— Стой! — наконец окликнули меня. — Кто идёт?

— Свой.

— Слово!

— Да как мне его знать, болван, коль я только из Квайра? — сказал я лениво. — Кликни кого, пусть меня проведут к досу Угалару.

Он поднял фонарь, разглядывая меня. Богатое платье, блестящий из-под мехов панцирь, великолепный конь вполне его убедили; он вытащил сигнальный рожок и коротко протрубил. Я дождался, пока прибегут на сигнал, и велел тому, кто был у них старшим:

— Проводи к досу Угалару.

— По приказу командующего в лагерь пускать не велено. Извольте пройти к их светлости.

— Ты что, ополоумел? Иль, может, по-квайрски не разумеешь? К досу Угалару, я сказал! Или у тебя две головы, что ты не страшишься гнева славного доса?

Он долго глядел на меня, и, наконец, решил:

— Ладно, биил. Только не прогневайтесь: спешиться вам придётся да оружие отдать.

Я скорчил недовольную мину и спрыгнул на землю. Снял ружьё, отстегнул саблю, вынул из ножен кинжал. Солдат бережно принял оружие, глянул на вызолоченную рукоять и передал одному из своих. Повернулся и повёл меня в темноту.

А в шатре Угалара не было — он ужинал с Криром и Эсланом. Я велел провожатому:

— Ступай и скажи славному досу, что к нему человек из столицы. Да не ори, потихоньку скажи!

— А если спросят, кто такой скажи!

— Он меня знает.

Солдат ушёл, а я присел на резной сундук и привалился к податливой стенке. Так и сидел, пока не вошёл Угалар. Был он весел — наверное, пропустил не одну чашу — и опять я залюбовался диковатой его, разбойничьей красотой.

— Мне доложили, что вы прямо из столицы. Это правда, биил… — он прищурился, вглядываясь, — биил Бэрсар?

— Он самый, — подтвердил я с поклоном.

— Господи всеблагой! — воскликнул он и поскорей задёрнул выходную завесу. — Да как вы на это решились?

— Нужда заставила, славный дос. Вы позволите мне присесть? Три дня в седле.

— Так вы и правда из столицы?

— Да, и с печальными вестями.

Он хмуро покачал головой, кивнул, чтобы я садился, и сам уселся напротив.

— Так что в Квайре? Говорите же, не томите душу!

— То, чего надо бояться, — и я рассказал историю бунта — как он выглядел со стороны. Угалар слушал молча, но когда я дошёл до самоубийства локиха, сплюнул в сердцах, вскочил и заходил по шатру. Так и метался, пока я не замолчал, а потом подошёл, встал надо мною, свирепо сверкнул глазами:

— Значит, дорвались-таки до власти?

— Скажем иначе, славный дос. Подобрали то, что валялось. Благодаря покойному кору Тисулару…

— Как, Тисулар мёртв?

— Он имел глупость показаться на улице в обществе известного вам гона Симага Эртира. Говорят, чернь разорвала их в клочья.

— И вы после этого осмелились ко мне прийти?

— А к кому ещё я мог прийти? Квайр в опасности, славный дос, и я прибыл к вам по поручению акиха Калата…

— Не знаю такого и знать не хочу! Да осмелься кто другой сказать мне такое… да он бы уже на суку болтался!

— Я в вашей власти, славный дос, но надеюсь, вы сначала выслушаете меня.

— Говорите, — с трудом обуздав себя, приказал он.

— Аких Калат не жаждет короны. Власть он взял только до того дня, когда Совет Благородных изберёт нового государя.

— Хотите, чтобы я поверил?

— Хочу. Калат понимает, что знать не потерпит его воцарения, и слишком любит Квайр, чтобы обречь его на долгую смуту. Не думаю, что он легко согласится уйти в темноту, но Квайром столько лет правили дураки, что умный правитель пойдём ему на пользу.

— Пожалуй, — проворчал Угалар.

— Но это все будущее, славный дос. Есть вещи и поважней.

— Какие же это?

— Война с Кеватом.

Он как-то сразу потемнел, пошёл и сел на место.

— Через два месяца Квайр будет втянут сразу в две войны. По силам ли это нам?

Он хмуро покачал головой и спросил:

— Вы так уверены?

— Да. В столице перебили почти тысячу кеватцев. Отличный повод для Тибайена.

— Ну, Тисулар! — он крепко, по-солдатски выругался. — Так что вы хотите?

