На Азорских, Гавайских, Галапагосских, а также Андаманских, Никобарских, Маскаренских и других океанических островах нет и местных земноводных. Те земноводные, которые сейчас встречаются, например, на Маврикии и Реюньоне, были привезены сюда для борьбы с насекомыми-вредителями. Бернарден де Сен-Пьер, например, в 1770 году в книге «Путешествие на Остров де Франс»[17] пишет: «Здесь попытались, но без успеха, ввезти лягушек, поедающих яйца комаров, которые те откладывают в стоячей воде».

Однако в горах островов Маэ и Силуэт живут маленькие луковичные лягушки. Им, несомненно, потребовалось очень много времени, чтобы развить свои отличительные черты. Совершенно неприемлема идея, что эти лягушки, как и очень чувствительные к среде подземные земноводные, успевшие развиться в эндемичные семейства и виды, могли быть занесены сюда за тысячи километров волнами и течением. Наличие их на Сейшелах тем более интересно: ведь обе эти группы представлены в Африке и Индии, но их нет на Мадагаскаре.

Кроме морской рыбы там, где речки впадают в море и где морская вода у берегов смешана с пресной, можно встретить угря (Anguilla bicolor). На островах Маэ, Праслен и Силуэт имеется даже, настоящая пресноводная рыба (на других океанических островах рыбы местного происхождения не водятся). Это, например, небольшой яйцекладущий зубастый карп (Pachypanchax playfairy). Впервые он был обнаружен полковником Плейфером в 60-х годах прошлого века.

Существует множество книг об «аквариумных рыбах». Авторы их единодушно утверждают, что эти виды либо встречаются у восточноафриканского побережья от Занзибара до Мозамбика, либо относятся лишь к «Сейшелам, Мадагаскару и Занзибару». Одиако южноафриканский специалист профессор Смит уже в 1963 году в своей большой работе «Рыбы Сейшел» писал, что небольшая goujon водится лишь на Сейшелах — хотя с годами она и стала «популярной аквариумной рыбкой». Могла ли она отсюда добраться до Занзибара и других мест с помощью энтузиастов по разведению аквариумных рыб? Или авторы книг выдвигают заведомо ложные теории? Я обнаружил, что на Мадагаскаре, на северной оконечности острова, водится рыба, близкородственная аквариумным. Это либо какой-то особый вид, либо один из подвидов сейшельского зубастого карпа. Наличие этой рыбы на Занзибаре подтвердил профессор Рагнар Ульссон из Стокгольма, приславший мне выдержку из современной немецкой работы «Рыбы аквариумов в словах и картинках», где некий господин Артур Рахов рассказывает, что в 1924 году он, к своему большому удивлению, получил из Занзибара посылку с этой рыбой.

Один немецкий коллекционер рыб сообщил, что в парке рядом со столицей Занзибара он в большом количестве ловил Panchypanchax playfairi, которая «до этого была известна лишь как местная рыба различных островов Сейшел, обитавшая к тому же в горных водах».

Можно подозревать, что на Занзибар эту рыбу завез сам полковник Плейфер. Он служил там некоторое время и, должно быть, очень гордился тем, что этот небольшой зубастый карп назван его именем. Впрочем, можно предположить, что эта рыбка родом с Сейшел, а все другие места ее находок объясняются «вмешательством в фауну» человека. В таком случае Panchypanchax playfairi вместе с насекомыми типа ночных и дневных сетчатокрылых, а также эндемичные земноводные являются зоогеографическим подтверждением гипотезы о континентальном происхождении Сейшел, того именно факта, что в период, когда основные составные части южного огромного континента Гондваны медленно отдалялись друг от друга, Сейшельская банка приобрела, так сказать, самостоятельность.

Принимая во внимание эволюцию Сейшельских островов в третичный период и в плейстоцене, не удивительно, что многие ботаники отмечают известную бедность, флоры этой островной группы, несмотря на обилие зелени. Американец Джонатан Дауер в работе «Растения и люди на побережье Сейшел», изданной в 1967 году, утверждает, что панданус — по сути дела единственный эндемичный вид деревьев побережья; кроме него в глубине острова имеется лишь около дюжины видов папоротников и менее сотни цветковых растений, не встречающихся в других частях света.

