Через пару дней мне позвонил Черненко, расспросил, что и как было, сказал: «Возвращаю твоё объяснение, считай, что никто у тебя его не требовал и ты его не писал».

За сорок лет пребывания в партии и пятнадцать лет работы в «Правде» мне впервые пришлось писать объяснение по поводу обвинений в моей политической незрелости. Черненко быстро во всём разобрался, снял надуманные наветы.

Вот вам и живой труп!

О. Захаров:

— Я вспоминаю 1970 год, когда Черненко возглавлял Общий отдел ЦК и принимал меня на работу в качестве инструктора Общего отдела ЦК КПСС. Он был в добром здравии, полон творческих сил, работал много и самозабвенно, знал своё дело и был как бы правой рукой Брежнева. В отличие от других партийных деятелей Черненко был доступен для сотрудников отдела и руководителей с мест любого ранга. К нему обращались по различным житейским вопросам, и он многим оказывал конкретную помощь, редко кому отказывал. За это его ценили, благодарили за чуткость и бескорыстие.

Д. Кунаев:

— 9 февраля скончался Ю.В. Андропов. В день его смерти собралось Политбюро, чтобы решить, кому быть Генеральным секретарём ЦК КПСС. Тихонов внёс предложение рекомендовать Пленуму ЦК КПСС кандидатуру К.У. Черненко.

Избрание Черненко Генеральным секретарём ЦК КПСС было нашей ошибкой. Мы знали, что он аккуратист, строго следит за прохождением документов, но на роль лидера явно не годился. Во время рассмотрения его кандидатуры ни один из членов Политбюро не выступил. Черненко стал генсеком при гробовом молчании членов ПБ. На внеочередном пленуме ЦК КПСС 13 февраля 1984 года он был единогласно избран Генеральным секретарём партии. И ведь не только я, все мы, члены ПБ, понимали, что по своему уровню культуры и знаний, государственной мудрости он не отвечал тем требованиям, которые были совершенно необходимы первому лицу государства. Но мы, хоть и молча, проголосовали «за». Думаю, не только меня мучили угрызения совести. Но оправдания нашему всеобщему малодушию нет. Во время его руководства не было рассмотрено ни одного крупного вопроса внутренней жизни страны, катилась политика по наклонной и в международных делах. Больному Черненко было просто не по плечу руководить великой и мощной страной.

Любопытно, что Д. Кунаев говорит о «нашей» ошибке. Он имеет в виду старую гвардию в Политбюро? Выходит, она держала совет по этому поводу и кандидатура Черненко была консолидированной? Чьи кандидатуры обсуждались ещё?

В среде бывших аппаратчиков ЦК последнее время бродит и вовсе невероятная версия. Мол, кандидатуру Черненко провели в генсеки ярые прозападники. В Политбюро ещё со времён Ленина и Сталина боролись между собой два крыла — прорусское и прозападное. Черненко представлял первое направление. Одной из последних его акций было вручение 27 декабря 1984 года — за полтора месяца до кончины — Золотых Звёзд Героев Социалистического Труда группе русских «почвенных» писателей — Анатолию Ананьеву, Анатолию Иванову, Сергею Сартакову, Георгию Маркову, академику-литературоведу Михаилу Храпченко. Горбачёва считали представителем прозападного направления.

И вот прозападники, зная о неизлечимой болезни Черненко, сговорились и избрали его генсеком, чтобы окончательно дискредитировать прорусское направление. Народ, не искушённый в политических интригах атлантистов, инстинктивно отвернулся от такого лидера и затосковал по нормальному руководителю. Вспомним, как восторженно приветствовали появление на посту генсека молодого, здорового, улыбчивого Горбачёва.

Не надо было избирать Черненко! К сожалению, представители прорусского направления в Политбюро поняли это слишком поздно. Надо было выдвигать Устинова — притом сразу после смерти Брежнева. Андропов спутал все карты, оборвал чёткую линию преемственности власти.

