Следует сказать несколько слов об этих «мордашках», с которыми Суворову пришлось тесно общаться во время боев на Лимане в июне 1788 года.

Принц Карл Генрих Николай Оттон Нассау-Зиген, которому шел 43-й год, принадлежал к побочной линии известного владетельного дома в Германии — княжества Нассау. Дуэлянт и прожектер, принц с пятнадцати лет служил во французской армии. Участвовал в кругосветной морской экспедиции знаменитого Бугенвиля. Когда Франция и Испания выступили против Англии на стороне ее восставших колоний, Нассау руководил неудачной осадой с моря важнейшей британской крепости Гибралтар. Он имел чины генерал-лейтенанта испанской и французской армий. Поправив свои денежные дела женитьбой на богатой польке, Нассау взялся устроить сбыт польских товаров через Херсон и сумел войти в доверие к Потемкину, сопровождал князя во время путешествия Екатерины на юг и стал известен самой императрице. После начала войны принц выполнил несколько важных дипломатических поручений в Париже и Мадриде. Имея репутацию опытного морского командира, он был принят на русскую службу с чином контр-адмирала. 26 марта Потемкин назначил его начальником армейской гребной флотилии.

Шотландец Джон Поль Джонс, переселившись в североамериканские колонии Великобритании, занимался торговлей рыбой и имел небольшую рыболовецкую флотилию. В начале Войны за независимость он предложил свои услуги американскому конгрессу. Джонс со своими небольшими судами дерзко нападал на отдельные английские корабли, чем заслужил прозвища «пирата» и «врага» родины. Не имея патента капитана, он сильно рисковал — попадись он в руки англичан, те бы его повесили. Французская печать создала Джонсу репутацию выдающегося моряка. После войны он жил в Париже. Екатерина, зная о желании Потемкина заполучить предприимчивого командира для Черноморского флота, решила сделать ему «подарок». «Он у самих агличан слывется вторым морским человеком», — писала она светлейшему князю, не подозревая о том, что повторяет легенду, созданную французами. И с легкой руки российской императрицы американец, не командовавший даже фрегатом, заочно получил чин капитана генерал-майорского ранга, а 4 апреля, еще до приезда в Россию, был возведен в контр-адмиралы.

На юге дела шли своим чередом. 1 апреля любезным письмом по-французски Суворов приветствовал принца Нассау: «Я имел честь получить письмо Вашего Высочества… Не токмо квартира моя в Херсоне, но и все мои дома везде — Ваши. Дорожу славой иметь счастие служить на одном континенте со столь прославленной особой. Постараюсь своею искреннею преданностию стать во всякое время достойным Ваших милостей».

Командующему 3-й дивизией Екатеринославской армии (так именовалась должность Суворова) пришлось, помимо укомплектования и обучения своих войск, заниматься укомплектованием гребной флотилии принца. На ее суда определялись суворовские пехотинцы. Ему была подчинена и вторая гребная флотилия, куда послали бывших запорожцев, из которых Суворов сформировал по приказу Потемкина в феврале 1788 года отряд «верных казаков». Князь поначалу хотел назвать его «кошем верных запорожцев», но императрица поправила его. Кош во главе с опытным заслуженным воином Сидором Игнатьевичем Белым насчитывал около тысячи человек и представлял грозную силу.

Нассау и войсковой есаул Белый принялись сколачивать свои флотилии, учить новоявленных моряков маневрированию, взаимодействию, сигналам. Часто они просили Суворова подействовать на Мордвинова, не спешившего снабдить флотилии всем необходимым. Генерал всегда шел им навстречу. Он был воин до мозга костей и сразу же предложил Нассау:

«Принц! Покамест храните в тайне общую нашу задачу, как делаю я здесь: по мнению моему, в Херсонской академии по временам многие непотребства творятся. Слышал я, что г. Корсаков служит в егерях, кои вероятно будут на вашей эскадре. Я его знаю с детства, это мелкий плут, но в своем деле искусный. Не будете ли Вы добры лично испытать его по прилагаемым к сему пунктам, не отдавая ему моего письма… Полезно также узнать, какого он о сем будет мнения, и дать мне знать. Простите мою смелость и откровенность».

