Этот мирный финальный аккорд пошел на пользу нам обоим. Мать проводила меня до калитки и подставила щеку для прощального поцелуя. Вдруг она увидела что-то позади меня, широко улыбнулась и внезапно помолодела лет на двадцать. Улыбка, вспыхнувший на щеках румянец и даже что-то вроде девичьего трепета…
— Дэйви! Вот не ждала… Кажется, ты еще не знаком с моим сыном.
Она взяла меня под руку.
— Милый, это Дэвид Прайм.
Фамилия показалась мне знакомой. Мистер Прайм был худым, с морщинистым обветренным лицом. Живой коротышка, веселый и уверенный в себе. Сразу было видно, что это моряк. Он сказал:
— Рад познакомиться. Извини, Мейзи, кажется, я помешал.
— Глупости! Конечно, нет! Тем более, что мой сын все равно уходит. — Она сжала мой локоть. — Дэйв — один из моих старинных друзей.
Он с чувством улыбнулся ей.
— Мы с Мейзи встретились после долгой разлуки. Росли вместе. Потеряли друг друга во время войны. А потом я плавал. Торговый флот. Конечно, теперь на пенсии.
Мать довольно промолвила:
— После стольких лет такой сюрприз! Когда я увидела его в супермаркете, то сказала себе: «Дэйви! Не может быть!» Но это действительно оказался он!
— Мейзи не могла поверить своим глазам. Ее всегда было легко удивить. — Прайм весело подмигнул мне. — Знаете, я разыскивал ее с тех самых пор, как узнал, что она живет где-то поблизости. Меня просветил брат, который хорошо знаком с Моди. Если бы старина Даг знал адрес Мейзи, я бы прибежал сюда со всех ног!
— Мод никогда не говорила мне, что видится с Дагом, — сказала мать. — О, она такая смешная. Праймы жили от нас через дорогу. Она должна была знать, что это будет мне интересно.
— Кажется, я знаком с Дагом, — сказал я. — У них с Мод общий участок земли.
— Ох, перестань! — Мать захихикала. — Твоя тетушка и участок! Должно быть, ты что-то напутал. Она не отличит один конец лопаты от другого!
— Не знаю, — сказал Дэйв. — Но она всегда любила физические упражнения. И хорошо плавала.
— Мы все любили плавать, — объяснила мне мать. — Мы с Дэйвом и Мод с Дагом.
— Да, но у Мод получалось лучше всех, — возразил Дэйв. — Тридцать раз туда и обратно. Она не просто плескалась в воде, как все мы, а плавала так, что любо-дорого смотреть. Если бы она захотела, то могла бы выступать на Олимпийских играх, как моя Элси.
— Дэйви женат на Элси Прайм, — с гордостью сказала мне мать. — Той самой, которая переплыла Ла-Манш.
— Мейзи, он не может такого помнить! Это было много лет назад! — Прайм обернулся ко мне. — Увы, теперь у моей жены та же болезнь, что у всех бывших пловцов. Размягчение мышц. Она с трудом передвигается, так что я делаю всю домашнюю работу и хожу по магазинам. Благодаря этому я и встретил вашу матушку. Я узнал ее с первого взгляда. Такая же красавица, какой была всегда!
Я посмотрел на улыбавшуюся мать, довольную комплиментом, увидел за ее милым морщинистым лицом другое, более гладкое и юное: призрак, пентименто[8] очаровательной девушки, и тут же подумал об одной картине. В мозгу забрезжила какая-то мысль. Я погнался за ней, потерял, очнулся и внезапно растерянно пробормотал:
— Должно быть, это другой Даг. Тот мистер Прайм, которого я видел у Мод, был почтальоном. Я думал, что именно из-за его профессии они и познакомились.
Глаза матери смеялись. Она больно ущипнула меня и сказала:
— Ну да, милый, Даг действительно был почтальоном. Но Мод знала его всю жизнь.
Элен
Мне позвонила Элен.
Я сказал:
— Милая, подожди минутку, ладно?
Слово «милая» само сорвалось у меня с языка. Я осторожно взглянул на Барнаби, но он ел свои хлопья, прикрыв глаза и наслаждаясь хрумкающим звуком. Я подошел к кухонной двери и прислушался к шуму воды в трубах. Клио все еще была в душе. Я снова взял трубку и пробормотал:
— О'кей. Говори, только быстро. Или, может, я перезвоню тебе из автомата?
Элен ответила:
— Я твоя бывшая жена, а не любовница. Это просто смешно.
