— Мы едины как объединение поэтов, — говорит Дои-сан, — но в выборе творческого метода каждый свободен. Лозунг нашего движения — «массовизация» поэзии на прогрессивной, демократической основе.

Научившись с годами ценить время, особенно чужое, я шел к Дои Дайскэ с заранее составленным вопросником. Накануне еще раз перелистал подаренные поэтом журналы, просмотрел его сборники. Вопросов накопилось несколько десятков. По мере того как Дои-сан отвечал, я вычеркивал пункт за пунктом в записной книжке. Я знал стихи Дои Дайскэ, его литературно-критические статьи, но ничего не знал о нем как о человеке, не знал и творческой биографии поэта. С его любезной помощью я восполнял пробел…

Бывший камикадзэ окончил юридический факультет Токийского университета. Еще до поступления Дайскэ в высшее учебное заведение в семье обсуждался вопрос, какое ему дать образование. Речь зашла о литературе, но отец с матерью и слышать об этом не хотели. Мужчина должен иметь солидную профессию и твердый заработок. А если стать, например, юристом, то можно попытаться исправить и кое-что в законодательстве. Так вчерашний летчик, кандидат в смертники, стал юристом и проработал три года в одной из страховых компаний.

Разоренная войной, оккупированная, Япония переживала бурные дни классовых битв. Дои не остался безучастным к выступлениям японского пролетариата, не замкнулся в личном, интимном мире. Он стал активистом своего профсоюза, а вскоре и поплатился за участие в борьбе — его уволили. Но приостановить процесс его перехода на сторону рабочих было уже невозможно. Шесть лет участвовал Дои Дайскэ в профсоюзном движении, и за это время не написал ни одной стихотворной строки. Творчество словно ждало своего часа. Не хватало уверенности в том, что оно нужно людям.

В марте 1962 г. Дои Дайскэ — к этому времени он уже коммунист — направляется с партийным поручением в Иокогаму. Он отчетливо помнит те дни, встречи с иокогамским поэтом Ямада Имадзи, портовым грузчиком, который еще в 1947 г. получил за свое знаменитое стихотворение «Дождь» премию на творческом конкурсе Общества новой японской литературы.

— Там я впервые в жизни написал стихи для плакатов компартии. Это были обычные агитационные плакаты, разъяснявшие политику коммунистов. Тогда же я написал стихотворение «Десять лет спустя» и послал его в газету «Акахата». Вскоре оно было опубликовано. Так началась моя творческая работа.

Критика тепло отнеслась к поэтическому дебюту Дои Дайскэ, отметив, что автор говорит языком, понятным рабочим людям. В 1965 г. выходит первый сборник стихов поэта, «Десять лет спустя», в 1970-м — второй, «Личное послание». Печатаются его острозлободневные критические статьи о современной поэзии, издаются отдельной книгой литературоведческие работы — «Мои записки», продолжают появляться новые стихи.

Одно из лучших стихотворений поэта — «Стойкость». Поводом для его создания послужила трагедия на шахтах Миикэ, где по преступной небрежности владельцев произошел обвал, погибли шахтеры. Несчастные случаи в промышленности Японии не редкость. Запомнилась цифра, которая приводилась в японской прессе: в 1968 г. на предприятиях Японии в результате несчастных случаев погибло 6260 рабочих. Трагедия на шахтах Миикэ потрясла количеством жертв.

«Стойкость» — реквием жертвам капиталистической эксплуатации. Написанное горячо и взволнованно, стихотворение имело огромный успех сначала у слушателей (поэт читал его на массовых собраниях и вечерах), а затем и у читателей. По выражению Цубои Сигэдзи, слова в нем «налиты кровью».

— Чем объяснить наличие в стихотворении больших прозаических вкраплений? — обращаюсь я к своему собеседнику. — Не свидетельствует ли это о живучести традиций? В древности проза перемежалась стихами, взять хотя бы «Повесть о блистательном принце Гэндзи».

