Действительно, крышу над головой люди здесь имеют, но солнышко сюда вряд ли когда заглядывает. Прямо перед галереей, на которой мы стояли, на небольшом пригорке возвышался полуразвалившийся мавзолей. Тут за ветхой стеной под каменными надгробными досками покоятся султан Ибрагим Шарки и его семья. О том, как он умер, местные жители рассказали мне довольно романтическую историю. Когда заболел один из членов султанской свиты литераторов, персидский поэт и теолог Шихаб–уд–дин Мухаммед из Даулатабада, султан пришел приободрить его. Он очень уважал поэта и в соответствии с исламским обычаем, взял кубок, налил в него воды и несколько раз провел им вокруг головы больного), приговаривая: «О Аллах, устрани болезнь моего ближнего, лучше пошли ее на мою голову. Отдаю свою жизнь за него». Аллах, вероятно, принял его жертву. Поэт вскоре выздоровел, а султан заболел и через несколько дней скончался.

О его преемниках уже нельзя сказать что–нибудь хорошее, хотя за время их правления Джаунпур оставался тем, чем был раньше: центром индо–исламского образования и единственным городом, в котором были все условия для развития архитектуры и литературы. Сын Ибрагима Махмуд был настолько самоуверен, что попытался завоевать столицу Дели и управлять всей Индией. Однако делийский султан Бахлул Лоди одной решающей атакой лишил его всех надежд. Другого султана, Мухаммеда–шаха, убили придворные, которых он восстановил против себя своей крутостью и легкомысленным поведением. На трон был посажен Хусейн, брат убитого султана. В свою очередь, и он, возбужденный успехами своих кампаний против окрестных индуистских раджей, решил попытать счастья и снова выступил против Дели. Хусейн кончил так же, как и его отец, пожалуй, даже хуже. Султан Бахлул разбил его войска наголову, а земли присоединил к своим владениям. Это был конец независимого Джаунпурского султаната. Хусейн–шах дорого заплатал за то, что не умел трезво оценивать ситуацию и преувеличивал свои способности правителя и полководца.

Таким образом, наиболее ярким моментом всего восьмидесятипятилетнего периода джаунпурской независимости было время правления султана Ибрагима. В самом начале мусульманского господства в Индии не часто случалось, чтобы какой–нибудь султан между беспрерывными войнами уделял время искусству, литературе и наукам, способствовал бы их расцвету. Султан Ибрагим — приятное исключение. Это был образованный и благородный человек, он имел более высокие цели и идеалы, чем его современники. При этом следует принять во внимание тот факт, что небольшое государство, которым он управлял, располагало весьма скромными средствами на реализацию его грандиозных планов, а также учесть бурное время, в которое он правил целых тридцать четыре года. Мы, бесспорно, можем с уважением склонить голову перед его личностью и тем значительным вкладом в культуру, плодами которого могут наслаждаться наши современники.

Даулатабад — «Обитель богатства»

Изучая историю Делийского султаната, я обратил внимание на противоречивую фигуру султана Мухаммеда Туглака. В своих решениях султан редко когда руководствовался советами своих приближенных, хотя сам большим умом не отличался. За ряд опрометчивых поступков он был признан сумасшедшим.

Опасаясь, что наместники отдаленных провинций станут самостоятельными и его обширная империя распадется, султан решил оставить недавно построенный им рядом с Дели город Туглакабад и перенести правительственную резиденцию в центральные районы султаната, так чтобы все окраинные области находились под его надзором. Выбор пал на неприступную крепость на скале Деогири — «Горе богов», которую его предшественники незадолго до того завоевали у деканских Ядавов.

Туглак отремонтировал крепость, усовершенствовал ее оборонительные сооружения и в соседнем селении основал новый укрепленный город, придумав для него возвышенное имя Даулатабад — «Обитель богатства». Султан не удовлетворился тем, что перенес в Даулатабад свой двор. Он также издал указ переселить туда всех жителей Дели. Вероятно, он боялся, что какой–нибудь придворный может в его отсутствие занять делийский трон.

