На это Пьер д’Эпинак возразил, что обращение, продиктованное соображениями государственного интереса, не может внушать доверия католикам. Однако это возражение не имело должного отклика, поскольку новость об обращении короля уже облетела Францию. Дабы устранить сомнения, Генрих IV собственноручно написал ряду церковных деятелей послания, в коих проинформировал их о своем решении. Парижским кюре, проповедовавшим умеренные взгляды, он направил приглашение прибыть 15 июля в Мант, дабы наставить его в католическом вероучении.

Генрих IV руководствовался отнюдь не религиозными, но исключительно государственными интересами. Глубина его личной религиозности остается тайной, известной только ему и Богу. Его частная жизнь позволяет предполагать, что понятие греха не слишком занимало его и что он считал себя достаточно великим и высокородным, чтобы глумиться над требованиями приличия и общепринятой морали. Вместе с тем обращение короля, даже если оно диктовалось исключительно политическими соображениями и не было вполне искренним, в тот момент оказалось большим благом для королевства.

Испанцы, пораженные заявлением архиепископа Буржского на конференции в Сюрене, попытались купить достаточное число голосов депутатов Генеральных штатов, чтобы провести свое решение в пользу инфанты. Однако когда четыре испанских делегата во главе с герцогом Фериа, в насмешку прозванные «четырьмя стихиями», через Майенна предложили эту кандидатуру, она была встречена без энтузиазма. Тогда Филипп II вместо нее предложил своего племянника Эрнста Австрийского, который, женившись на инфанте и унаследовав императорский престол, включил бы Францию в ее состав и тем самым восстановил бы империю не только Карла V, но и Карла Великого. Однако эту кандидатуру отвергли даже представители Сорбонны, заявив, что подобный вариант был бы оскорбителен для достоинства Франции.

Штаты спасли свою честь, высказавшись за возведение на престол французского принца, но при этом ослабили свое решение, допустив, что этот принц мог бы жениться на инфанте, что оставило бы проблему нерешенной, а угрозу для государства неустраненной. В тот момент пробудилось чувство собственного достоинства у Майенна и архиепископа Лионского, заявивших, что они не могут выбирать королеву, еще не зная, кто будет королем. В разгар этих дискуссий и Парижский парламент заявил протест Майенну, обвинив его в том, что под предлогом защиты религии он отдает королевство иностранному государю.

Предложение испанцев выдать инфанту замуж за юного герцога Гиза, который стал бы родоначальником новой династии, не нашло отклика. Возобладало мнение роялистов, и «политики» отказались от своих сомнений относительно объявленного обращения короля. Вместе с тем депутаты поддержали тезис о том, что только папа имеет право отпустить королю Наваррскому его прегрешения и обратно принять его в лоно церкви. Роялисты возразили против этого, сославшись на независимость Французского королевства и права галликанской церкви.

Пока депутаты изощрялись в словопрениях, Генрих IV, желая ускорить ход событий и полагая, что срок перемирия истек, вновь взялся за оружие, осадил и взял (17 июня 1593 года) город Дрё, имевший ключевое значение для продовольственного снабжения Парижа. После этой демонстрации силы роялисты обратились к лигёрам с предложением о заключении мира. На сей раз их предложение, несмотря на давление со стороны испанцев, было услышано, и 31 июля 1593 года противоборствующие стороны подписали перемирие на три месяца. К тому времени Генрих IV уже шесть дней был католиком.