Даже если мы добавим к этим эндемичным видам другие, предположительно характерные для островов еще до колонизации, но встречающиеся в иных частях света, то и в этом случае общее число их окажется небольшим. Так, например, у побережья — всего 57 видов местного происхождения, а в гористых районах обнаружено лишь около 250 различных эндемичных цветковых растений и папоротников.

Отдельные горные эндемичные растения довольно интересны. Естественно, что за десятки миллионов лет механизм эволюции преподносил большие сюрпризы. Например, вполне вероятно, что отличительные признаки сейшельской пальмы развились уже после изоляции островного мира. Она относится к афро-азиатскому подсемейству пальм Borassoideae. Но из-за своих плодов (двойных кокосовых орехов) она называется кокосовой пальмой, хотя и относится к подсемейству Cocoideae.

Наличие столь крупных «семян» является признаком некоторой «физической неполноценности» дерева. Из-за тяжести своих плодов пальмы не могут расти на склонах гор, а лишь в долинах. Но сейшельские пальмы можно встретить и на вершинах гор и холмов, что объясняется, вероятно, их происхождением от пальм, которые и миллионы лет тому назад также росли высоко в горах Сейшел.

Одновременно сейшельская пальма не обладает способностью обычных кокосовых пальм перебираться на новые острова и побережья морем. Обычные кокосовые орехи, как известно, довольно долго побывав в соленой воде, сохраняют всхожесть и легко прорастают на побережье, но еще никогда не случалось, чтобы заброшенные волной на берег двойные кокосовые орехи пустили побеги. Однако трудно утверждать, что именно пребывание в соленой воде губит их; может быть, на «чужих» побережьях нет необходимых для этих гигантских семян климатических условий: ведь для прорастания им требуется восемнадцать месяцев.

Среди эндемичных растений на Сейшелах есть одно, которое настолько сильно отличается от всех известных растений мира, что ботаники считают возможным рассматривать его как самостоятельное семейство. Из-за сходства своих плодов с медузами, оно получило название Medusagyne oppositifolia. Начальник Департамента сельского хозяйства Сейшел Лионне, усердно популяризирующий флору и фауну островов в местных публикациях, называет его «растение-медуза».

Уникальное растение было обнаружено в 70-х годах прошлого столетия в средней части острова Маэ, где оно росло в расщелинах скал высоко в горах Себер. В последний раз ботаники видели его в 1908 году. После этого, несмотря на длительные поиски, никто не встретил его ни на Себере, ни на других горах. Возможно, его небольшая популяция давным-давно «отошла в лучший мир», хотя некоторые специалисты надеются все же отыскать это удивительное растение. Как полагает Лионне, нет полной уверенности в исчезновении растения-медузы. А англичанин Джеффри в 1968 году в «Приложении» к Упсальскому симпозиуму на тему «Охрана растительности в Африке к югу от Сахары» писал даже, что растения-медузы могут быть обнаружены на Себере на высоте более 450 метров. Более того, он считает, что для этой горы характерно удивительное скопление редких видов растительности, в числе которых — эндемичная рандия (Randia sericea) и эндемичный ползучий непентес (Nepenthes pervillei).

Эти растения обычно неразлучны и никогда не встречаются отдельно друг от друга, но причины данного симбиоза еще никому не удалось определить. Непентесы живут за счет насекомых, которых они «вылавливают» в глубоких кувшинах своих листьев. Насекомое, привлеченное яркой окраской кувшина, попадает в него и быстро растворяется в специальной жидкости, находящейся на дне.

Особенно распространена эта загадочная пара растений на острове Силуэт, где целая гора носит имя одного из них: гора Пот-а-О (Лазящий водяной кувшин). Удивительно то, что непентес растет на Сейшелах, ведь центр его популяции — далекий Борнео. Судя по всему, это растение (как и многие насекомые) мигрировало сюда из Юго-Восточной Азии через Цейлон. Но в то время как «странствующий лист», например, так никогда и не «забрел» дальше Сейшел, непентес продолжал свой путь До Мадагаскара, где возник вид, который оказался, как ни курьезно, первым из местных растений, известных в Европе в XVIII веке.