Только на десятый день с вершины песчаного увала исследователи увидели верхушки остроконечных гор и скалы. Среди однообразия песков путники теряли масштабы и, подобно тому, как восходящая луна кажется громадной, когда она только начинает подниматься над чертой горизонта, так и эти «останцы»[52] как бы рождавшиеся из сплошных песчаных волн, показались путникам величественными громадами.

«Все кажется грандиозным в этой обстановке. Как часто мелкие камни высотой в полметра или метр мы принимаем за фигуры людей. Скалы в десятки метров кажутся здесь высочайшими, поднявшимися в небо вершинами. И нам понятны становились рассказы местных жителей о всех диковинках этого края», — читаем мы в дорожном дневнике А. Е. Ферсмана.

Еще дальше, за холмами, виднелась какая-то полоска, едва различимая в бинокль. Это была линия так называемого Заунгузского плато. Здесь и должны были находиться знаменитые холмы.

От добрых вестей караван оживился. Солнце уже садилось за горизонт, когда маленький отряд вышел на огромное солончаковое поле, окруженное желтыми грядами песков. Посредине высился грозный, отвесный, казалось, почти неприступный Чеммерли — первый из «Сорока холмов». В багровых лучах заходящего солнца резкими тенями у подножья холма выделялись выдутые ветром карнизы.

Что может быть увлекательнее открытой книги природы! По отдельным обломкам пород исследователи читали разгадку серных бугров. Белевшая внизу громадная ступень состояла из ряда почти горизонтальных плит известняка с отпечатками раковин моллюсков. Морские отложения! Выше нее залегал гипс — он рассказывал о медленных процессах осаждения стрельчатых кристаллов сернокислого кальция в теплых лагунах отступавшего древнего Сарматского моря. Еще выше пролегали слои красноватых глин с мелким кварцевым песком. В них нельзя было не узнать трансформированные временем пласты морского ила. Бугор Чеммерли, так же как и его соседи, сливался некогда с видневшимся на горизонте плато. Но здесь, на краю этого плато, шло усиленное разрыхление горных пород, а ветры пустыни развеивали продукты этого разрушений, образуя те бесконечные массы песков, которые заполняют собой центральные Кара-Кумы.

Полузасыпанные песком ямы указывали места, где туркмены ломали камни, вырезали жернова для ручных мельниц.

С трудом взобравшись наверх, путешественники обнаружили под ногами яркожелтые гнезда серы, горевшие в белом рассыпчатом песке.

Ферсман тотчас нагнулся с увеличительным стеклом над серной залежью, с живейшим интересом разглядывая покрывавшую серу своеобразную корку гипса и кремния. Камни здесь пахли спичками и порохом. В это время Щербаков производил первую приближенную съемку местности и наносил на план ее приметы. Он уже думал о тех, кто придет сюда добывать скрытые в пустыне богатства.

Охваченные нетерпением открывателей, путники двинулись дальше. За новыми валами песка открывались новые ровные площадки шоров и окаймленные венцом все тех же яркожелтых сыпучих песков красноватые равнины такыров. А вокруг, действительно внешне похожие на кратеры Луны или на потухшие вулканы, вздымались десятки остроконечных вершинок. Холмы, голые, как верблюжьи горбы!

Туркмены, с которыми ученые подружились в пути, с азартом помогали собирать образцы серы, тащили их к лагерю и аккуратно укладывали в курджумы.

Но главная гряда знаменитых «Сорока холмов» была еще впереди.

Долгая дорога утомила, и, как всегда бывает в трудной экспедиции, наступил момент психологического перелома м связанного с ним упадка сил, которому никак нельзя было поддаваться. Не все бугры были осмотрены. Далеко на севере и на востоке рисовались новые группы их.

