Жанна д’Альбре не одобрила возвращение своего товарища по оружию на службу к французскому королю и вскоре также оставила Ла-Рошель, чтобы возвратиться в свои владения. Из По, где подданные оказали ей исключительно радушный прием, она написала Карлу IX, объяснив свой отъезд в направлении, противоположном Парижу, где ждали ее прибытия, необходимостью подлечиться на водах. Генрих собственной рукой приписал несколько любезных слов, смысл которых представляется таинственным: «Здесь так много возможностей приятно провести время, что я счел бы себя еще более счастливым, если бы смог однажды увидеть вас здесь». Неужели речь шла о приезде христианнейшего (то есть католического) короля Карла IX в По, в этот оплот протестантизма? Причем именно тогда, когда Жанна д’Альбре не теряла даром времени, активно искореняя в Беарне католицизм. Кальвинистский культ, крещение по кальвинистскому обряду и преподавание кальвинистского вероучения стали обязательными. Церковный совет при королеве осуществлял управление конфискованным у католической церкви имуществом, используя получаемые доходы на содержание протестантских священников и школ, а также на оказание помощи бедным. Если приписка, сделанная Генрихом Наваррским, не была шуткой (надо сказать, сомнительного свойства), то на что он рассчитывал, приглашая в гости французского короля? Не исключено, что сближение Карла IX с Колиньи породило в среде католиков панические слухи о готовности монарха принять веру адмирала.
Тем временем Екатерина Медичи продолжала настойчиво воплощать в жизнь свой матримониальный проект, ничуть не смущаясь упрямством Жанны д’Альбре. Для вящей убедительности она представляла это на публике как дело практически решенное, хотя еще предстояло преодолеть главное препятствие — получить из Рима папское разрешение на брак. Оно было вдвойне необходимо: по причине как близкого кровного родства Генриха и Маргариты, так и различия их религиозной принадлежности. При этом Екатерина, дабы сформировать выгодное для себя общественное мнение, демонстративно закупала в Париже драгоценности для приданого невесте. А Жанна д’Альбре, несмотря на ухудшение самочувствия, продолжала упрямиться, игнорируя все уговоры то и дело прибывавших в По эмиссаров королевы-матери. Тогда на свет божий вновь извлекли затасканную версию о незаконности брака Жанны с Антоном Бурбоном, дав понять, что папа вместо того, чтобы дать разрешение на брак Генриха Наваррского с Маргаритой Валуа, объявит его бастардом, и тогда ему не носить короны — ни Наваррского, ни тем более Французского королевства. Угроза показалась Жанне д’Альбре реальной, и она, опасаясь за судьбу сына, дала свое принципиальное согласие на его брак с католичкой, правда, выдвинув при этом ряд условий: Карл IX должен отдать Гиень в качестве приданого за своей сестрой; сама она едет в Париж на переговоры одна, оставив сына в Беарне; Гатинский крест, установленный в Париже на месте разрушенного дома казненных гугенотов, надлежит снести; наконец, крепость Лектур, всё еще удерживаемая королевским гарнизоном, должна быть передана протестантам.
Последние месяцы 1571 года выдались трудными для Жанны д’Альбре. Ее здоровье не только не шло на поправку, но и заметно ухудшалось. Генрих, получив серьезные ушибы при падении с лошади, лежал в постели. Люди из ее окружения докучали противоречивыми советами: если одни видели в предстоящем браке залог мира, то другие пророчили дальнейшие осложнения от этого заведомо обреченного на неудачу брака. Осознав бессмысленность дальнейших проволочек, Жанна в конце ноября объявила, что в ближайшее время отправляется в путь. 8 декабря, прибыв в Нерак в сопровождении баронов графств Арманьяк и Альбре, она узнала, что Лектур все еще занят королевским гарнизоном. В ответ на ее жалобу Екатерина Медичи решила уступить и приказала Бирону покинуть город. Причин медлить больше не было, и Жанна д’Альбре с дочерью Екатериной и племянником Конде направилась к королевскому двору Франции. Генриху, сопровождавшему их до Ажана, она строго-настрого наказала оставаться в Беарне до тех пор, пока не будут согласованы все условия заключения брака, и отправляться в путь, лишь получив от нее письмо-пароль определенного содержания — только так можно было избежать провокационного вызова подложным или написанным под принуждением письмом. 13 января 1572 года мать и сын попрощались, чтобы более уже не свидеться на этом свете.
