Сабрина бросила сумку на кровать и тронула Машу за плечо. Та обернулась: подруга поманила её пальцем и зашагала к двери по недавно вымытому полу. Грязными кроссовками, конечно.

На террасе совсем по‑летнему пели птицы, и солнце пригревало отсыревшие перила. Но чтобы высушить стационар после всех дождей, нужен был ни один солнечный день и даже не два.

– Не ведись на их фокусы, – негромко проговорила Сабрина, подпрыгивая и садясь на отсыревшие перила. – Это всё делается нам назло. Не будем обращать внимания – успокоятся.

Маша беспомощно всплеснула руками.

– Да ерунда какая‑то! – она вовремя сообразила, что по ту сторону двери их разговор могут внимательно слушать, и понизила голос. – Я никак не пойму, откуда взялась эта смертельная ненависть?

Сабрина тоже покосилась на дверь и предложила:

– Пойдём прогуляемся.

Лес вокруг стационара они знали отлично. Три километра по склону вверх – и можно выйти на бывшие колхозные поля, сейчас заброшенные и заросшие чертополохом. Чуть дальше – почерневшие развалины хозяйственных построек, старая, но ещё заметная дорога. Ещё через двадцать километров – небольшой дачный посёлок, как тот, мимо которого они шли сегодня с Эльзой, только с магазином и настоящей пристанью. Если спускаться вниз, то можно быстро выйти на берег, к тем самым домикам, прилепленным на склоне, как птичьи гнёзда.

Но в этот раз они не дошли даже до поля.

– Может, пойти и нормально поговорить с ними? – предложила Маша. Без ветровки ей было прохладно стоять в тени деревьев. Вокруг шумел только лес, но она никак не могла избавиться от гаденького чувства преследования. – Ну правда, не драться же теперь за еду. Тем более что численное преимущество явно не на нашей стороне.

Сабрина фыркнула и отвернулась.

– Помотайся по стационарам пару месяцев, тут у кого угодно нервы сдадут, – продолжила Маша, но запнулась.

Сабрина посмотрела на неё спокойно, но вместе с этим так, что замолчала бы даже Горгулья.

– Если ты не заметила, мы точно так же мотаемся по стационарам, как и они. Ладно, – она вздохнула и скрестила руки на груди. – Три дня мы как‑нибудь переживём. Главное – хватай за руки Лялю, чтобы она и правда кому‑нибудь не врезала половником. Я хотела поговорить на счёт меток.

Сабрина сжала губы в тонкую линию, как бывало всегда, когда она глубоко задумывалась.

– Старшекурсники сказали, что Эльза совершенно не следит за курсантами. Ну, можешь там по лесу в одиночку мотаться, она даже не заметит. И за графиком не смотрит.

– Предлагаешь мотаться по лесу в одиночку? – не поняла Маша. Ей от мысли бродить по ночному лесу стало совсем горестно, но с Сабриной она никогда не спорила – бесполезно.

– Да. Понимаешь, нужно разделиться. Иначе мы никак не уложимся в три дня. Так что ты можешь поехать на остров одна.

Почему поехать на остров, а не искать метки? Маша знала совершенно точно. Потому что она такая. Потому что брякнет какую‑нибудь глупость посреди инструктажа, и Эльза не сможет её проигнорировать. Потому что намозолит глаза, например, Инессе, и та пойдёт докладывать о невыполнении графика. Потому что заблудится в лесу и вообще ничего не найдёт. И Сабрина скажет ей: «Ну вот, ты всегда такая».

Маше до рези в груди не хотелось соглашаться, ей не нравилась авантюра, но Сабрина скрещивала руки на груди, поджимала губы и смотрела мимо. И вообще, кем они будут, если поссорятся ещё и между собой, как будто не хватает второй группы!

– Ну хорошо, давай попробуем, – скрепя сердце согласилась Маша и опустила взгляд к земле.

Она поворошила носком кроссовка прошлогодний опад. Она почти наверняка знала, как всё будет – Сабрина найдёт больше всех меток, на итоговой конференции Эльза вручит им по венку из кленовых веток – по традиции – и объявит победителями. И Маша будет наверняка знать, что тоже внесла вклад в эту победу, ведь она дежурила у приборов и вообще, морально поддерживала Сабрину.

