– Выйди, – повторили за окном. Нельзя было разобрать даже, мужской или женский это голос, эмоций в нём не было, только просьба, похожая на глухой удар лопатой о промёрзшую землю. И тут голосу вторил ещё один – такой же. Чуть сбивающимся хором они снова позвали: – Выйди.

– Ты знаешь, кто это? – спросила она у Маши, но та только замотала головой в ответ. – Хорошо.

Не глядя на неё, Сабрина вскочила и принялась натягивать одежду – сначала брюки, потом свитер. Половицы не скрипнули, Сабрина умела ступать бесшумно.

– Сейчас я выйду.

Рукоять меча легла в руку приятной прохладой. Бледно‑серый свет отразился в лезвии.

– И устрою им.

– Сабрина! – отчаянно вскрикнула Маша, вцепляясь ей в локоть. – Пожалуйста, не нужно.

Та легко высвободилась.

– А ты сиди тут, пока я не вернусь.

Но Маша бросилась следом за ней, неудачно громко хлопнув дверью. Сабрина поморщилась: сейчас проснётся весь дом, Судья начнёт кричать. Ей только повод дай. Гала будет хлопать руками, как курица – крыльями, и спрашивать, где пожар. Ещё спугнут ночного гостя.

– Тихо ты!

Она замерли, когда в полутёмной прихожей наткнулась на Судью. Та неподвижно стояла, прижавшись спиной к стене между вязанкой лука и старым шкафом, в котором хранили консервы на зиму. Босая, хоть в доме и было холодно, как в морге, в залатанных штанах, она глядела прямо перед собой совершенно пустыми глазами.

Судья словно и не заметила ни Сабрину, ни Машу, ни шум, который они подняли. Лишь через несколько секунд, показавшиеся им вечностью, взгляд её стал осмысленным. Маша уткнулась Сабрине в плечо, вцепилась в неё и шумно задышала в ухо.

– Не ходите туда, – медленно и тихо проговорила Судья и откинула голову назад, вздыхая. А, может быть, всхлипывая.

Глава 6. Молчаливые духи птиц

Серое утро поднималось над болотами и прошивало лёгкую бледно‑коричневую штору солнечными лучами. Тревожило ярким светом ноющие глаза, в которые, казалось, бросили горсть песка. Маша сидела, уткнувшись лицом в ладони, и думала, как же сильно она хочет спать, но всё равно не могла задремать даже на минуту.

Она в очередной раз потёрла глаза – легче так и не стало – и снова собрала перед собой разбросанные по столу схемы.

– Так, если сон про побег и правда был сном Алины, тогда про похороны – чей? – Она изо всех сил зажмурилась. – Ужас, голова не работает. Я слова в предложения связываю еле‑еле.

– Иди ляг, – мертвенно спокойно предложила Сабрина, ни на секунду не отрываясь от созерцания собственного меча. Блики света играли на лезвии. Сабрина рассматривала его и так, и эдак, искала то ли незаметные трещинки, то ли пыль. Она могла проводить так часы. Это было её любимым занятием, сколько Маша себя помнила.

– Ну да, – буркнула она. – Там под окном кто‑то ходит, а я «иди ляг»? С ума сойти!

Они втроём сидели на кухне с того самого часа, когда гости с сухими шуршащими голосами позвали к себе. Шаги долго звучали за окнами, порой невидимые коготочки принимались скрестись в дверь. Иногда казалось – шаги раздаются уже в прихожей. Маша видела, что Сабрина напряжённо наблюдает за дверным проёмом, и понимала, что ей не чудится.

Но в кухню никто не вошёл. Судья не шевелилась. Она сидела напротив них, сгорбившись, устало подперев голову рукой, но не спала – широко раскрытыми глазами смотрела на потрескавшуюся старую клеёнку, заменяющую здесь скатерть.

Не так давно шаги стихли. Ровно перед тем, как солнце прошило лучами лёгкую штору.

– Никто там уже не ходит. Всем призракам пора по домам. – Сабрина усмехнулась одним уголком губ и, наконец, оставила меч в покое.

Но Маша её не слушала. Сощурив уставшие глаза, она смотрела на Судью. Та выглядела жутко: запавшие глаза, тёмные круги под ними и трясущиеся руки.

– Давно хотела спросить, – произнесла Маша очень медленно. – Почему ваши сыновья похоронены за оградой кладбища? Это случайность? Или вам было так важно похоронить их так далеко, среди самых старых могил?

