– Если они хотят удивить нас масштабом, задавить массой, мы должны ответить слаженностью действий, быстротой, натиском, – при этих словах глаза бывшего полковника сверкнули. – Я знаю, у нас еще есть, чем удивить всяких американцев. Строгов – опытный офицер, профессионал своего дела, и пусть он подготовит все по высшему разряду. Я возлагаю особые надежды на учения десанта. Когда-то, в далекие тридцатые годы, маневры наших парашютистов произвели неизгладимое впечатление на иностранцев, сейчас следует повторить этот опыт. Не зря столько средств в последние годы было потрачено на оснащение десантных войск, теперь пора показать, что все было не напрасно. На ближайшем совещании в Генеральном штабе вам следует рассмотреть возможность уменьшения сроков подготовки к учениям ВДВ, причем начать маневры следует внезапно. Пусть янки лишний раз понервничают.

– Сделаем, – решительно кивнул Лыков. – Будьте уверены, Алексей Игоревич, все пройдет наилучшим образом. Натовцы еще будут просыпаться по ночам в холодном поту после визита в Россию. – Министр довольно улыбнулся: – Мы еще всем дадим понять, что трогать русского медведя по-прежнему опасно.

Швецом тоже не смог сдержать ухмылку. Что ж, американцы начали эту партию, сделав первый ход. Но история так ничему и не смогла научить заносчивых янки, забывших, что отнюдь не всегда успешный дебют ведет к победе. А вот на восточном берегу Атлантики до сей поры не забыли урок Перл-Харбора.

Глава 2

Встречи на Эльбе

Брюссель, Бельгия – Гамбург, Германия

30 апреля

Два правительственных рейса из Москвы совершили посадку в аэропорту бельгийской столицы и в немецком Гамбурге с разницей всего в полчаса. В Брюсселе в этот день было немало гостей из других стран, и на прилет русских по большему счету обратили внимание только диспетчеры и люди из аэродромных служб, да и им не было особого дела до того, откуда именно прибыли эти самолеты. Равно не задумывались простые работяги, пусть и носившие не спецовки, а костюмы, и сидевшие в уютных офисах, о том, для чего гости из загадочной России появились в центре старой доброй Европы. В крупнейшем германском порту, настоящих морских воротах Европы, спецрейсов из других государств в этот день, напротив, больше не ждали, но все равно особого интереса к прибывшим с деловым визитом россиянам никто не проявил, тем более, гости не отличались высоким рангом или громкими титулами.

Министр обороны Лыков добрался до Брюсселя первым, и едва ступив на землю Бельгии, он тут же направился в штаб-квартиру НАТО. Сегодня должны были в очередной раз собраться министры обороны стран, входивших в этот мощный военно-политический блок, и русский министр, как наблюдатель, намеревался присутствовать на совещании, благо имел такое право. Разумеется, посторонних не допустили бы на обсуждение по-настоящему серьезных вопросов, но заседание, которое должно было начаться через считанные часы, являлось обычной формальностью.

Расположившись на заднем сидении комфортабельного "Мерседеса", в сопровождении нескольких полицейских машин и мотоциклов следовавшего по улицам Брюсселя, Лыков отстраненно отметил про себя, что сегодня в Брюсселе слишком много людей в униформе и с оружием, больше, чем было во время прошлых его визитов в этот город. На каждом перекрестке стояли патрульные машины, возле которых переминались с ноги на ногу, лениво посматривая по сторонам, крепкие парни в полной выкладке, в бронежилетах, касках и с компактными "хеклер-кохами" на плече. По тротуарам прогуливались полицейские в форме, державшие ладони на кобурах и тоже настороженно смотревшие по сторонам. Обилие людей в форме и с оружием, которым нести нелегкую службу помогали и специально обученные собаки, наталкивало на мысль о том, что в городе готовится крупный теракт, предотвратить который и были призваны многочисленные сотрудники спецслужб. Однако Лыков был уверен в том, что никаких намеков на возможную вылазку террористов у его европейских коллег нет, а значит, вся эта масса полицейских была выпущена на улицы лишь для профилактики.