Е. Чазов:

— Его пытаются изобразить простым канцеляристом, оформлявшим документы. Это глубокое заблуждение. Да, он не был эрудитом, не имел он и своих идей или конструктивных программ. Ему было далеко не только до Андропова или Косыгина, но даже до догматика Суслова. Но вряд ли кто-нибудь лучше, чем он, мог обобщить коллективное мнение членов Политбюро, найти общий язык в решении вопроса с людьми прямо противоположных взглядов — Андроповым и Сусловым, Устиновым и Косыгиным. Но самое главное, благодаря чему он всплыл на поверхность, было то, что никто лучше него не понимал, чего хочет Брежнев, и никто лучше Черненко не мог выполнить его пожелания или приказания.

Надо сказать, что делал это Черненко подчёркнуто ответственно; любой, даже самый мелкий вопрос окружал ореолом большой государственной значимости. Вспоминаю, как он гордился, составив с группой консультантов небольшое заключительное выступление Брежнева на XXV съезде, где, кроме нескольких общих фраз, ничего не было.

Очень часто у нас пытаются связать восхождение к власти с интересами и поддержкой определённых политических групп. Если это можно сказать о Брежневе, то восхождение к руководству и Андропова, и в большей степени Черненко определялось сложившейся ситуацией. Но если приход Андропова к руководству означал новый курс, новые веяния, новые подходы, то мягкий, нерешительный, далёкий от понимания путей развития страны, общества Черненко вряд ли мог что-нибудь принести народу. Справедливости ради надо сказать, что при всём при том он был добрый человек, готовый по возможности помочь, если это не шло вразрез с его интересами и интересами Брежнева.

Понимая, что обращаться к Брежневу в силу слабости его памяти, да и определённого его отношения к просьбам, бесцельно, я, как правило, обращался (не по своим личным вопросам) к Черненко, и ему удавалось удовлетворить эти просьбы через Генерального секретаря и моего пациента.

В. Гришин:

— Константин Устинович Черненко по натуре был добрым человеком, отзывчивым и внимательным к товарищам по работе, старался помочь в решении вопросов, которые ставились в ЦК КПСС местными партийными организациями. Он много трудился, хорошо вёл свой ответственный участок в ЦК партии. Умел работать с документами, что в партийном деле имеет большое значение.

К нему хорошо относились и высоко ценили его качества Л.И. Брежнев, Ю.В. Андропов, другие члены Политбюро и Секретариата ЦК КПСС. Будучи человеком порядочным и добрым, он, к сожалению, не обладал необходимым опытом самостоятельной работы, нужным для политика такого масштаба, как Генеральный секретарь ЦК КПСС, руководитель СССР.

В. Фалин:

— Что было бы со страной, со всеми нами, если бы Брежнев настоял на том, чтобы ему наследовал Черненко? В 1980–1981 годах Генеральный носился с этой идеей и в одном из разговоров с Черненко — сообщаю вам факт, а не слух — сказал: «Костя, готовься принимать от меня дела».

Не исключаю, что те же слова в это же самое время слышал от него и кто-то другой. При всех дворах практикуются подобные игры. Но Черненко выделялся особой преданностью Брежневу, не давал ни малейшего повода заподозрить себя в желании подпиливать ножки трона, на котором восседал немощный Генеральный, и это могло перевесить.

Сам постиг или обстоятельства его к этому побудили — осталось нерасшифрованным, но в конце концов Брежнев остановился на Андропове. Оптически решение сделать его кронпринцем оттенялось переводом Андропова на роль второго секретаря в ЦК КПСС и первого при встречах и проводах.

Кто знает, если бы Черненко стал генсеком сразу после смерти Брежнева, может, и не было бы «рыбки а ля Федорчук», отдыха на противопоказанных ему курортах и прочих туманных обстоятельств, которые разрушили его здоровье.

Е. Лигачёв:

— Особо обязан сказать о том, что Черненко, который был необычайно близок к Брежневу и обладал колоссальным в ту пору влиянием, умудрился не запачкать своё имя коррупцией. Вокруг Брежнева фактов злоупотреблений было немало, а Черненко возможности на этот счёт имел немыслимые, он мог бы грести не только пригоршнями, но и ворохами. Только мигни, только намекни — и его завалили бы «сувенирами», отблагодарили бы превелико за помощь. Чтобы не оказаться втянутым в злоупотребления, Константину Устиновичу действительно надо было проявить твёрдость. Он был человеком весьма скромным в быту и житейских делах.