Маша коснулась его рукава.

— Вы будете её искать? — через силу спросила она. Лучше бы не знать, но глупое упрямство заставляло стоять тут и требовать у Мифа ответы. Требовать, просить, просто смотреть на него, хоть бы избавиться от холодка, гуляющего по спине.

Миф повернулся к ней, растянул губы в ненастоящей улыбке. Глянул на манжет рубашки, который смялся под Машиными влажными пальцами.

— Будем, но не думаю, что это закончится успехом. — Он взял её за подбородок, больно сдавил. — И вот что с тобой делать, скажи пожалуйста. Скольких ты ещё создашь? Или уже создала?

Она вздрогнула. В пыльном коридоре вдруг стало нечем дышать. И воздух, и слова встали комом в горле.

— Что мне теперь делать? — прохрипела Маша.

Взгляд Мифа стал далёким и пустым. Он разжал пальцы, потёр их подушечками друг от друга, как будто выяснял, не запачкался ли. Серая пыль ложилась на его воротник.

— Чуть позже я вызову тебя к себе. Не уезжай пока. Попытаемся найти выход, не такой как в прошлый раз.

Миф расправил смятый Машей рукав и повернулся к лестнице, а морщина никак не разглаживалась. Маше стало страшно.

— А как было в прошлый раз? — крикнула она вслед Мифу, собираясь догонять и снова цепляться за рукав.

Он обернулся у самых ступенек, рассеянно улыбнулся, глядя в линяло-зелёную стену.

— Застрелили.

До вечера телефон молчал. До вечера шум машин глушил все разговоры под распахнутыми окнами общежития. До вечера пыль висела над дорогой, слоями, как пирог. Вечером Маша отвернулась к стене и закрыла глаза. Надоело мельтешение мыслей и лиц.

К пяти вечера почти вся группа успела съехать, оставив после себя затухающий шум в коридорах, второпях брошенные вещи и пожелания удачи под занавес. Никому из них не стало так уж радостно, как они старались показать, но у них хотя бы появилась надежда на скорое избавление. Маша видела, как Ляля не один раз, и не два настороженно оглядывалась, шагая по чёрной лестнице.

Общежитие быстро опустело. На гулких кухнях ещё встречались задумчивые пятикурсники, поглощённые предстоящим выпуском. Никого из них Маша не знала лично, но всё равно чувствовала взгляд в спину.

— Я останусь с тобой, сколько нужно.

Она ощутила, как рядом прогнулся матрас. Маша сильнее вжалась лицом в подушку, сдавливая пальцами виски. Ныли они от этого ещё сильнее.

— Сабрина, не надо. Ещё ты из-за меня билеты не сдавала. Собирайся, тебе выходить через час.

— Никуда я не поеду, — хмуро отозвалась она.

Маша молча перевернулась на спину. В углу стояла давно собранная сумка, и настроение каждый раз портилось, стоило только скользнуть по ней взглядом. Сабрина устроилась рядом, подобрав под себя ногу, и отстранено молчала.

Она ведь и правда никуда не собиралась уезжать — сидела в домашней футболке, поджав ногу, пока неумолимо тикали часы. Молчала. Подол выглаженного в дорогу платья грустно торчал из приоткрытой дверцы шкафа.

— Зачем ты так? — Маша взяла её за локоть.

Сабрина покачала головой, отчего не забранные в хвост волосы пощекотали Машу по руке.

— Я не знала, что всё так будет.

В открытое окно заглядывало тёмно-серое городское небо. Красным хороводом плясало по стеклу отражение соседней витрины.

— Меня не застрелят, — пообещала Маша без особой уверенности в голосе.

Сабрина как будто не слушала.

— Из-за чего это произошло? Он сказал? Раньше такого не было.

Маша поняла, что, глядя в одну точку, Сабрина пытается спросить про Альбину, но почему-то избегает называть её по имени. Воображение нарисовало вдруг полуразрушенное здание общежития, слепые оконные проёмы, забор из сетки-рабицы, знак «вход запрещён, опасная зона». И слова диктора из новостей: «Аномалия под кодовым именем Альбина поразила здание на одной из самых оживлённых улиц города. Жители эвакуированы, никто не пострадал». И сирены красно-синими сполохами в небе.

