Изменить стиль страницы

Девятого июня, когда в районе села Козлуджа, наконец пути генералов пересеклись, Суворов поспешил двинуть свой корпус вперед. Во главе кавалерийского авангарда он втянулся в лесистое, протяженное дефиле[3], не подозревая, что с другого конца движется авангард сорокатысячного турецкого корпуса. При столкновении с противником слабые суворовские передовые части были отброшены.

Рассказ самого Суворова об этих событиях мальчик Денис Давыдов услышал после маневров лета 1793 года на обеде, данном его отцом бригадиром Василием Денисовичем в честь графа Александра Васильевича.

«После обеда — вспоминал герой войны 1812 года, — Суворов завел речь о лошади, на которой ездил на маневрах и приехал к нам на обед. Хвалил ее прыткость и силу и уверял, что никогда не езжал на подобной, кроме одного раза, в сражении при Козлудже.

"В этом сражении, — сказал он, — я отхвачен и преследуем был турками очень долго. Зная турецкий язык, я сам слышал уговор их между собою, чтобы не стрелять по мне и не рубить меня, а стараться взять живого: они узнали, что это был я. С этим намерением они несколько раз настигали меня так близко, что почти руками хватались за куртку, но при каждом их наскоке лошадь моя, как стрела, бросалась вперед и гнавшиеся за мною турки отставали вдруг на несколько саженей. Так я спасся!"».

Противник дрался с ожесточением. Захваченным русским пленным турки отрезали головы. Но по выходе из леса неприятель столкнулся с построенной в каре суворовской пехотой и был отброшен. Генерал немедленно двинулся вперед. Стояла сильная жара, и вдруг разразившийся ливень освежил наступающих. Выбив противника из дефиле, Суворов увидел главные силы турок, значительно превосходившие его собственные и занимавшие хорошо укрепленные высоты.

Но полководец был уверен в своих войсках. Дав небольшой отдых уставшим бойцам, он повел решительное наступление, действуя пехотными каре с кавалерией на флангах. Появляясь в самых горячих точках сражения, Суворов воодушевлял воинов, среди которых были и его любимые суздальцы. Подоспевшая артиллерия (десять орудий) повернула колесо Фортуны в сторону атакующих. Противник бежал, бросив лагерь. Успех был полным. Победителям достались 29 орудий, 107 знамен и обоз.

Из корпуса Каменского в сражении участвовал только один кавалерийский полк — остальные подошли после. Таким образом, победа была добыта Суворовым и его войсками. Если смотреть надело формально, победитель пошел на нарушение дисциплины и заслуживал не только упрека, но и наказания. Но, как справедливо отмечал А.Ф. Петрушевский, «Каменских встречается в военной истории сотни, а Суворовых — единицы». Зная горячность и неуступчивость коллеги и соперника, Александр Васильевич взял на себя ответственность за решительное наступление и делом доказал свою правоту. «Победителя судить не должно».

Разгром главных турецких сил открывал путь на Балканы. Но вместо продвижения вперед Каменский собрал военный совет. Под предлогом недостатка провианта и трудных дорог совет решил приостановить движение русских войск на шесть дней. Не желая обострять отношения с Каменским (и без того раздраженным его действиями), Суворов подписал мнение совета, но, недовольный фактическим срывом блестяще начатой операции, под предлогом болезни уехал в Бухарест.

Румянцев, узнав о решении совета, резко выговорил Каменскому за неумение пользоваться плодами победы и потребовал идти вперед на Шумлу где у визиря почти не было войск. Досталось и Суворову — главнокомандующий перевел его в корпус Салтыкова, в котором год назад он начал свою славную службу на берегах Дуная.

Победа при Козлудже была использована Румянцевым в полной мере. Он переправил через Дунай крупные силы, готовые поддержать выдвинувшийся за Балканы передовой отряд бригадира И.А. Заборовского. Визирь запросил перемирия. В ответ Румянцев заявил, что условия мирного договора давно обсуждены и что он в своей ставке в местечке Кючук-Кайнарджи ждет турецких уполномоченных. Престарелый визирь Муссун-заде Мегмет-паша (противник продолжения проигранной войны) капитулировал. 10 июля 1774 года мирный договор был подписан. Согласно договору Крымское ханство объявлялось независимым (выходило из вассальной зависимости от Османской империи) с уступкой России территории южнее Азовской крепости (граница по реке Ея), территории в низовьях Днепра и Южного Буга, а также крепостей Керчь и Еникале в самом Крыму и Кинбурна на узкой косе напротив мощного турецкого форпоста — Очакова. Порта признала за Россией власть над Большой и Малой Кабардой. Имеретинское царство в Грузии освобождалось от унизительной дани (невольниками, деньгами и натурой). Российские торговые суда получили право беспрепятственно плавать по Черному морю и проходить через Босфор и Дарданеллы в море Средиземное. Княжествам Молдавии и Валахии была гарантирована ограниченная автономия. Османская империя как зачинщица войны должна была выплатить большую контрибуцию. Это был выдающийся успех русского оружия и русской дипломатии.