В то время в Индии находился известный арабский путешественник Ибн Баттута. Он стал очевидцем почти всех мероприятий Мухаммеда Туглака и оставил о нем много интересных замечаний. О сумасбродном решении султана перенести столицу со всеми ее жителями на 1200 километров южнее Ибн Баттута записал в свой дневник следующее: «Одним из худших деяний султана Мухаммеда было то, что он вынудил всех жителей Дели оставить родные места. Он сделал это в отместку за то, что они писали ему обидные и оскорбительные письма, с такой, например, предостерегающей надписью: «При жизни Господина мира никто, кроме него, не смеет прочесть это письмо!» Ночью они подбрасывали письма в приемную султана. Когда же правитель вскрывал их, то находил там лишь ругательства и оскорбления.

Поэтому, говорят, султан и решил уничтожить Дели. Он выкупил у всех жителей города дома и квартиры, заплатив их стоимость, и приказал всем переселиться в Даулатабад. Сначала люди не хотели повиноваться, однако султан послал на улицы глашатаев с указом о том, что в течение трех дней все жители должны покинуть город. Когда его слуги спустя три дня обнаружили на улице двух человек, один из них был хромой, а другой слепой, и привели их к султану, то тот приказал убить хромого из пращи, а слепого тащить за конем всю дорогу от Дели до Даулатабада, то есть сорок дней дороги. Бедняга по дороге распался на куски, и в Даулатабад конь привез одну лишь ногу. После этого все жители покинули Дели, оставив там свое имущество.

Один человек, который пользуется моим полным доверием, рассказал мне, что однажды ночью султан вышел на ровную крышу дворца, посмотрел на темный город, в котором не было видно ни одного огонька и даже дыма факела, и сказал: «Теперь моя душа спокойна и мой гнев улегся».

Позднее султан предложил жителям других городов заселить Дели. В результате начали вымирать другие города, а Дели все равно остался малонаселенным. Таким мы и нашли его во время нашего сюда прихода, пустым и праздным, с немногими жителями»[5].

Эксперимент султана не принес ему успеха. Он все равно не смог остановить постепенное разложение империи и через семнадцать лет вынужден был разрешить изгнанникам снова поселиться в Дели.

Я долго ждал возможности посетить Даулатабад. Но вот однажды известный поэт урду Сикандар Али Ваджд, областной судья из Аурангабада, пригласил меня к себе в гости. В то время я работал в университете Османия в Хайдарабаде. К конечной цели моего путешествия длиной более шестисот километров меня домчал за одну ночь паровозик узкоколейной дороги, проходящей по долине реки Годавари. Субботним утром я вышел из поезда на вокзале в Аурангабаде. Не ожидая, когда господин Ваджд сможет уделить мне время после своего рабочего дня, я прыгнул в первую попавшуюся тонгу и приказал извозчику ехать прямо в Даулатабад. Тощая лошадка потащилась по северо–западной дороге, ведущей в Эллору. Примерно через час езды наша двухколесная тележка доползла до одинокого гранитного холма, подножие которого было стесано и превращено в отвесные стены крепости, расположенной на вершине. Тонга вкатилась в вымерший город султанов и остановилась прямо перед воротами внешней крепостной стены.

Я присоединился к небольшой группе бомбейских студентов, ожидавших у входа начала экскурсии. Вместе с ними я прошел через оборонительную систему трех угловых башен, охраняемых необычно высоким бастионом с эркером, на выступающих подпорках. В поле моего зрения попал стройный, заостренный кверху минарет Чанд–минар, на который по западноазиатскому образцу надето два кольцевых балкончика. Я искал взглядом мечеть, но безуспешно, минарет, говорят, никогда не служил муэдзинам для призывов к молитве, он лишь напоминал о победе ислама над индусскими князьями Декана.

У каменного мостика через ров, заполненный зеленоватой водой, нас встретил экскурсовод в униформе. Он объяснил нам, что в крепость входить одним не разрешается, так как туда кроме извилистого туннеля, пробитого через скалистую гору, нет дороги.