Изменить стиль страницы

В те дни поэт написал много стихов. Одно из них посвящено девушке, пришедшей на свидание к другу…

Девушка парня ждала
под деревом гингко.
Девушка не знала,
что ее друг арестован.
Студенты — братья рабочих.
Первое Мая — наш праздник.
Так думали мы.
«Народная площадь» — площадь народа,
они не посмеют ее отпять.
Так думали мы.
Под звуки песен, рука в руке,
со знаменем шли вперед —
ради рабочих, ради мира.
Помню
отчетливо, ясно…
Вдруг —
слезоточивых гранат
град,
касок сверканье,
блеск пистолетных дул…
Говорят, что товарищ
кричал полицейским:
— Не стреляйте в народ!
— Не стреляйте в народ!
Девушка парня ждала.
Девушка ничего не знала.
Я хотел ей сказать.
Я к ней подошел,
но стоял —
с низко опущенной толовой,
словно яркая зелень гингко
слепила меня…

Поэт верит в конечное торжество коммунистических идеалов. Верит в приход весны, неизбежной, долгожданной, солнечной, и веру его разделяют многие, очень многие юноши и девушки Японии. Свидетельство тому — строки современника и ровесника Усами поэта Имамура:

Скоро весна наступит,
И рухнут оковы мрака.
Ведь будущее планеты —
Мы, молодежь, мы!

И в дождь, и в метель, под градом ударов полицейских дубинок, сквозь тюрьмы и смерть шагает к цели юность Японии. Ничто не в силах остановить ее, поколебать ее единство…

Усами — прогрессивный поэт. Ему сродни революционность Маяковского.

Мои строки стремятся к цели,
Словно пули красноармейцев! —

говорит о себе Усами Наоки.

Влияние творчества Маяковского и некоторых других советских поэтов прослеживается во многих его стихах.

Как же оценивает поэт Усами поэта Маяковского? «Если „Илиада“ — конец героической эпохи Греции, то „Ленин“ (поэма „Владимир Ильич Ленин“ — А. М.) — начало эпохи мировых Советов», — написал он на преподнесенном мне экземпляре книги.

…Много профессий переменил за свою жизнь Усами Наоки, которому уже за сорок. Сейчас Усами — сотрудник музыкальной фирмы «Нихон Бикута», выпускающей грампластинки. Работы не убавилось. Пожалуй, наоборот. Когда мы встретились на ЭКСПО-70, поэт был весь во власти новых забот: он работал над переводом советских песен. «Творчество лишает меня личной жизни», — отшучивался Усами, который большую часть своего короткого пребывания в Осака потратил на консультации у знатоков песни — советских музыкантов.

Весной 1971 г. фирма «Нихон Бикута» распространила проспект, рекламирующий первую публикацию в Японии послевоенных советских песен, а вскоре на прилавках магазинов появился красочный альбом со стереозаписями — своеобразная антология советской песни за последние четверть века. Стихи С. Есенина, И. Сельвинского, М. Матусовского, Е. Евтушенко, Р. Рождественского, Л. Ошанина, К. Ваншенкина нашли дорогу к сердцам японских любителей песни, и немалая заслуга в том Усами Наоки, выполнившего переводы текстов. Он глубоко прочувствовал проникновенное русское поэтическое слово и сумел передать своим соотечественникам его задушевность.

Некогда переводчик первой послевоенной антологии советской поэзии, Усами Наоки стал отныне и переводчиком первой антологии послевоенной советской песни. Читая его обстоятельные комментарии к каждой песне, невольно проникаешься чувством признательности к большому другу и пропагандисту советской поэзии.

Как поразительно точно выбрал поэт из множества переведенных им песен цитату, открывающую его исследование, предшествующее переводам!

«Русское поле…
Ты моя юность,
Ты моя воля, —
То, что сбылось, то, что в жизни сбылось, —

поется в песне, помещенной в этом альбоме. Когда я слушаю популярные послевоенные советские песни, которые целый год собирал, отбирал и переводил, — пишет Усами, — Советский Союз в моем представлении, его стихи, песни как бы сливаются воедино; единую цепь образуют и разрозненные события моей послевоенной жизни… Студенческие выступления, профсоюзная борьба, несколько сборников стихов и переводов из советской поэзии, десять лет, проведенные мною в Японии и в Советском Союзе. Люди, с которыми я встречался на бескрайних просторах от Дальнего Востока до берегов Балтийского моря, раздумья об идеалах и действительности социализма… Я слушаю эти песни, и душа моя утрачивает покой, и слово „разлука“ наполняется физически ощутимым смыслом…» Этими словами Усами Наоки хочется закончить очерк о нем.

«Брат мой Назым!..»

Голос Хикмета, западающий в душу каждого человека, взывающий нежно и ласково ради маленькой мертвой девочки из Хиросимы поставить подпись за мир, уже давно стал голосом миллионов, жаждущих мира. Стал гимном японского движения в защиту мира.

Накамото Нобуюки

Еще со студенческих лет я зачитывался Назымом Хикметом. Правда, слово «зачитывался» не совсем точно передает тогдашнее мое отношение к поэзии великого турецкого поэта. В 50-е годы, когда накал борьбы за мир достиг апогея, Назым Хикмет, лауреат Международной премии мира, был одним из тех, кто шел во главе этого движения современности. И к тому же писал стихи. И какие стихи! Они казались мне эталоном революционного романтизма, в них ощущалась железная поступь века и билось сердце бесконечно любимой…

Странная вещь, в те годы я не мог приступить к очередному своему переводу, не «насытившись» перед работой чтением томика избранных произведений поэта. И каждый раз, когда я прочитывал строки «Плакучей ивы» — этой баллады о красном коннике, смертельно раненном на скаку, я брал перо. А перед мысленным взором витали образы, навеянные стихотворением:

Он не вскрикнул,
К себе не позвал уходящих друзей.
Только сердце сдавила печаль,
Только грустно взглянул
на копыта коней,
уносящихся вдаль.
…………………………………………….
Конники, конники, красные конники,
Ветрокрылые красные конники,
Ветрокрылые конники…
Конники…
Конь…
(Перевод В. Журавлева)

…Многое из того, что перевел я, вошло в сборник «Песни Хиросимы». Тогда я не был знаком с Назымом Хикметом и не предполагал, что мне доведется разговаривать с любимым поэтом. Случилось это, к сожалению, слишком поздно — в последний год его жизни. И встрече с ним я обязан моему другу из Японии Нобу — литератору Накамото Нобуюки. Нобу изучил русский язык, год совершенствовался на спецкурсах при МГУ. Его рассказам о поэзии не было конца.