— Вряд ли имеет смысл устанавливать прямую связь с этой традицией… А впрочем, я ведь японец, и связь с той или иной традицией может проявиться подсознательно. Если же всерьез говорить о традиции, то я бы вспомнил классический театр Кабуки. Ритмизованная проза служит своего рода связкой между четырьмя стихотворными частями «Стойкости», повествующими о событиях, разделенных во времени и пространстве…

Была и еще одна причина, по которой Дои Дайскэ ввел в стихи прозу. Стихотворение слишком объемное — надо было облегчить публике его восприятие. Этого требовали напряженная динамика массовых митингов, для которых произведение предназначалось, моментальность реакции публики. Эффективность воздействия стихотворения проверялась на практике. Поэт неоднократно выступал с ним и всякий раз наблюдал за выражением лиц своих многочисленных слушателей. Если он чувствовал, что какие-то строки воспринимаются равнодушно, он исправлял их, заменял другими, неустанно добиваясь неослабевающего внимания аудитории. В ходе «эксперимента» возникла и идея прозаических вставок, которых сначала не было.

— Что вы скажете о языке этого произведения? Насколько я знаю, он существенно отличается от языка других ваших стихотворений.

— Да, «Стойкость» написана не общепринятым токийским языком. Сделано это специально. Сам я уроженец северо-восточного района страны — Тохоку, из префектуры Ягамата. Герои же мои — шахтеры, рабочие угольных копей в Миикэ. Там, на южном острове Кюсю, свой диалект, который я и использовал. Когда читаешь стихи вслух, содержание в общем и целом схватывают все слушатели. Но, повторяю, оно написано языком рабочих и предназначено для рабочих.

— В предисловии к сборнику «Десять лет спустя» вы пишете, что бывали за границей, но не уточняете, где именно. Не в Москве ли?

— Нет, в Москве я впервые! В предисловии речь идет о другом, — Дои-сан смеется и взмахивает рукой, словно отгоняя воспоминания о чем-то нелепом, а может, и неприятном.

— В сентябре 1964 года я уехал в КНР — преподавать японский язык, а в октябре 1966-го вернулся на родину. В тот год в Китае началась «культурная революция». В числе других товарищей я подвергся яростным нападкам органов пекинской пропаганды и вынужден был покинуть Китай.

— В рекламном проспекте к другому вашему сборнику — «Личное послание» — поэтесса Мацуда Токико выражает надежду, что и эта книга станет «оружием в идеологической борьбе». Кто ваши противники на литературном фронте, Дои-сан? (Против кого вы выступаете как поэт и ведущий деятель «Конгресса поэтов»?

— В Японии существует несколько организаций, объединяющих поэтов. Одна из наиболее крупных — Общество современных поэтов, созданное вскоре после второй мировой войны. Общество не имеет четкой политической и эстетической платформы. Членами его являются поэты самых различных взглядов и убеждений, самых различных художественных направлений и методов. Здесь и символисты, и модернисты, и сюрреалисты, поэты прогрессивные и реакционные. Есть и такие, которые пытаются отображать действительность, руководствуясь принципами социалистического реализма. Я тоже член Общества современных поэтов. Как внутри этого объединения, так и вне его мы, поэты с пролетарским, коммунистическим мировоззрением, сражаемся с реакционерами в литературе и искусстве. Это прежде всего литераторы, выступающие против создания в стране единого демократического фронта, против единства прогрессивных сил. Мы боремся с троцкистами и троцкизмом, которым заражена значительная часть студенческой молодежи. Мы развенчиваем произведения, поддерживающие троцкизм, проповедующие антипролетарскую идеологию, наносящую вред нашему делу. Есть у нас и другие противники. В их числе некоторые поэты, сыгравшие в свое время видную роль в истории японской демократической поэзии, но впоследствии отказавшиеся по тем или иным причинам от целей, которых добиваемся мы, поэты-коммунисты…

В Японии много литературных премий. Существует и премия «Конгресса поэтов». Она учреждена в 1968 г. и присуждается ежегодно. При редакции журнала «Конгресс поэтов» создано жюри, которое оценивает произведения, присылаемые на конкурс. При этом не обязательно, чтобы стихи были опубликованы. В жюри из восьми человек входят в основном руководящие деятели движения (в их числе Цубои Сигэдзи и Дои Дайскэ).