— Нужен мир, дос Угалар. Надо развязать руки.

— Мне, что ли, мира запросить?

— Нет, конечно. Просто, если я получу согласие — ваше и доса Крира, я отправляюсь к Тубару, чтобы заключить перемирие. У меня есть полномочия.

— Господи помилуй, биил Бэрсар! Да ведь старик лютее сигарла! Вы и рта-то не раскроете! Много у меня грехов, а этого на душу не возьму! Как хотите, а я вас на верную смерть не пущу!

— Я уже виделся с Тубаром, славный дос, и ушёл живым. Есть дело, которое для меня гораздо трудней, и я осмелюсь просить помощи у вас.

— Ну?

— Я хотел бы, чтобы вы немедленно переговорили обо всём с досом Криром.

— А вы что, боитесь?

— Я ничего не боюсь, — сказал я устало. — Просто я привёз грамоту акиха Калата, заверенную акхоном и печатью Совета Благородных, где мне предписывается в случае, если дос Крир признает власть временного правителя и согласится на мир с Лагаром, объявить его главнокомандующим взамен кора Эслана, смещённого приказом акиха, и возвести в подобающее ему достоинство калара Эсфа.

— Да ваш Калат просто грязный торгаш! Неужто он думает купить Крира?

— Покупают только тех, кто продаётся, — ответил я сухо. — Калат всегда считал доса Крира лучшим из квайрских полководцев. А титул — это отнюдь не плата за признание. Всего лишь возможность командовать, не уязвляясь насмешками высокородных ничтожеств. Кстати, сам аких титула себе не взял, потому что кошку перьями не украсишь. Так вот, славный дос, я прошу вас изложить это все досу Криру как раз для того, чтобы избавить его от встречи со мной, если он сочтёт моё предложение недостойным. Надеюсь, в просьбе моей нет ничего оскорбительного для вас лично?

— Простите, биил Бэрсар. Я был неправ. В ваших словах нет ничего оскорбительного и для Крира. Хотите, чтобы я сразу пошёл?

— Да, славный дос. Через три дня я уже должен быть в Лагаре.

Он ушёл, а опять привалился к стене, подумал о Суил, о Баруфе, а потом вдруг сразу уснул — словно упал в колодец. И сразу — как мне показалось — проснулся.

Голос Угалара:

— Ну, что я тебе говорил?

— Хорош! — ответил другой, незнакомый голос.

— Биил Бэрсар! — сказал Угалар погромче; я открыл глаза и сразу вскочил.

— Счастлив увидеть вас, славный дос Крир!

— И я вас, биил Бэрсар.

Крир был высок — пожалуй, с меня ростом, только куда плотней; лицо широко, тронутое оспой, властный рот, ум и жестокость в небольших, холодных глазах. Он не тратил времени на поклоны.

— Угалар мне все передал, но у меня есть один-два вопроса. Надеюсь, вы соблаговолите на них ответить?

— К вашим услугам, славный дос.

— Вы — вы доверенное лицо акиха.

— Да.

— Значит, он предлагает мне командование?

— Да, — я уже понял, куда он клонит.

— А разве это не предательство, биил Бэрсар? — с какой-то свирепой нежностью осведомился он.

— Предательство кому? — зря я позволил себе задремать, теперь меня страшно клонило в сон, и голос звучал равнодушно и вяло. — Локих ушёл из жизни, не оставив наследника. Единственный претендент на престол — кор Тисулар, тоже мёртв. Коры Эслан и Алнаб, как незаконнорождённые, не имеют права наследования. Сейчас единственное законное правительство — Совет Благородных под председательством акиха Калата.

— А кто мне докажет, что это не одна из ловушек Тисулара? — с кровожадной нежностью спросил меня Крир.

— Никто. У меня есть грамоты, но грамоты можно подделать. А новости до вас дойдут дня через два. Я ехал тайными тропами и обогнал всех гонцов. — Тут я всё-таки зевнул во весь рот. — Молю о прощении, славные досы. Две ночи не спал.

— А если я всё-таки сумею проверить ваши слова?

— У вас есть способ?

— Да. Умелые парни — у них, бывает, и мёртвые говорят!

— Что толку меня пугать, славный дос? — с трудом подавив зевок, отозвался я. — Будь я трусом, я бы с Охотником не связался.

Теперь я притворялся: спать мне совсем расхотелось.