— Да. Но не для Клио. Она не может с собой справиться. Это серьезно?
— Спроси у нее.
— Я имею в виду то, что ты хочешь сказать. — Конечно, важно. Наверняка. — Это имеет отношение к Тиму?
Она всхлипнула в ответ. Я сказал:
— Сейчас перезвоню.
Я выключил кофейник, вынул из кастрюльки яйцо, положил его в рюмку, срезал верхушку и поставил перед Барнаби.
— Будь умницей, ешь яйцо. Я ненадолго выйду. Фиона будет здесь через десять минут. Если я не вернусь, она отвезет тебя в школу.
Он сказал:
— Солдатские ноги. Ты не сделал мне солдатские ноги.
Я намазал тост маслом и разрезал его на полоски.
— Вот. Теперь ты доволен?
Он широко улыбнулся с полным ртом.
— Спасибо, папа. Поцелуй меня на прощание.
Я поцеловал его в макушку, поставил треснувший чайник на буфет и вышел в коридор. На площадке второго этажа стояла Клио и смотрела вниз. На ней были полотенце, купальная шапочка и тонированные очки. Она спросила:
— Ты куда?
Я закрыл дверь кухни.
— На почту. Сегодня утром они не принесли «Таймс». Только «Гардиан».
— Кто звонил?
— Никто. В смысле, ошиблись номером.
— Я слышала, что ты разговаривал.
— Какая-то чокнутая спрашивала Мюриэл. Я сказал, что никакой Мюриэл здесь нет, но она мне не поверила. Может, она была не чокнутая. Просто глухая.
— Ты нагло врешь.
— Нет, Клио. Честно…
— Почему эта сука не может оставить нас в покое?! Она никогда не сделает этого, правда? Это твоя вина, ты поощряешь ее. Стоит ей поманить пальчиком, как ты бежишь к ней. Она делает из тебя дурака, но ты этого не понимаешь и не обращаешь внимания на мои чувства.
— Очень даже обращаю. Клио, она не сука. Речь идет о Тиме.
— Он объявился?
— Не думаю. Иначе она сказала бы об этом сразу.
— Значит, это только повод, чтобы заманить тебя. Это отвратительно.
— Замолчи, Клио.
Клио стащила с себя шапочку, и ее длинные волосы рассыпались по плечам. Она дала сползти полотенцу и обнажила красивую маленькую грудь. А потом с достоинством сказала:
— Тебе не обязательно выходить на улицу. «Таймс» лежит у меня в спальне. Я ходила вниз за апельсиновым соком и взяла газету с собой. Можешь позвонить оттуда. Я не буду слушать.
Она повернулась ко мне спиной, и полотенце упало на пол. Однако я никак не отреагировал на ее обнаженное тело, словно она была девяностолетней горбуньей. Мне стало противно. Впрочем, было бы еще противнее, если бы я не знал, что она догадывается о моих чувствах и хочет таким образом укорить меня.
Клио посмотрела на меня через плечо. Чувство собственного достоинства сползло с нее вместе с полотенцем. Она сказала:
— Можешь сообщить Элен, что она добилась своего. Сумела разрушить нашу любовь. Воспользовавшись для этого Тимми.
— Чушь. Она сходит с ума от тревоги за него.
— Она просто хочет, чтобы ты так думал. Знает, какой ты дурак. Ты ей не нужен, но дать тебе свободу выше ее сил. Чтоб она сдохла! И я тоже. Думаю, именно этого ты и добиваешься!
Мне захотелось ее ударить. Но на кухне был Барнаби. И нас разделял лестничный пролет. Я сказал:
— Ты сама знаешь, что это неправда. Послушай, я ненадолго. Постарайся за это время успокоиться. Ты затеяла опасную игру и сама понимаешь это, не правда ли?
Я вышел из дома и рысью побежал к телефону-автомату напротив полицейского участка. Он не был ближайшим, но я надеялся, что вандалы, проживающие в нашем не слишком фешенебельном районе, пощадили хотя бы его. Хотя Клио обещала не подслушивать, я решил не рисковать. Обычно она подслушивала. И даже вскрывала мои письма, отпаривая конверты.
В будке стояла толстая чернокожая старуха. Судя по тому, что стекло запотело от ее дыхания, она была там уже давно. Я вежливо улыбнулся ей. К моему удивлению, она почти тут же повесила трубку, открыла дверь задом, выбралась наружу, держа в руках дюжину пластиковых пакетов, и сказала:
8
Закрашенные самим художником детали, проступают позднее на рентгенограмме или когда слезает слой краски.