Но на душе всё равно появилась тяжесть.

– Да, – сказала Сабрина и всё‑таки смягчила тон. – Но вечером к пристани пойдём вместе, чтобы меньше разговоров было.

Она огляделась по сторонам и зашагала вниз по склону, по плохо различимой тропинке, потому что скоро ужин, да и вдруг Эльза разродится очередным заданием к зачёту.

Долгий закат покрасил неприглядный фанерный домик в фантастические цвета. Лучи солнца нагрели деревянные лавки и стол, которые медленно врастали в землю на самом краю утоптанной площадки, на бровке склона. У стола собрались парни, чтобы сыграть в мафию, китайского дурака или ещё что‑нибудь карточное и не требующее особенной мыслительной деятельности.

Возвращаясь из столовой, Маша заметила Лауру, которая быстро ввернулась в их компанию и теперь радостно хохотала над каждой шуткой. Рука мелкого Васи беспечно лежала у неё на талии.

Маша постояла немного, вглядываясь в алый горизонт, вздохнула и пошла к стационару. Нужно было собирать вещи для ночёвки на острове. Весь ужин она старательно уговаривала себя, что так и нужно, но гаденькое чувство чуть пониже ключиц не исчезало.

В комнате нашлась только Сабрина.

– Можешь взять мой спальник, – предложила она, перебирая вещи в сумке: фонарик, нож, компас. С таким арсеналом не ходят наблюдать за приборами. – Да, и постарайся прийти утром пораньше, чтобы никто не видел.

– Хорошо. – Маша уложила в сумку тетрадь. Может, попытаться набросать доклад к конференции? Вряд ли через три дня она будет знать больше, чем сейчас.

Сабрина толкнула к ней рацию.

– На всякий случай.

– Вызывай, если что, – тоскливо попросила Маша. Насколько она знала, метки каждый год расставлялись по‑разному. И Эльза давала такие рекомендации к их поиску, что в каждой демон ногу сломит.

Хлопнула входная дверь, и они разом дёрнули молнии на сумках. Вряд ли пошедшая разглядела бы, чем они там занимаются, но сработала мгновенная реакция. Вражда, значит вражда.

Оказалось, что вошла Динара. Закутанная в розовую вязаную кофту, она пересекла комнату и замерла лицом к стене. В том месте клок старых обоев был оборван, и оголилась деревянная стена.

Обои в большинстве комнат были разрисованы самым диким образом. Маша побывала там и сама видела яркие надписи в стили граффити, кривляющиеся рожи. В комнате девушек настенная роспись была очень скудная – несколько стишков, накарябанных цветными фломастерами и силуэт девушки, наполовину закрашенный чёрным. Видимо, у художника закончился маркер. Но Динара не рассматривала силуэт и не читала стишков. Она глядела в голую деревянную стену несколько минут, не отрываясь.

Маша видела, как нахмурилась и подобралась Сабрина.

– Как страшно, девочки, – жалобно протянула Динара, не оборачиваясь. – Как тут страшно, правда же?

Они быстро собрали вещи, похватали куртки и вышли. Стационар погружался в ранние лесные сумерки, уже вовсю гудели и кусались комары. Маша прихлопнула пару на шее, потом ещё одного, который с энтузиазмом старался прокусить маскировочные брюки. Светились окна на втором этаже преподавательского домика. Мигнул и вспыхнул фонарь на деревянном столбе, заливая утоптанную площадку желтоватым светом.

Просто Эльза шла из столовой с тарелкой и несколькими кусками хлеба в руках.

– Странно, – сказала Маша, поймав взгляд Сабрины. – Кто, интересно, сидит у неё в комнате?

Всем было известно, что фонарь можно включить только со второго этажа преподавательского домика.

– Ладно, пойдём, – махнула рукой Сабрина, – пока всем глаза не намозолили.

Тропинка петляла по лесу, потом бросилась вниз, к берегу. Под ногами заскрипела галька. Они не доставали фонарики, хотя уже почти стемнело. Катера у пристани не было, только волны бились о столбик, вбитый в берег. Маша села на выбеленную водой корягу, а Сабрина осталась стоять, вглядываясь в волнующийся горизонт.

– Не бойся, – сказала она, угадывая Машины мысли. – Если они способны только на то, чтобы стащить печенье, их не стоит бояться.