, объявивший себя вторым сыном Эдуарда, Ричардом, не имеет вообще никаких законных прав на престол.

— Но воспользуется ли им Генрих? Ведь документ доказывает, что его королева незаконнорожденная.

— При обычных обстоятельствах не воспользуется. Но если придется спасать корону...

— Да, я понимаю, — сказала она, заставив себя говорить ровным тоном. — Но... но это не настоящая причина, не так ли?

— Не совсем.

Она посмотрела на его лицо, на котором не отражалось никаких эмоций. Дэвид стал отстраненным, холодным, немного рассеянным.

— Это — вопрос чести. Ведь так?

— Я не могу не сообщить ему сведения, настолько значимые для его благополучия.

— А как насчет вашего благополучия? — возмутилась она, сжимая руки в кулаки. — Что, если Генрих так рассердится, поняв, чем ему угрожает ваше возвышение до королевского достоинства, что немедленно прикажет схватить вас и обезглавить?

— Такую возможность не следует исключать, — помрачнев, согласился Дэвид. — Утром я отправлюсь к Генриху, чтобы вручить ему доказательства.

— Мы поедем вместе, если иначе никак нельзя.

Он покачал головой.

— Это я должен сделать один.

По его тону она поняла: решение, принятое им, окончательное. Его ничто не заставит отказаться от решения, которое он считал правильным, даже если оно означало бы для него смерть. Он не позволит ей отправиться с ним, поскольку не хочет, чтобы она видела, как он умирает.

До сего момента Маргарита думала, что будет вынуждена выбирать между своей любовью к Дэвиду и верностью Генриху. Она должна была догадаться сразу: Дэвид сделает выбор за нее. Все, что ей остается, — это смириться с неизбежностью, как она смирялась раньше, смирялась всю свою жизнь.

А почему бы и нет? Ведь, как сказал Дэвид, поступить так будет правильно. То, что поступить так еще и проще всего, не ставило правильность выбора под сомнение. Ей останется утешаться этим, если случится самое худшее и Дэвид предстанет перед королевским судом.

— Нет!

Вызов невольно сорвался с ее языка. Она тут же подошла к Дэвиду и положила ладонь на его руку.

— Отправьте брачное свидетельство Генриху, если вы считаете, что он должен знать о нем. Пока документ будет в пути, давайте уедем во Францию. Если вам не стать королем, то противостояние Генриха и Уорбека не имеет к вам никакого отношения. Пусть они убьют друг друга из-за куска металла, украшенного драгоценностями. Только пусть они это делают, когда мы уже будем далеко.

Он немного расслабился и медленно повернулся к ней.

— Вы бы поехали со мной?

— Да, если бы вы меня взяли.

Уголок его рта дрогнул.

— О, я бы вас взял, если бы считал, что вам так будет лучше. Но вы знаете, что это не так. Вы бы скучали по своим сестрам, по Бресфорду и шотландцу, за которого вышла Кейт, по всем племянникам и племянницам, которые уже родились и которым еще предстоит родиться. Вы бы скучали по Англии, которая так мила вам и которую вы зовете домом.

— Вы... вы так говорите; потому что вы скучали по ней, когда жили в Европе. — При одной мысли об этом ее сердце пронзила боль.

— О да, а ведь я покинул гораздо меньше того, что придется покинуть вам, если вы уедете. Но это было все, что я когда-либо знал.

— Мы... мы могли бы создать собственную семью.

Его улыбка стала жалкой.

— Могли бы. Карл Французский даровал мне земли, на которых стоит великолепный замок из молочно-белого камня, а также множество деревень. Замок мог бы стать нашим домом, в котором мы растили бы детей, толстели с годами, обленились бы и состарились вместе. Мы могли бы, если бы не одно маленькое «но».

— Карл вполне может похитить вас и использовать как пешку в своей игре, может выдать вас Генриху в обмен на различные уступки.

— Такая возможность существует, хотя дело не в этом.

О чем же он говорит? Она порылась в памяти и нашла там неизбежный ответ:

— Ваша клятва.

Он склонил голову.

— Моя клятва, данная, когда я считал вас намного выше меня, такой же недосягаемой, как звезды. Когда я был молод и невинен и готов был умереть за высокие идеалы.

— И когда вы боялись, что можете погибнуть, сражаясь за Генриха VII.

— И это тоже.

— Но вы не погибли, — напряженно произнесла она. — Вы просто меня бросили, точно так же, как собираетесь бросить сейчас.

— Не по собственной воле.

— Но результат один.

Он посмотрел на нее сверху вниз, и она заметила, что его глаза потемнели от тоски. Дэвид пробежал взглядом по ее лицу, остановился на губах. Маргарита чувствовала, как они покалывают и увеличиваются в объеме и как напряглись ее соски под повязкой, которую она использовала во время верховой езды. Она ощутила, как ее обволакивает запах конского пота и разгоряченного мужского тела. Ее веки отяжелели, их стало невозможно поднять. Она не могла отвести взгляд от его губ прекрасной формы, от бьющейся под нижней губой жилки.

Он хотел ее, и она хотела его, но какова вероятность того, что она все же сумеет убедить его сойти с пути строгого следования долгу, сможет найти место в огромном мире, где им ничто не будет угрожать и где они смогут быть вместе?

Это была ее единственная надежда.

Она подошла ближе, снова ухватилась за латы и привлекла Дэвида к себе. Он быстро и плавно поднялся и прижал Маргариту к каменной амбразуре окна. Она чувствовала твердые мышцы его бедер, горячий металл его кирасы, колоссальную силу его рук. Он поднял руку, сдвинул накидку, скрывавшую волосы дамы, пропустил пальцы под толстой косой в том месте, где она немного распустилась. Затем опустил голову и впился поцелуем в губы Маргариты.