– Я слушаю про остров Вечной Любви уже в сотый раз. Я точно запомню его на всю жизнь. Какая ещё конференция? Какая выставка камушков?

Она смотрела в свой блокнот, куда переписала график работ, и неприятное чувство зарождалось чуть пониже ключиц.

Тропинка спустилась на пустынный каменистый берег, и дачи кончились, уступив место лесу. У импровизированного причала покачивался чистенький катер с надписью «оборона» на весь борт. В призрачном тумане у стрежени виднелся остров.

– Кстати, можете уже начинать собирать камешки для выставки, – сообщила Просто Эльза, поводя рукой вокруг себя. – Не забудьте придумать им интересные названия.

– Я чувствую себя идиоткой. – Сабрина вздохнула и отвернулась к реке. Вдалеке полз теплоход. Наверняка экскурсионный, транспортные ходили здесь только рано утром или поздно вечером. Останавливались, сбрасывали с носа приставную лестницу и на ходу продавали билеты.

Маша наклонилась за тёмно‑красным голышом, покатала его в руках, отряхивая песок.

– Для выставки я назову его «глаз дракона». Подойдёт?

Все разбрелись по берегу собирать камушки или делать вид, что собирают. И Маша вздрогнула, когда услышала шуршание гальки у себя за спиной. Рядом возникла Инесса. Куртка, которую она повязала на пояс, трепетала и трепыхалась от ветра. Чуть сзади неё в первой танцевальной позиции замерла Аника.

– Мы составляем список тех, кто поедет на остров. У вас же нет старосты, так что мы поработаем на две группы. – За двоих сказала Инесса. – Вы же не будете против подежурить сегодня ночью?

В руках у неё не было ни блокнота, ни даже самого захудалого листочка бумаги.

– Нет, наверное, – пожала плечами Маша, перекатывая в пальцах камешек. Она никак не могла понять, что же её смущает в самом разговоре. Сабрина справа от неё молчала и хмурилась, глядя на уплывающий теплоход.

– Ну вот и прелестно. – Инесса благосклонно кивнула. – Мы скажем Эльзе.

Когда они удалились, Маша обернулась на подругу и поспешила объясниться:

– Всё равно каждому придётся дежурить.

Сабрина театрально закатила глаза.

– Да, но сегодня вечером Эльза должна объяснить про метки. Они смогут начать искать их, пока мы будем сидеть на острове.

– Тьфу, – негромко выдавила из себя Маша, борясь с желанием стукнуть себя по лбу.

Инесса и Аника ушли уже шагов на двадцать, но всё равно было прекрасно видно, как они улыбаются, переглядываясь. Эльза рассказывала что‑то, размахивая руками, как ветряная мельница, но её никто особенно не слушал.

– Да, – от обиды не сдержалась Маша. – А ты домашние тапочки с собой прихватила?

– Может, тебе ещё плюшевого медведя предъявить? – кисло отозвалась Сабрина.

…Поход за камешками не был таким уж долгим, но Маша всё равно устала. Её раздражала необходимость останавливаться через каждые десять шагов, садиться на рядом лежащее бревно, траву или даже просто землю и выслушивать очередной пассаж Просто Эльзы, которая ударилась в воспоминания. А Эльза не переносила, когда её слушали стоя.

Они добрались до Круглого холма, развернулись и пошли обратно.

– Итак! – Эльза хлопнула в ладоши. – Я уже говорила вам, что у нас тут будет просто море интересных мероприятий. И в конце мы с вами устроим конференцию, где каждый выступит с докладом и расскажет, чему он научился за время практики.

Нет, это не унылый стон курсантов, её последние слова потонули в шуме волн. Маша задумчиво перекатывала в кармане найденные голыши и мечтала о том, как вывалит их на стол в лаборатории. Ветер и волны – вот что она станет вспоминать через десять лет, и через двадцать тоже. Ветер и волны, и широкая, серая Сова, глотающая туманной пастью теплоходы.

Эльза тыкала пальцем себе в ладонь.

– Это будет очень интересно. И, конечно же, ваш зачёт. Я поставлю его тому, кто найдёт минимум три метки на пару за три дня, сделает хороший доклад на конференции и сдаст дежурство на острове. Но об этом позже, позже.