Заключительный этап странствия должен был пройти через колодцы племени шиих; миновать их нельзя было. Жизнь в пустыне измеряется промежутками пути от одного колодца к другому. Но этого участка пути никто из проводников как следует не знал, никто из них не мог сказать даже, сколько дней нужно итти до колодцев племени шиих. Посоветовавшись между собой, что всегда сопровождалось спорами и гортанным криком, проводники взяли направление на северо-запад. Ферсман и Щербаков пробовали их уговорить, для вящей убедительности размахивая картой, указывавшей, что колодцы нужно искать на севере. Но проводники были непреклонны. Все это не способствовало улучшению настроения путешественников.

Напряженно всматриваясь вперед, караван поплыл дальше, ныряя из одной впадины в другую и медленно, с опаской продвигаясь по крутым склонам песков.

Снова мучительный путь.

Вторые сутки идет измученный караваи, идет на северо-запад, вопреки карте. Впрочем, карты практически не существует, в ней обнаружены такие погрешности, которые сводят на нет ее указания.

К полудню — началу наибольшего пекла — караван вступил на голый бархан, сложенный из подвижного песка. Участники экспедиции встрепенулись. За эти несколько дней они приобрели уже немалый опыт путешествия по пустыне и знали, что именно такие пески — окланы — окружают такыры. А там, где такыр, там могут быть и колодцы.

И, действительно, вскоре показались струйки белого дыма, а через минуту с вершины бугра открылась долгожданная картина: внизу, к северу, уходил ровный, как скатерть, огромный такыр; у края его виднелись кибитки, а около них знакомый плетень из кривых ветвей саксаула. Колодец! Какое счастье — отбросить все тревоги! Исследователи больше не думали уже ни о чем, они стремились вперед — к длинной веренице огромных впадин, окруженных венцом каких-то каменистых обломков. Не было никаких сомнений — здесь выходили на поверхность коренные породы, как называют геологи каменные массивы, слагающие толщу земной коры. Вершины разбитого плато были окаймлены песчаными валами, а далеко, километров за двенадцать, снова виднелись серные бугры с обрывистыми склонами.

Очередная встреча с кумли — «людьми песков», чай, угощение, сбор воды, поиски проводников, печение хлеба — все эти, обычно столь приятные минуты отдыха от утомительного перехода на этот раз казались досадным препятствием на пути к столь близкой цели. Как только последний верблюд, налившись солоноватой водой, отвалился от колодца, путешественники помчались вперед, взапуски, обгоняя верблюдов, по ровным, как паркет, впадинам выдувания.

Все говорило о том, что экспедиция достигла конца намеченного маршрута: и старые развалины печей и странные, искривившиеся и сверкающие яркожелтые выходы почти чистой серы среди белоснежных песков на вершине холма. Сера! Везде сера! Большие янтарные кристаллы серы украшали трещины в камнях. Сколько ее здесь!..

Экспедиция достигла самого большого бугра — Дарваза, что значит «ворота». Действительно, бугры, расположенные по обе стороны тропы, напоминали башни ворот средневековых замков и крепостей.

Тропа пролегала по впадинам, описанным некоторыми путешественниками по Кара-Кумам как высохшее русло воображаемой реки Чарджуй-Дарьи. Но под копытами лошадей звенели светложелтые мергели. Не требовалась чрезмерная проницательность, чтобы по виду этих осадочных горных пород, состоящих из смешанных между собой глины и известняка, заключить, что под ногами путешественников отнюдь не русло, проработанное текучей водой. Это, несомненно, бессточные впадины, образованные отчасти в результате выщелачивания легко растворимых осадками пород, а главным образом в результате их выветривания и выдувания.

На следующий день ни зной, ни отвесные лучи безжалостно палящего солнца — ничто не могло остановить исследователей, которые бродили от холма к холму. Они отламывали образцы, взламывали корки, покрывавшие вершины бугров, словно панцырями. Эти защитные покровы обязаны своим возникновением климатическому режиму южных пустынь, где в поверхностном слое идет нередко щелочное выветривание. Ферсман был прав в своих предположениях: ветер выступал, по существу, как химический фактор! Количественные перемещения частиц почвы, осуществляемые ветром, приобретали здесь новое качество. Здесь же происходило накопление водных окислов кремния — того образования, которое минералоги называют опалом.