Инкогнито папенькино нынче зыбко. Шепчется народ о том, что душа Ивана Даниловича вернулась в этот мир, чтобы сыну помогать — не иначе, кто-то что-то приметил. Но кроме укрепления авторитета ныне здравствующего и правящего Григория Ивановича, ничего из слухов тех не произросло. Хотя количество посвящённых в эту тайну довольно велико. Ендрикские гвардейцы, да рота Кикинцев, да воспитанники, что рынд изображают — все уже знают о том, что якобы утонувший государь трудами неустанными помогает своему сыну справляться с ворохом проблем, которые тот создал и себе и всем окружающим.

Так вот, Иван Данилович с Борисом Алексеевичем действуют в основном путём переписки с приказами. То есть отдают письменные распоряжения и изучают отчёты об их выполнении. А вот Григорий Иванович составляет об этих действиях впечатление по личным наблюдениям и сообщениям ближних своих. Естественно, уличение дьяка во лжи или нерадении — рядовое событие, но всё более и более редкое. Изменять сам управленческий механизм государства смысла не имеет. Важно то, как работнички дело своё делают, а не то, как называются их должности. Ведь дьяки-то — государственные служащие и многие из них так и живут кормлениями, поскольку тоже являются боярами. Не военными, так и что с того?

Брусодорожный приказ пришлось учредить, а дорожный и почтовый к нему присоединить, да ещё и сигнальный создать и поставить с ними заодно — все под руку одного человека. Так вот в качестве главы ведомства сообщений и пришёл в столицу Кондратий.

Остальных же не трогали.

Много месяцев подряд не происходило сколь-нибудь заметных событий в Рысском государстве. Разве что в водах Ростоц-острова то и дело перехватывали франский корабль и приводили его к причалам столичной гавани. В остальной же жизни оживления не отмечалось. Тишина эта давалась Грише непросто. Мир менялся неохотно, брусовые дороги прокладывались медленно, казармы вокруг кузниц Зимы Агеича встали быстро, но с купцом возник спор из-за того, за чей счёт они будут содержаться. Почему-то хозяин железоделательного завода решил, что казна станет всё оплачивать.

Пришлось хорошо посидеть с ним за расчётами и увеличить цену на орудийные стволы, а то действительно не хватает ни на постройку новой домны, ни на содержание школы железоделательной, хотя, тут часть расхода пришлось принять на себя государю.

В неведомой Корневке крестьянин застрелил боярина — опять сам помчался дело разбирать. По всему выходило — застрелил правильно. Лютовал старый слуга государев. Поделом ему. Но по обычаю убийцу надо наказать. Своим судом приговорил парня к галерам, а женку его и детей велел на дальний остров выслать, всем в назидание. Про то, что галера эта как раз в том городке и стоит, куда отправили семью он, понятно, никому не сказал. И про то, что нового гребца к веслу не приковали — может же он забыть такую мелочь в сопроводительной записке указать. Был пахарь — стал моряк. Сам на довольствии и семья. Но всё это далеко на западе у Никиты. Оттуда вести иной раз месяц идут. И вообще — решительные люди на флоте нужны. Слушок же о том, сколь неловко царь жестокосердие своё проявил, пошел.

Подобных проблем приходилось ему решать множество и столичный остров объехать весь. Постепенно складывалась старая знакомая мысль, подслушанная им в кабаке ещё до боярского бунта. О дармоедах. Речь не о старых и немощных, не о больных или калеках. Чаще всего тон задавало лицо начальствующее. Как раз более всего — бояре. Живя в сытости и довольстве, они не прикладывали ни малейших усилий к тому, чтобы что-нибудь улучшить или изменить. Заставить их шевелиться могла только угроза наказания — лишения кормления и занимаемого места. Но как за всеми уследить? Ведь следящие-то — а они давно назначены и расположены на следующей ступеньке иерархической лестницы — ведут себя точно также. Пока не почуяли убыли в доходах, так и не почешутся.

В самой верхней точке властной пирамидки находится государь. Тех, кто подчинён ему непосредственно он сможет достаточно часто подгонять, проверять или наказывать. Но созданный им толчок угасает по мере того, как затрагивает всё большее и большее количество исполнителей Высочайшей воли. Он видит это своими глазами. Какую же угрозу требуется создать, чтобы навсегда лишить слуг отечества покоя, ощущения безнаказанности, чувства вседозволенности?