Брак по расчету
Тем временем из Рима от папы вместо долгожданного разрешения на брак прибыл легат, имевший предписание любой ценой расстроить матримониальные планы Екатерины Медичи, но та была непреклонна. Проявив недюжинный дипломатический талант, она сумела погасить разгоравшийся скандал, не настроив против себя Святой престол и не дав Жанне д’Альбре повод усомниться в искренности своих намерений. Встреча двух дам состоялась 15 февраля 1572 года в замке Шенонсо и прошла в обстановке видимой сердечности. Спустя несколько дней Жанна и ее дочь Екатерина встретились с Маргаритой, и все трое остались довольны друг другом, особенно младшая из них, восторженно отзывавшаяся в письме брату о его невесте. Не забыла она сообщить и о том, что у нее появился молочный братик — осленок: от перемены климата она немножко приболела, и в лечебных целях ее поили молоком ослицы, кормившей тогда свое чадо, с которым и свела знакомство Екатерина. Словом, пока всё шло хорошо, но было бы еще лучше, если бы Маргарита уважила настойчивые просьбы предполагаемой свекрови отречься от католицизма, однако та ни при каких условиях не соглашалась порвать с верой своих предков, которую приняла при крещении. К сожалению для Жанны, это было не единственным ее огорчением. Многое раздражало суровую гугенотку, и она изливала свою горечь в наставлениях сыну, коими обильно насыщала свои письма к нему. Едва ли Генрих впоследствии воспользовался ими, и особенно мало пригодился ему совет матери не марать себя недостойными амурными похождениями.
О характере и нравах Маргариты Валуа Генрих Наваррский был достаточно осведомлен задолго до свадьбы и не питал ни малейших иллюзий на сей счет. Он с юных лет усвоил привычку на многие (если не на все) вещи смотреть с иронией, которая с годами перейдет в цинизм, столь органичный для Генриха, что, как говорится, на него трудно было даже обижаться. Современники отмечали, что юный принц Наваррский над всем смеется, и накануне своего бракосочетания он с легким сердцем откровенничал, что королевский двор Франции, при котором уже заняты должности главного канцлера, главного хранителя печати и главного шута, может пожаловать ему только одно достоинство — главного рогоносца! Он не намерен был требовать от будущей супруги любви и верности, поскольку и сам не собирался в чем-либо ограничивать себя.
При королевском дворе в Блуа, где наконец-то была принята Жанна, не могли говорить ни о чем другом, кроме войны в Нидерландах. Прибывавшие из Англии послы вели переговоры о заключении союза, который усилил бы сопротивление восставших нидерландских провинций испанскому господству. Папский легат отбыл в крайнем раздражении, так ничего и не добившись. Сразу же после его отъезда Карл IX лично встретился с Жанной, дабы засвидетельствовать ей свое почтение, а заодно и поторопить с подписанием брачного контракта. Королева Наваррская изживала в себе последние сомнения. Отчаявшись обратить в свою веру будущую невестку, она хотела бы соблюсти по крайней мере приличия, сохранить собственное достоинство перед лицом единоверцев. Полная решимости достичь намеченной цели, Екатерина Медичи согласилась на то, чтобы ее будущий зять оставался протестантом, однако более непримиримая Жанна д’Альбре все никак не могла сжиться с мыслью о заключении смешанного брака, при котором ее будущая невестка оставалась бы католичкой. Генрих Наваррский, получавший информацию о переговорах в Блуа, весьма скептически относился к возможности достижения согласия, о чем, похоже, ничуть не сожалел. Не стремилась к этому браку и Маргарита Валуа, вероятно, все еще весьма благосклонная, и не только на словах, к Генриху Гизу. Известно ли было королеве Наваррской об этой связи? Вполне вероятно.