Инженер-подполковник Николай Иванович Корсаков, любимец Потемкина, строил Херсон, укреплял Кинбурнскую крепость. Он действительно добился перевода во флотилию Нассау и геройски сражался с турками в лимане. Хорошо знакомый с его родителями Суворов назвал Корсакова «мелким плутом», очевидно, в связи с его недавней женитьбой на родной сестре Мордвинова. Но он, безусловно, доверял знающему дело инженеру, о чем свидетельствует письмо с «прилагаемыми пунктами»:

«Любезный Николай Иванович! Поздравляю с возвращением. Каких Вы мыслей об Очакове? Осмелюсь просить у вас совета как у инженера — хоть из одного любопытства. Будем прямы и откровенны и да останется всё между нами, порукой в том моя честь.

Посему и только посему предположите, что Вы не видите еще наших войск со стороны степи, а с моря не будет нам препятствий и мы начнем на плоскодонных судах. Не посеешь — не пожнешь, так ведь?

1. Расстояние. 2. Расчет времени. 3. Березань. 4. Батарея Гассана. 5. Местность открытая, настильным огнем стенку нетолстую на берегу у самой воды обстрелять… Случиться может, что против ожиданий наших пожар в крепости не разгорится. 6. Как пробьем брешь — сразу на штурм… 7. Подступы к крепости сильно минированы. Возможно, что и вся крепость также. Можно на воздух взлететь. 8. Прочие предосторожности?

В ожидании Вашего мнения целую Вас…»

Речь идет о проработке плана взятия Очакова, не дожидаясь подхода главных сил Екатеринославской армии. Основная идея — атаковать крепость до прибытия турецкого флота, атаку вести на слабейшую стену, обращенную к Кинбурну. Гребные суда, на которые предполагалось посадить десанты, должны действовать при поддержке парусных кораблей Лиманской эскадры, которой командовал капитан бригадирского ранга Алексиано. Впрочем, оставались серьезные сомнения в осуществимости этого плана. О нем стало известно Потемкину, и тот потребовал пояснений. 18 апреля Суворов ответил:

«Вашей Светлости признаюсь, это моя система! План у меня больше недели. Принц Нассау вчера его у меня взял… Я требовал его мыслей глухо. Он мне на письме то же почти сказал. После первого огня он заворачивает вторую линию. Но чтоб Алексиано зависел от него, от берегу на полверсты, опровергает набережную, слабейшую Кинбурнской, стену. Первая линия парабольными выстрелами его протектует (защищает. — В. Л.). Как лутче меня матроз, он вам, Милостивому Государю, лутче то опишет.

К брешам транспорты мои: "а" — вправо, "б" — влево на стены, и пушки "с" — внутрь города. Тут и верный кош…

Основанием — вид Кинбурна оборонительный. Слабо по пункту, ежели действие не наступательное. Руки развязаны. Надлежит предварить бусурманский флот! Вот только, Светлейший Князь…»

Конечно, Суворов допустил бестактность, занявшись с Нассау и Корсаковым прикидкой плана штурма Очакова и не поставив в известность начальника. Он вознегодовал на Корсакова, подозревая, что именно тот выдал план Потемкину. Но, кажется, виновником был принц, человек на русской службе новый, своим назначением обязанный светлейшему князю и боявшийся потерять его доверие.

Как бы там ни было, главнокомандующий нисколько не оскорбился, внимательно рассмотрел план и откровенно высказал свое мнение автору. 29 апреля он писал своему любимцу из Херсона:

«Я на всякую пользу руки тебе развязываю. Но касательно Очакова попытка неудачная тем паче может быть вредна, что уже теперь начинается общих сил действие. Я бы не желал до нужды и флотилии показываться, чтобы она им (туркам. — В.Л.) не пригляделась.

Очаков непременно взять должно. Я всё употреблю, надеясь на Бога, чтобы достался он дешево. Потом мой Александр Васильевич с отборным отрядом пустится передо мною к Измаилу, куда поведем и флотилию. И для того подожди до тех пор, как я приду к городу. Верь мне, что нахожу свою славу в твоей… все тебе подам способы, но естли бы прежде случилось дело авантажное, то можно пользоваться следствием.