В то время, когда российский министр обороны был на пути в штаб-квартиру Альянса, в недрах огромного здания, оцепленного полицией, происходила встреча министров обороны Польши и Соединенных Штатов. Пока не началось собственно заседание, коллеги из разных стран пытались обсудить различные вопросы, которые не хотелось выносить на всеобщее обозрение. Сейчас польский министр выступал в роли просителя, намереваясь добиться поддержки со стороны заокеанских партнеров, поскольку понимал, что при обсуждении вопроса, который он намеревался поднять на общем совещании, слово американцев станет решающим.

– Мы уверены, что русские незаконно проникли на территорию Польши и насильно вывезли оттуда Берквадзе. Их спецслужбы просто организовали похищение человека по приказу Кремля, – министр Кшесинский пытался быть как можно более убедительным, но скептические взгляды, бросаемые на него Робертом Джермейном, молча выслушивавшим доводя коллеги, заставляли поляка чувствовать себя очень неуверенно. – Это нарушение всяких норм международного права. Я скажу больше, это агрессия против моей страны, ведь как иначе назвать диверсионную акцию, проведенную русскими. Мы надеемся на поддержку со стороны партнеров, и особенно, разумеется, на вашу.

Министры уединились в изолированном кабинете, где никто не мог за ними наблюдать или слушать их разговоры. Беседа была неофициальной, и польский министр не желал предавать ее огласке. Собеседники даже не пользовались услугами переводчиков, поскольку Кшесинский хорошо владел английским, а лишние уши в таком непростом деле были ни к чему.

– Ваши доводы не произвели на меня впечатления, – склонив голову, с усмешкой произнес американец, выслушав речь собеседника. Джермейн имел четкие указания на этот случай, и сейчас следовал им в точности. – У вас нет фактов, только догадки, приправленные вашими эмоциями. Если полякам свойственно ненавидеть Россию, это не значит, что в каждом подобном случае нужно видеть длинную руку Москвы.

– Объяснить происходящее иначе просто невозможно, – напористо возражал Кшесинский. – И с этим вы должны согласиться, господин Джермейн.

– Возможно, – кивнул американец. – Но в любом случае я не вижу повода устраивать международный скандал. Вашей стране не был нанесен какой-либо ущерб, а Берквадзе, которого якобы выкрали русские чекисты, вполне обоснованно обвиняют в покушении на русского президента, которое унесло жизни десятков человек. Этот "новый русский" – обыкновенный преступник, и то, что он оказался в русской тюрьме, вполне справедливо.

– То есть, вы одобряете действия русских, и не собираетесь поддерживать нас? – уточнил польский министр.

– Совершенно верно, – спокойно согласился Джермейн. – Я не вижу повода, чтобы весь блок оказывался в жесткой конфронтации с Россией. Обвинения в адрес русских в агрессии против Польши требуют, чтобы мы, все участники Альянса, объявили России войну, но это просто недопустимо. Не знаю, какие цели преследует ваше высшее руководство, но мы не намерены из-за его прихоти портить отношения с русскими, которые так долго и сложно налаживали все эти годы. Я не знаю, как к вашим заявлениям отнесутся коллеги из других стран, но США имеют четкую позицию, менять которую не станут, если только вы не сумеете привести более убедительные доказательства.

По тону Джермейна было понятно, что разговор закончен, и последующие уговоры не имеют смысла. И Кшесинскому не оставалось ничего иного, кроме как отступить.

Когда Лыков прибыл в штаб-квартиру, до начала заседания оставались считанные минуты, и у него было время только поприветствовать своих коллег. При этом министр обратил внимание на подчеркнутую холодность, с которой держался представитель Польши. Намерения Кшесинского не были особой тайной для Лыкова, который, как и его коллега из США, имел определенные указания на случай, если польский министр рискнет озвучить свои претензии к России во всеуслышание.