Судья вздрогнула и не сразу подняла голову, словно Машины слова могли быть обращены к кому‑то ещё.

– Что?

– Ваши сыновья, которые наведались к нам в гости сегодня ночью. Почему они похоронены за пределами кладбища? Я слышала, так раньше хоронили магов.

– Глупости! С чего это вы только придумали! – Судья скривилась и собиралась, наверное, сказать что‑то ещё, но в дверь постучали.

– Сидите, – бросила Сабрина, резко поднимаясь со своего места. Меч привычно лёг в её ладонь. Стук раздался снова – требовательный, деловой. Он не был похож на всё то, что творилось ночью, но от усталости Маше было всё едино.

– Может, не надо? – робко предложила она, покрываясь мурашками от одного вспоминая о шагах и царапании.

– Выйди, – передразнивая голос ночного гостя, прошелестела Сабрина и тут же рассмеялась. – Перестань.

Она вышла в прихожую и загремела железными засовами. Маша опустила голову на стол – страх отступал, давая место робким насмешкам над самой собой. Сейчас у неё было время посмеяться и подумать, что же всё‑таки происходило там, под окном. Было время – ровно до темноты.

Хлопнула дверь. Маша поднялась и пошла за подругой, ёжась от холодного утреннего ветра, впущенного в комнату. Наспех накинув куртку, она толкнула дверь и замерла на пороге. В комнате с бледно‑коричневыми шторами было не разобрать, а на улице оказалось совсем светло.

В нескольких шагах от крыльца стояли Сабрина и Рок. Вероятно, услышав, как хлопнула дверь, Сабрина оглянулась и приоткрыла рот, словно собиралась что‑то сказать, но так и не решилась. Рок вполголоса произнёс всего одно слово – Маша не разобрала, ветер вдруг рванул в другую сторону, – и Сабрина повернулась к собеседнику.

Решив, что та и так всё расскажет, тем более что Маша основательно продрогла, она захлопнула дверь. Хлюпая носом, ушла в комнату. Есть не хотелось, разве что горячего чаю, но его ведь надо было греть, приносить с веранды ведро с колодезной водой, наливать в чайник. Потом, может быть. Она собиралась всего минуту полежать под одеялом. Согреться и дождаться Сабрину, чтобы выспросить её, зачем так рано утром демоны принесли Рока.

Минуту. И не заметила, как заснула.

Она проснулась рывком, резко села и сжала зубы от того, как застучала в виски боль. Сабрина сидела на соседней кровати, привалившись к стене и, нахмурившсь, рассматривала Машин блокнот. Кипа изрисованных схемами листов громоздилась тут же, у её ног.

– Отдай, – ворчливо потребовала Маша, хватаясь теперь за затылок. Сонная одурь никак не проходила, во рту было сухо, в ушах шумело, а ладони стали влажными. – Не люблю, когда мои записи читают. Почему ты меня не разбудила?

– Прости. – Сабрина закрыла блокнот и уложила его сверху бумаг.

– Который час? – Она потянулась к подоконнику за мобильным телефоном, но неверная после сна рука сорвалась, телефон упал на пол. Выпала и отлетела под кровать батарейка.

– Уже около двенадцати, – отозвалась Сабрина, помогая ей достать мобильный из‑под кровати. Она перебралась на Машину постель и устроилась на самом краю. – Послушай.

Маша завозилась, сбрасывая одеяло. Пискнул телефон, на его экране ожило приветственное сообщение. Она приложила его холодное тельце к горящей, словно в лихорадке, щеке, но легче не стало.

– Что‑то случилось?

– Сегодня утром Рок рассказал мне, что на кладбище нашёл ещё один костёр. И собака в нём была уже побольше. И запах от него весь день по деревне. – Уголки её губ брезгливо дёрнулись. – В общем, если ты хочешь…

– Пойдём, – пробормотала Маша. Сон как рукой сняло.

Птицы больше не кричали. Они безмолвными фантомами сидели везде: на ветках деревьев, на покосившихся памятниках и крестах со стёртыми датами. Пока Маша и Сабрина пробирались в противоположную от ручья часть кладбища, ни одна из птиц не вспорхнула.

Запах мертвечины и палёного мяса становился всё нестерпимее. Маша нашарила в кармане куртки носовой платок и прикрыла им рот и нос. Стало лучше, но ненамного. Ради интереса она махнула рукой на ворону, устроившуюся на обмёрзшей оградке. Та отодвинулась, неторопливо перебрала когтистыми лапами, но не взлетела.