Изменить стиль страницы

— Тут вопросы задаем мы! Много будешь знать — повредит.

Обескураженный Тальнов вышел во двор, досадуя на себя за оплошность и излишнее любопытство, которое тут не шибко поощряется. Часовой неотступно следовал за ним.

2. Грозы над Кубанью 

Битая ставка _04.png

Тени из прошлого

Прошло еще несколько дней в томительном ожидании. Тальнов начал уже терять надежду на скорое решение своей судьбы, когда его вызвали к Вильке.

Встретил он Тальнова приветливо — встал из-за стола, подошел и даже за руку поздоровался.

— Зетцен зи зих, господин подъесаул, садитесь.— Тальнов стоял.— Очень хорошо! Вы все говориль зер рихтиг, не видумывайт.— С этими словами Вильке подвел его к столу, усадил в кресло и предложил сигарету.

Вошел следователь Остер, и разговор пошел более оживленно. Вильке не нужно было мучительно подбирать русские слова.

 Курите, курите, господин подъесаул. Я не ошибаюсь? Вы ведь имели в казачьем войске офицерское звание?

— Да, я в чине подъесаула служил в Донском казачьем корпусе генерала Богаевского.

— До войны вы сотрудничали с нами, на Урале. Вы помните своего шефа?

— Ну, слава богу, — вздохнул облегченно Тальнов.— Наконец-то выяснили. Нашли концы. Долгонько же вы меня мурыжили.

— Да, помню, господин офицер, как не помнить.— он смотрел на Вильке и ворошил в памяти другое: где он видел этого человека?

— Назовите его!

Но Тальков молчал. Он очень хорошо усвоил предупреждение заведующего складом Скворцова — своего шефа — никогда, никому не называть себя и пароль первым. Даже сейчас перед теми, кому тайно служил еще тогда, в предвоенные годы.

— Вы молчите? Это похвально. Хотя не доверять нам у вас нет никаких оснований. Слушайте меня (Вильке заглянул в лежащую на столе бумажку), слушайте меня, Степанишин Сидор Панкратович: «Нельзя ли у вас найти русский фамильный фарфор?»

Услышав свою настоящую фамилию и хорошо заученную фразу, Тальнов сразу подобрался, встал и, устремив взгляд на развалившегося в кресле немца, ответил: «Почему же нельзя? Для хорошего человека все можно найти, даже из-под земли»,— и сел. Остер перевел сказанное на немецкий язык.

— Хорошо, господин Тальнов, все правильно. Теперь мы окончательно убедились, что вы — наш человек. Мы дадим вам большое задание. А сейчас можете идти отдыхать. Завтра будем говорить о вашей работе конкретно. Хорошо? А шеф ваш — Скворцов, ваш земляк, с Кубани. Настоящий богатырь.

— Вон оно что,— присвистнул удивленно Тальнов, выйдя в прихожую. Значит, Скворцова немец знал лично. Все правильно — был в конторе специалист, какой-то инженер. Цепкая память выхватила из давних лет даже фамилию — Румпель. Все трубкой дымил, Ишь ты... А сейчас перешел на сигареты. Значит, над его, Тальнова, шефом тут же, на стройке, был другой шеф.

В прихожей Тальнов на этот раз не увидел обычно торчавшего часового и вышел на улицу. Стояла теплая южная ночь. Где-то дружно квакали лягушки. Влажный ветерок приятно обдувал лицо.

«Совсем как в наших местах,— подумалось Тальнову.— Впрочем, это ведь и не так далеко...»

Сзади послышались шаги.

— Отдыхаете, господин подъесаул?— спросил следователь Остер. И не было уже в его голосе жестких металлических ноток.

— Да, дышу свежим воздухом. Вечер уж больно хорош.

— Ну пойдемте, я провожу вас в нашу резиденцию, надо поесть, отдохнуть. Завтра у вас будет много дел, А за мою резкость, простите. Работа.

— А-а, какой разговор, ядрена-матрена!— Тальнов после всех передряг был в приподнятом настроении.

— Как, как вы сказали? Ядрена-матрена?

— А что?

— Да ничего. Слышал я эту поговорку от одного...