– За три дня найти демоны знают как три метки, съездить на остров, собрать камешки и написать доклад? – выдохнула Маша озадаченно. – Она пошутила?

– Что‑то я уже мечтаю вернуться к Горгулье, – пробормотала Сабрина за её плечом.

Серая галька матово блестела под редкими лучами солнца. Теплоход совсем растворился в тумане, оставив после себя только едва заметные колебания волн. Маше всегда становилось немного жутко от уплывающих теплоходов или от уходящих поездов. Рождалось чувство неизбежности.

– Да ты что, будет же жутко интересно! – взвизгнула она, подражая интонациям Эльзы. Вспорхнула из кустов испуганная птичка.

Эльза обернулась на её выкрик, поблестела очками и пошла дальше. На почти отвесном склоне змеилась дорога к стационару. Маша передёрнула плечами.

– Как ты думаешь, она меня услышала?

…Дежурная Ляля потрясала половником.

– Приди только ещё раз, убью! Уууубью, – утробно рычала она из‑под упавших на глаза волос, стоя в дверях столовой, как солдат‑защитник, последний на линии обороны. Она ведь и правда собиралась погибнуть за свои идеалы.

– Что случилось? Да что тут…

Среди вернувшихся с экскурсии, вероятно, не было ни одного курсанта, который бы не задал такой вопрос хоть раз. Раскрасневшаяся Ляля потрясла половником ещё раз, в назидание невидимому врагу, и торжественно удалилась внутрь.

– А что случилось? – стали все спрашивать друг в друга.

Эльза скрылась за дверями преподавательского домика, так и не приняв участия в общем ажиотаже. Маша покрутила головой и единственная рискнула зайти следом за Лялей в столовую, где на плите уже бурлило варево на ужин, а Мартимер понуро сидел в углу, стуча ножом по разделочной доске.

– Ты чего? – поинтересовалась Маша, когда Ляля перестала в запале хлопать дверцами шкафов.

Та дёрнулась, как ошпаренная.

– Сволочи! – Она поджала губы, как будто собиралась плюнуть в сторону двери. – Они у нас целую коробку печенья увели. Представляешь? Ладно бы ещё пару пакетов, а тут – целую коробку. Ну взяли бы пару печеней, но коробку‑то куда?

– Кто увёл? – не поняла Маша. Она краем глаза увидела, как в столовую вошла Сабрина и остановилась, привалившись плечом к дверному косяку. У стены под дальним столом метнулась испуганная мышь.

– Да кто же ещё, вторая группа! – изумляясь такой тупости, закричала Ляля. – Кому же ещё. Не будут же свои у своих воровать.

Она заходила по кухне взад‑вперёд, едва не задевая руками бурлящую кастрюлю.

– Вот здесь, – она махнула половником в сторону одного шкафа, – лежит наше печенье. А там – их. У нас была коробка, а теперь нет. Кто ещё мог, спрашивается?

– Но все же были на экскурсии? – робко предположила Маша, замечая, как отрывается от косяка Сабрина.

– А вот и нет, а вот и не все. Девочка из второй группы осталась, я видела, – безапелляционно заявила Ляля. Ещё бы чуть‑чуть и её половник переместился бы в положение «казнить, нельзя помиловать».

Мартимер застучал ножом в дальнем углу активнее. Маша уже начала сомневаться, что он там что‑то режет, а не просто вымещает своё возмущение на невинной деревяшке.

– Да может мы сами это печенье съели и не заметили?

Ляля только отмахнулась – мол, что с тебя вообще взять, придётся вершить справедливость самой. Но для начала приготовить ужин. Расплескивая жижу из кастрюли, она принялась шуровать в ней половником.

В вымытой комнате сидели все четверо. Теперь Маша смогла посчитать своих соседок. Все четверо устроились на кроватях и, весело болтая, грызли печенье. В углу комнаты она рассмотрела знакомую коробку, но вместо того, чтобы праведно возмутиться, села на кровать и опустила лицо в сложенные лодочкой ладони.

Четвёртая из них – круглолицая, как луна, темноволосая и явно с примесью горной крови, звалась Динарой. Наверное, Ляля говорила как раз о ней, потому что Маша не видела Динару на экскурсии. Теперь та грызла печенье вместе со всеми, запивала водой из пластиковой кружки, и она же сказала:

– Будут знать, как брать наш майонез, – и захихикала.