Научный подвиг Магеллана, корабли которого совершили первое кругосветное плавание, был бы невозможным, если бы выдающийся мореплаватель руководствовался наиболее распространённым в его годы и «очевидным» представлением о плоской форме Земли. «Коперник геометрии» — великий русский математик Н. И. Лобачевский явился создателем новой геометрической системы, коренным образом изменившей наши представления о природе пространства. Но для создания своей системы Лобачевский должен был отказаться от целого ряда очевидных положений. В частности, он отказался от аксиомы о том, что через точку, лежащую вне прямой, можно провести в той же плоскости только одну прямую, которая не пересекает данной.

Таких примеров, когда сомнение в очевидных, на первый взгляд, фактах приводило в конечном счёте к выдающемуся открытию, можно привести из истории науки множество. Недаром Карл Маркс в анкете, предложенной его дочерьми, на вопрос «Каков ваш любимый лозунг?» ответил: «Подвергай всё сомнению!»

Новые этимологические объяснения нередко также появляются в результате отказа от какой-то очевидной или, по крайней мере, общепризнанной точки зрения. Мы уже имели возможность убедиться в ошибочности этимологических сопоставлений типа немецкое habe ‘имей’ — латинское habe ‘имей’, несмотря на кажущуюся «очевидность» приведённого сопоставления, которое, казалось бы, оправдано полной фонетической и семантической тождественностью этих слов.

Поскольку всякое сложное этимологическое исследование обязательно бывает связано с фонетическим, словообразовательным и семантическим анализом, не удивительно, что выводы, полученные в каждом из этих аспектов исследования, могут противоречить друг другу. Это один из наиболее распространённых источников появления различных, часто исключающих одна другую этимологий.

Если вы в двух этимологических словарях русского языка встретите два разных объяснения одного и того же слова, то не думайте, что один из авторов обязательно чего-то не знает или чего-то не понял (хотя не может быть исключена и такая возможность). Во многих случаях подобные расхождения объясняются неодинаковой оценкой одних и тех же фактов, известных обоим авторам. Ведь если самые эти факты противоречивы, то далеко не всегда можно с достаточной лёгкостью определить, какие из аргументов «за» и «против» следует признать более убедительными. Одни исследователи придают большее значение аргументам «за», другие — «против». В итоге появляются различные точки зрения на вопрос о происхождении того или иного слова, и эти точки зрения могут быть оформлены в качестве двух или нескольких спорных гипотез.

Возьмём пример с этимологией слова невеста (в древнерусском языке — невљста). Конечное — та в этом слове — суффиксального происхождения. Легко вычленяется из слова и отделяется от древнего корня также начальное не-. В корне — вљс- звук с появился в результате изменения первоначального д перед т (сравните бре-д-у — брес-ти, кра-д-у — кра-с-ть, е-д-им — е-с-т и т. п.). В этом учёные единодушны. Но какое значение имел восстановленный в результате фонетического и словообразовательного анализа корень вљд-? По этому вопросу мнения этимологов резко разошлись. В чём же причина этих расхождений?

С фонетической точки зрения, наиболее убедительной представляется этимология, согласно которой слово невљста восходит к форме *не-вљд-та ‘неизвестная’ (к глаголу вљдать ‘знать’). В пользу этого объяснения можно привести и такое древнерусское слово, как изевљст(ый) ‘известный’.

Но против этимологии невљста ‘неизвестная’ говорят факты семантического порядка. Во-первых, как показывает анализ родственных языков, корень глагола вљдать — в отличие от знать — в древности употреблялся лишь применительно к вещам, а не к людям. Во-вторых, ни в одном языке сторонники этой этимологии не смогли обнаружить названия невесты или молодой жены (сравните русск. невестка) с исходным значением ‘неизвестная’.

В семантическом плане гораздо более убедительной выглядит другая этимология слова невеста, возводящая его к форме *нево-вед-та ‘новобрачная’. Корень вед- в значении ‘жениться’ известен в литовском языке: vedu [вядý] ‘женюсь’, vesti [вясти] ‘жениться’. В древнерусском языке тот же самый корень выступает с огласовкой о: водити жену ‘жениться’. В целом ряде языков производные этого корня имеют значение ‘невеста’. А литовское диалектное слово nauveda [наувядá] ‘новобрачная’ как по своей структуре, так и по значению полностью соответствует древнерусскому слову невеста.

Но и у этой этимологии имеются слабые стороны, В частности, при таком объяснении не совсем понятным является корень вљд- в слове невеста, где мы встречаем гласный љ («ять») — при наличии простого е у глагола веду, вести. Не совсем ясным представляется также изменение начального нево- (сравните греч. ne(v)os [нéвос] ‘новый, молодой’) в не- (гаплология?).

Таким образом, фонетический анализ слова невеста говорит скорее в пользу первой из двух изложенных этимологии. В то же время анализ семантический не менее убедительно подтверждает правдоподобность второй этимологии. В зависимости от того, какие из этих аргументов представляются более основательными, учёные и придерживаются одной из рассмотренных этимологии.

Конечно, далеко не всегда вопрос о предпочтении при выборе одной из двух этимологии решается столь же трудно, как в случае со словом невеста. Нередко внимательный анализ всех основных аргументов «за» и «против» позволяет довольно решительно принять одно из имеющихся объяснений, отвергнув при этом все остальные.

Загляните, например, в словарь А. Г. Преображенского и в «Краткий этимологический словарь русского языка» Н. М. Шанского, В. В. Иванова и Т. В. Шанской. В первом из них (а также в словаре М. Фасмера) приведена наиболее распространённая этимология слова площадь, согласно которой это слово связано по своему происхождению с прилагательным плоский. В «Кратком этимологическом словаре» наиболее вероятной признаётся новая этимология слова площадь, предложенная итальянским языковедом В. Пизани.

Согласно этой этимологии, русское слово площадь было заимствовано через старославянский язык из греческого, где слово *plateiades [платиáдес] представляет собой форму именительного падежа множественного числа от существительного plateia [платúа] ‘улица, площадь’.

В чём заключается слабость этой этимологии? Прежде всего, ни в древнегреческом языке, ни в греческих церковных текстах (откуда анализируемое слово скорее всего могло бы проникнуть в старославянский язык) нет никаких следов предполагаемой формы *plateiades (именно поэтому она приведена здесь под звёздочкой)[124]. Кроме того, формы множественного числа на — ades для существительных на — а распространились в греческом языке уже после того, как в славянских языках закончился процесс изменения *-tj- → — щ-, -ч- (svetja → свеща, свеча). Поэтому передача греческого — teia- в слове *plateiades посредством русского — ща- выглядит неправдоподобной.

Но самое главное возражение против новой этимологии состоит в том, что площадь без особого труда этимологизируется на славянской (русской) почве.

В древнерусском языке засвидетельствовано существительное площь ‘плоскость, ширина’. Сочетание — cк- в слове плоский относится к — щ- в словах плащ и площадь так же, как и в случаях: воск — навощить, писк — пищать, искать — ищу и т. д. Таким образом, с фонетической стороны, сопоставление слов плоский и площадь не вызывает никаких возражений.