— Мне сказали, что из-за эмоционального фона. Разнервничалась, может. Или устала. Или вообще…

— Как ты чувствовала себя? — перебила её Сабрина, и Маше почти передалось её болезненное желание разобраться во всём, выяснить до последнего мгновения.

— Ну, — она пожала плечами, чуя, как фальшиво зазвучал голос. — Печально, скучно и одиноко.

Ночной город звал пройтись по улицам, подмигивая цветными огнями в окно, и где-то играла музыка, то громче, то тише. Маша изо всех сил вдохнула прохладный вечер.

— А во второй раз? Когда она пришла во второй раз, — произнесла Сабрина механически-хмуро.

— Печально, скучно и одиноко. Примерно так же, да. — Маша в задумчивости провела языком по внутренней поверхности зубов. — Она приходила, когда мне было не по себе. В третий раз — когда ты пропала. Я её прогнала. А вчера она сказала мне, что хочет уйти.

Она говорила, замечая, как голос из деланно-хулиганского становится глухим, и больше не хотелось вдыхать горьковатый вечер.

— Я бы могла её удержать.

— Ты не могла бы, — негромко заметила Сабрина.

Маша видела теперь разве что её согнутую спину и чёрные волосы водопадом по голым рукам. А лица не видела.

— Всё это получилось по-идиотски! — Она не выдержала и сорвалась на тон выше. Холодная стена ткнулась в лопатки. — Сначала аномалия тебя затащила в старую больницу и там чуть не убила, теперь уже сущность гуляет по городу, и вообще не понятно, что будет дальше. С Мифом, конечно, у меня ничего не получилось, а я была так рада, когда он захотел стать моим научным руководителем. Размечталась, как будет хорошо. Знаешь, он же когда оставлял меня после консультаций, проводил тесты и потом всё говорил, как это хорошо, что я рано проявилась. Хоть раз в жизни я могла бы чего-то добиться. А!..

Она откинула голову назад, коснувшись затылком шершавой стены. В комнате горела только бледная настольная лампа, да светился экран компьютера, но глаза всё равно болели. Хотелось зажмуриться.

— Никогда у меня ничего не выйдет, — уже спокойно и уверенно произнесла Маша.

Сабрина обернулась и едва ощутимо притронулась к её руке чуть повыше запястья.

— Ты не виновата. Это я. Но я не знала, что так получится.

Она говорила сдавлено, как будто горло перехватило от боли. Маша раздосадовано тряхнула плечом.

— Перестань, ну что ты!

Охнул старый матрас, Сабрина поднялась — пальцы запутались в волосах. Пнула сумку, перегородившую узенький проход между стеной и шкафом, и вышла. Надсадно потянуло из окна дымом.

Ночью зазвонил телефон. Маша подхватила его и сама едва не упала с кровати. Но звонил не Миф, на экране высветился совсем другой номер. Она села на краю постели, спустив ноги в сероватую лужицу лунного света.

— Да?

— Давно уже была бы дома, — голосом мертвеца, восставшего из могилы, сказала Ляля вместо приветствия. — Ты как там вообще? Призраки из-за угла не лезут?

В комнате, в которой никогда не задёргивались шторы, городские огни освещали даже самую последнюю пылинку под шкафом. Маша оглянулась: кровать Сабрины была гладко заправлена, сумка валялась у стола, и подол платья по-прежнему торчал из-за дверцы шкафа.

— Не лезут пока, но, чую, скоро полезут. А тебе что, не спится?

— Я сижу на вокзале. Знаешь, чего звоню? Я подумала, а что если Миф сам тех сатанистов-идиотов в больницу заманил? И вас потом. Тогда его повесить мало.

Маша с силой зажмурилась, надеясь, что от этого пройдёт жестокая головная боль, открыла глаза — огромный молоток ещё колотился в затылке. Из окна была видна трасса, по которой нет-нет и проскакивала машина.

«Интересно, который час».

— Ага, и Миф кормил аномалию, как домашнего кролика. С чего ты взяла?

Ляля посопела в трубку, и Маше почудился стук поезда на заднем плане. Она поднялась и прошла по комнате — от кровати и столу, — чтобы размять затёкшие ноги. Из окна город был, как на ладони. Подсвеченный фонарями проспект казался сказочной дорожкой из жёлтого кирпича.