Спустя 12 дней после подписания мира, 22 июля, турецкий флот в составе пятнадцати линейных кораблей и шестидесяти фрегатов и транспортов подошел к Алуште и высадил двадцатитысячный десант. Возможно, командующий флотом и десантным корпусом трапезундский и эрзерумский паша Хаджи Али Джаныклы-бей еще не получил известия о мире — или турецкое правительство намеренно не известило его о прекращении войны.

По приказу главнокомандующего князя В.М. Долгорукова ближайший к Алуште отряд генерал-поручика графа В.П. Мусина-Пушкина атаковал непрошеных гостей. Противник был разбит и бежал к своим кораблям. В этих боях отличился премьер-майор Михаил Голенищев-Кутузов: со знаменем в руках он повел свой сводный гренадерский батальон в атаку и был опасно «ранен пулею навылет в голову позади глаз». Потемкин и императрица приняли участие в судьбе героя. Отправленный за границу Кутузов после лечения вернулся в строй.

Энергичный отпор, данный турецкому десанту, спас жизнь российскому резиденту при крымском хане Петру Петровичу Веселицкому. Хан Сахиб-Гирей II, получив известие о высадке десанта, вызвал к себе Веселицкого со свитой. По прибытии к хану все они были вероломно схвачены и отвезены к Хаджи Али. Паша лично рубил головы пленникам. Ему помогали грузинский князь Георгий и 30 его соплеменников, воевавшие на стороне злейших врагов своей родины. Казнь Веселицкого отложили, потому что его жена ждала ребенка, а по мусульманским обычаям мужа можно было казнить только через шесть недель после разрешения супруги от бремени.

Российское правительство оставило этот инцидент без внимания, но еще раз убедилось в вероломстве соседа, ведь Сахиб-Гирей совсем недавно торжественно заключил с Долгоруковым соглашение о мире.

Победную точку в затянувшейся войне поставила суворовская победа при Козлудже. Однако донесение командующему писал старший начальник — Каменский. Он похвалил своего подчиненного, который якобы точно исполнил его приказания. Румянцев не стал разбираться в конфликте двух генерал-поручиков и 30 июня удовлетворил прошение Суворова, отпустив его из армии «ради излечения болезни».

А Каменский за Козлуджу получил ордена Святого Георгия 2-й степени и Святого Александра Невского. Сильно переживавший по поводу выговора Румянцева Суворов обратился к графу Чернышеву с просьбой о новом назначении, не зная, что оно уже состоялось.

СУВОРОВ ПРОТИВ ПУГАЧЕВА

Крестьянская война полыхала с грозной силой. Внезапная смерть А.И. Бибикова 9 апреля 1774 года в Бугульме повлекла за собой резкое ухудшение обстановки. Несмотря на поражения, которые мятежники потерпели от князя Петра Голицына и Ивана Михельсона, Пугачев прорвался к Казани и разорил богатый губернский город. С величайшим трудом защитникам удалось удержать цитадель. 15 июля Михельсон настиг повстанческую армию и нанес ей сокрушительный удар. Пугачев бежал на правый берег Волги, но, как справедливо заметил Пушкин, «это бегство напоминало нашествие». Поднялись массы крестьян густонаселенного Правобережья. В Нижнем Новгороде и самой Москве вспыхнула паника. На собранном императрицей совете Екатерина заявила, что сама отправится в Москву, чтобы защитить ее от толп самозванца. Члены совета, потрясенные известием о захвате Казани, вели себя пассивно. Возразил только глава Коллегии иностранных дел граф Никита Иванович Панин, считавший, что императрица должна оставаться в столице, а выставленные против самозванца силы следует поручить авторитетному лицу, наделив его чрезвычайными полномочиями. Уже после совета Панин убедил Потемкина поддержать кандидатуру его брата графа Петра Ивановича, проживавшего в отставке в Москве. Императрица не без оснований видела в Паниных главную оппозиционную придворную партию, действовавшую в пользу наследника престола, называла Панина-младшего своим «персональным оскорбителем», но всё же согласилась на его назначение. Ограничить диктаторские полномочия Панина в охваченных мятежом губерниях должен был начальник секретных комиссий (Казанской и Оренбургской), расследовавших причины возмущения. На этот пост был назначен Павел Сергеевич Потемкин, дальний родственник Григория Александровича, незадолго до назначения Панина вызванный из армии и получивший большие полномочия. Еще одним противовесом Панину должен был стать Суворов, о котором императрица уведомила графа Петра Ивановича: «Я фельдмаршалу приказала Генерал-Порутчика Суворова послать к вам наискорее».

вернуться

3

Дефиле (фр. defile — шествие, от file — ряд, вереница) — здесь: теснина, узкий проход в естественных преградах или труднопроходимой местности.