На перекрестке я еще колебался. Хотел порасспросить, далеко ли до Мэсалонга (или только внушал себе, что хочу расспросить), но посетители маленькой столовой говорили только на тайском.

— Мэсалонг? — Шоферы грузовичков отрицательно качали головами. Все, кроме одного.

Тот сказал:

— Пять долларов.

Собственно, он не знал и этих двух слов, потому что число пять показал на пальцах, и я не смог ему объяснить, что спрашиваю просто из любопытства. В растерянности я кивнул.

Мы выехали…

Теперь владелец машины горестно качал головой — дальше не проедем. Ситуация казалась безвыходной, но почти в ту же минуту снизу послышался шум мотора. Незнакомая машина въехала в грязь, но, в отличие от нашего «пежо», мотор которого на высоких оборотах при крутом подъеме начинал отвратительно визжать, мотор этой машины работал без сбоев, и она сантиметр за сантиметром преодолевала густую кашу. Вот протекторы уцепились за твердую почву. Из-за поворота показалась крытая «тоёта» и, буксуя, стала медленно ползти вперед. Шофер повернул баранку — машина вильнула в сторону, где почва казалась понадежней, но тут, опасно накренившись, стала съезжать набок. На мгновение она застыла неподвижно, однако, упершись всеми четырьмя колесами, умудрилась, мелко подпрыгивая, выползти на безопасное место. Я смотрел с завистью. Из боковых окошек выглядывало пять неподвижных — точно в масках — китайских лиц. Казалось, они даже не моргают. Все были одеты в темные костюмы и напоминали служащих похоронного бюро. Но когда, проехав немного, «тоёта» вновь увязла, китайцы очнулись и с достоинством один за другим покинули машину и ступили в карминно-красную жижу. Облегченная машина, подталкиваемая людьми, наконец сдвинулась с места. Прежде чем «тоёта» скрылась из виду, старший из китайцев, с серебряными волосами, высунулся и кивнул. Они приглашают меня?

Я сунул шоферу деньги, схватил рюкзак и побежал к «тоёте», вслед мне неслись его проклятия. Торговаться из-за платы, как здесь принято, было некогда — «тоёта» ждала за поворотом. Лица шофера, сидевшего в кабине, не было видно, но пассажиры приняли меня на удивление дружелюбно. Мы все обхватили руками стоявшую посреди кузова бочку бензина, уперлись друг в друга плечами, а ногами — в противоположную стенку. Я облегченно вздохнул. Мои спутники скорее всего торопятся на похороны. Никто из них не говорил по-английски, но само их присутствие вселяло надежду.

Я и не подозревал, что крытая «тоёта», полная китайцев, означала для меня спасение еще и потому, что была последней машиной, проехавшей в Мэсалонг. Самому бы мне ни за что не пройти шлагбаум, перед которым стоял патруль в зеленой форме. «Тоёта» остановилась у сторожевой будки. Солдат что-то спросил у шофера, тот ответил. Молодой скуластый командир махнул рукой и другой солдат открыл шлагбаум. Внимательные глаза через заднее оконце обшарили внутренность машины. Я быстро склонил голову, чтобы меня не заметили, но шофер уже включил первую скорость, машина тронулась. Затаив дыхание, я ждал приказа остановиться, однако патрульные беззаботно возвращались на свою скамейку.

Я с любопытством озирался по сторонам.

Селение Мэсалонг, расположенное на небольшом возвышении, с первого взгляда отличалось от окрестных деревушек племен акха и лису с лачугами из глины, досок и даже листьев. Здесь каменные домики свидетельствовали о достатке их обитателей. В магазинах без витрин предлагали посуду и кувшины, ткани, керосин и рис, часы фирмы «Сэйко» и даже прохладительные напитки. Сами торговцы отправились на площадь, чтобы не прозевать церемонию, а за прилавком оставили женщин: истинный коммерсант умеет скорбеть и сидя за кассой. Возможно, приехавшие на похороны захотят купить что-нибудь на память или попросят бутылочку кока-колы… Печаль — словно ветер, налетит и умчится. А деньги остаются.

«Тоёта» ехала по главной улице, пока дорогу ей не преградила большая толпа. Все смотрели в одну сторону. Под треск рвущихся петард и грохот барабанов генерал Туан Шивэнь совершал свой последний путь.

Я сбросил рюкзак перед ближайшим домом. Китайцы честный народ. Впрочем, мне было уже не до вещей. Если бы процессия миновала меня, то на узкой тропе, обсаженной чайными кустами, я бы ее не догнал. Сотни скорбящих окружили бы гроб молчаливой стеной.

Мне повезло. На появление иностранца — переодеться я не успел — никто не обратил внимания. Короткие шорты и грязная футболка не вызвали подозрений — сотни глаз следили за более интересным зрелищем. Впереди траурного шествия два коротко остриженных подростка несли огромный венок. Он напоминал обруч, оплетенный цветами самой разнообразной окраски. Внутри круга был сделан ромб из проволоки, украшенный другими цветами. Начали щелкать фотоаппараты.

Стоявший у дороги солдат с передатчиком, увидев меня, сразу насторожился. Не стоило играть в «неприметность» на расстоянии двух метров от опасности. От ненужных вопросов меня могло спасти только непрестанное движение. Хотя бы временно.

Рвались петарды. Процессия двигалась по склону холма, расположенному напротив деревни. Тропа вилась между чайными плантациями; на ней рядом умещалось не более трех человек, и издали процессия походила на длинную ленту. Светло-голубые формы бесчисленных ополченцев перемежались старыми, серыми. Потом зазвучали барабанчики — ритмично, как при средневековых казнях. Я дважды протер глаза — нет, это не мираж: среди полуголых горцев, в немом восхищении таращивших глаза, маршировали «маржоретки», словно бы спрыгнувшие с плаката, рекламирующего красоты Шотландии. Белоснежные штаны с красными лампасами и ярко-красные облегающие курточки с золотыми эполетами и золотой шнуровкой ладно сидели на их стройных фигурках.

Таиланд никогда не принадлежал Британской империи. Кто же, скажите на милость, научил этих деревенских девушек с диких, всеми забытых гор в самом центре «золотого треугольника» отточенным движениям, которые не скопируешь ни с одной фотографии? Что за гений предприимчивости раздобыл им одежду, привезенную скорее всего прямо из Лондона? Пожалуй, и эти девушки — одна из великолепных идей генерала Туана.

Если в Мэсалонг приедет министр, генерал или даже сам премьер-министр, кто составит его эскорт? Конечно, не буддийские монахи, к которым он привык, и не банда голодных горцев, которых он вряд ли хотел бы увидеть, а два ряда рослых, красивых «маржореток». И сразу ему покажется, что он явился с важным государственным делом, и он будет удивлен, обрадован и даже немного польщен: таких почестей ему еще нигде не оказывали.

Правда, я подозревал, что сам генерал не представлял себе своих похорон с «маржоретками». Во всяком случае, не в ту пору, когда несколько высокопарно называл себя «сторожевым псом у северных ворот Таиланда».