Прекрасная задачка. Таких он ещё не решал.

Что же, тут, пожалуй, не помешает поставить несколько экспериментов. Благо, папенька с Кикиным рутинные дела вершат и без него, то есть имеет он возможность подумать об основополагающем, о том, на чём основано взаимодействие людей в любом, как он понимает, сообществе.

Ещё в период ученичества Гриша частенько обращался за помощью к Наталье. И почему бы ему не начать с этого и сейчас? Где-то она нынче среди заводов железоделательных. Там оборудуют мастерские, в которых собираются проводить исследования сплавов меди с оловом и цинком, попросту бронзы и латуни. Прибыл из Нидерии ученый человек, так ему требуется для проверок мощный пресс. Вот с ним и колдуют. Не царица колдует, ясное дело. Она-то занята собиранием будущих учеников к этому месту и их обустройством.

Здесь на столичном острове государя знают в лицо во многих местах, но не там, куда он направляется. Поэтому оделся подмастерьем, а гвардейцев с собой не взял. Вышел раненько утром через садовую калитку, и — к брусовке. В вагончике его если и узнал кто, так виду не подал. Ну едет царь, так, наверное, надо ему.

За окошком — сделал их Кондратий в стенах тележек — промелькнули слободы, а потом и деревеньки стали встречаться — они густо расположены в этих местах. Следом начались казармы: откатчиков, шихтовщиков, пудлинговщиков — бараки со многими крылечками по длинной стороне, видимо для каждой семьи отдельный вход. Сразу достал книжицу и записал, что ставить их нужно из кирпича, крыть черепицей и дорожки между ними мостить. Не нынче, понятно, а на будущее. А то ведь деревянные в случае пожара сгорят в одночасье.

Потом была пересадка на другой путь, ведущий к северу — основная ветка уходила на восток к Порт-о-Крабсу. Тут Гришу точно никто в лицо не знал, и еще сложилось впечатление, будто эти люди ездят каждый день вместе — уж очень непринуждённой была беседа, словно между давно знакомыми людьми.

— Так что, Миш, по-прежнему у вас и кипит работа? Ни вздохнуть ни охнуть некогда?

— И не говори. Камень подвезли, раствор известковый лучшего качества, а боярин, которого прислали за стройкой надзирать, весь день на ногах — ни на минуту не присядет и другим не даст. Во всё лезет, повсюду тычется.

— А слух был, государыня нынче к Званску подалась, встречают там кого-то с корабля.

— Может и подалась, а может и нет. Уследи поди. Ни свиты при ней, ни охраны. Одета как все бабы. Уж сколь раз было, присядет наш неугомонный, дух перевести, а вечером она возьми да спроси — что же ты, родимый, плотников так поздно послал леса переставлять? Так что в Званск она поехала или к вам на карьер — это мы завтра узнаем, когда она возы с песком пересчитает, да у тебя — бригадира — спросит, куда подевались три недостающие?

Парни заржали. Посыпались шуточки на счёт того, что даже вот этот незнакомец, что смотрит в окно, может оказаться государем, или человеком от него.

Ехать искать Наташку больше было не нужно. Задачку за него решили эти работники. Напомнили непутёвому своему царю, что самая страшная угроза — неизвестность. Поэтому следует и ему, и Наташке, и ближникам их взять за правило бывать запросто повсюду, среди других людей ничем не выделяясь. Тогда или за руку поймают нерадивых распорядителей, или страха на них нагонят. Тут главное не специально отправляться для проверки ряженым, а жить такой жизнью, чтобы быть естественным и неотличимым от остальных.

Скажем, у папеньки это не получится — за многие годы публичного утверждения своего высокого статуса и походкой и позой и манерой речи, он потерял способность раствориться в толпе. Но есть они с Натальей, или Федот, или Тимоха, да тот же Агапий уже наловчился сливаться с фоном. Маловато их, конечно, будет для такой большой страны. Стоит подумать, как увеличить количество людей, которым он спокойно доверил бы, может и не всё государство, но заметное влияние на его судьбу.