Остер повернулся спиной к ветру, начал прикуривать. Он не стал договаривать, быстро зашагал в темноту. Тальнов последовал за ним. Кто этот «один», не расспрашивал, опасаясь прослыть не в меру любопытным. И все-таки интересно, кого он имел в виду. «Ядрена-матрена»,— так говаривал завскладом там, на Урале. А Тальнов как-то незаметно это перенял...

Стоп! Скворцов, конечно же, был здесь. Вот и В ильке его обрисовал, богатырь, говорит. Жаль, не встретились. Все-таки старый знакомый. А главное, не пришлось бы в сарае сидеть, ходить под конвоем. А может, Скворцов и сейчас где-то рядом. У них тут ни черта не поймешь. Где у них люди, поди разберись..

Они поравнялись с особнячком, обнесенным каменным забором. Мимо маячащего у крыльца часового поднялись на крыльцо и вошли в дом.

Хмурясь от яркого электрического света, гость осмотрелся. Небольшая комната обставлена хорошей, но, видно, собранной из разных мест разностильной мебелью. Окна плотно закрыты деревянными ставнями. Возле окна и у противоположной стены стояли две кровати, покрытые? цветными шерстяными одеялами. На полу — домотканые коврики.

— Располагайтесь, чувствуйте себя как дома,— Остер позвал:— Зана! Принимай гостей.

Из боковой двери в комнату вошла слегка располневшая молодая женщина в белом переднике. На круглом лице несколько выдаются скулы. Волосы заплетены в две косы и старательно уложены вокруг головы.

— Хорошо, сейчас приготовлю,— она скрылась в той же боковой двери.

— Хозяйка наша,— объяснил следователь и щелкнул пальцами. — Исправная, старательная. Из ваших мест, между прочим. Дикая, как кошка. Так что смотри, старина, можешь и по физиономии схлопотать — она это может, да и муж ее здесь, у нас... Только к шефу и проявляет благосклонность.

После ужина, едва прикоснувшись головой к подушке, Тальнов погрузился в сон. Спал мертвецки и открыл глаза, когда в открытые окна уже ярко светило солнце. Остера в комнате не было.

«Сколько сейчас времени?— подумал он.— Чертовы басурманы, даже часы отобрали. Надо напомнить при случае, пусть вернут».

Поднявшись, Тальнов начал медленно одеваться. Вошла хозяйка. Поздоровавшись кивком головы, она поставила на стол тарелку с едой и бросила на ходу таким знакомым Тальнову кубанским говорком:

— Федор Поликарпович велел передать, чтобы, как проснетесь, шли к нему.

— Кто это — Федор Поликарпович?

— Что вчера были...

Через четверть часа он вышел на улицу. Остера встретил во дворе уже хорошо знакомого дома. Ответив на приветствие, следователь сказал, что Вильке два раза справлялся о нем.

Вильке действительно ждал его. Едва Тальнов переступил порог, как шеф заговорил, нимало не смущаясь за беспардонное коверканье русского языка.

— Гутен морген, герр Тальнофф. Надо бистро кончайт этот подготовка, будем много работайт. При господин Шубин можете все говориль. Он есть наш офицер.

За спиной подъесаула появился Остер. Он вошел без стука.

Разговор длился долго. Тальнову пришлось в который раз рассказывать о себе. О том, как в тридцатых годах был раскулачен, а за участие в подготовке восстания против коллективизации арестован и осужден к длительному сроку. Как воспользовавшись разыгравшейся пургой и промашкой охраны, бежал из мест заключения, пробрался на Урал, где в то время развернулась большая стройка.

Пришлось во всех деталях вспомнить, как свела его судьба со Скворцовым, который «выправил» ему документы на имя Тальнова и пристроил у себя на складе. Поворошили и то, что тогда связало его, Тальнова, с немецкой разведкой.

Он начал было рассказывать, как по поручению Скворцова подсыпал ядовитый порошок в еду недавно прибывшим на стройку рабочим.

— Господин Тальнов,— неожиданно прервал следователь,— герр Вильке спрашивает, чем конкретно вы могли бы сейчас помочь рейху, армии фюрера?

— Чем помочь? Да я на все готов. Если надо, могу убить, удавить вот этими руками,— Тальнов поднял над головой крупные, с узловатыми пальцами руки.— Могу пустить «красного петуха» где надо и когда надо. Все сделаю, не сомневайтесь. Переведите господину Вильке. что я на все готов.