Изменить стиль страницы

Второй эпизод, сообщаемый нам Плутархом (Regum et imper. apophteg. 200A), относится уже к заключительному периоду осады Карфагена. Полибий, чтобы обезопасить римские позиции на случай внезапной вылазки карфагенян, посоветовал Сципиону набросать в мелководный залив доски, усеянные гвоздями. Сципион отклонил предложение Полибия, сказав, что «смешно, захватив стены и находясь внутри города, пытаться избегнуть сражения с врагом». Возможно, что именно этот эпизод имел в виду Павсаний (VIII, 30, 9), говоря, что «всякий раз, когда Сципион следовал увещеваниям Полибия, он добивался успеха. А в чем он не внял его увещеваниям, терпел, как рассказывают, неудачи».

Известно, наконец, что Полибий присутствовал в 146 г. до н.э. при завершающем штурме Карфагена и был свидетелем сдачи в плен карфагенского полководца Гасдрубала (Pol. XXXIX, 4). Он был свидетелем того, как Сципион, глядя на пылающий город, в течение столь долгого времени служивший объектом страха и ненависти римлян, произнес свою знаменитую фразу о превратности судеб людей и государств (App. Lib. 132, 628—630; Diod. XXXII, 24).

Период со 149 по 146 гг. до н.э. важен для нас не только участием Полибия в осаде и взятии Карфагена, но также и тем, что на эти годы падает большое путешествие нашего историка вдоль западного побережья Африки, которое еще при жизни принесло ему широкую известность. Эта экспедиция, хорошо известная в античности, оставила тем не менее очень незначительный след в дошедшей традиции. Наиболее подробным изложением является известный пассаж Плиния Старшего (Hist. nat. V, I, 1): «В то время как Сципион Эмилиан вел войну в Африке, Полибий, автор истории, получив от него флот, отправился в путь для изучения этого района и т.д.». Сам Полибий в сохранившихся частях своего сочинения ничего не сообщает об этом путешествии, за исключением пассажа III, 59, 7—8, который можно истолковать в интересующем нас смысле. Полибий рассказывает об опасностях и трудностях, которые ему довелось претерпеть в странствиях по Ливии, Иберии, Галлатии и по морю, граничащему извне с этими странами.24

В то время, когда Полибий находился в Северной Африке, в Греции развивались драматические события. Пришедшие к власти в период после 151 г. до н.э. лидеры радикальной демократический группировки Диэй, Демокрит и Критолай пытались окончательно инкорпорировать Спарту в состав Ахейского союза.25 Рим вмешался в конфликт. Сенатская комиссия постановила отделить от Ахейской лиги Спарту и ряд других областей (Paus. VII, 14). Это решение вызвало вспышку гнева ахейцев. Все спартанцы, находившиеся в Коринфе, были схвачены, а римские послы подверглись оскорблениям.

Рим, занятый военными действиями под Карфагеном, в Испании и Македонии, где вспыхнуло восстание, попытался мирным путем урегулировать конфликт. Кроме того, сенат мог планировать создание в Ахейском союзе лояльно настроенного по отношению к Риму правительства, в котором Полибию, как нам представляется, должна была отводиться не последняя роль.26 Откровенно конформистская политика сторонников Калликрата слишком сильно скомпрометировала себя в глазах всей Греции, и для сената было выгодно сформировать правительство из людей, лично пострадавших от происков партии Калликрата и вместе с тем лояльно настроенных по отношению к Риму. Этот шаг должен был одновременно и предоставить сенату надежную опору в лице такого правительства, и поднять авторитет римской политики в Греции.

Сенат вполне мог прочить Полибия на роль нового ахейского лидера.27 Однако начавшаяся III Пунийская война спутала карты римской политики. Сенат был целиком занят ведением военных действий в Северной Африке, и вопрос об Ахейском союзе отошел на второй план. Сенат дважды вызывает Полибия из Пелопоннеса. После этого Рим уже не мог в достаточной степени контролировать события в Ахейском союзе. К власти в союзе пришла радикальная партия во главе с Диэем и Критолаем. После ряда острых инцидентов сенат уже имел формальные поводы для объявления войны, но старался урегулировать конфликт мирным путем, а в перспективе после окончания войны с Карфагеном осуществить замену лидеров союза. События приняли, однако, другой оборот.

В начавшихся военных действиях силы оказались слишком неравными. Войска Ахейского союза были разбиты в нескольких сражениях, а главная цитадель Коринф была разрушена по приказанию Луция Муммия (Paus. VII, 15; Pol. XXXIX, 13).

Возвращение Полибия в Грецию совпало с последним трагическим аккордом борьбы ахейцев за независимость — падением Коринфа. Полибий стал свидетелем того, как созданные столетиями культурные ценности греков гибли от рук римских легионеров (Pol. XXXIX, 13). Тем не менее, Полибий с беспристрастием историка нашел в себе силы воздать похвалу личной умеренности Луция Муммия (Pol. ibid. 17 cf. Aur. Vict. vir. illustr. 60. Front. Strateg. IV. 3, 15).

Разрушение Коринфа, очевидно, не вызывало у Полибия как профессионального военного никакого удивления. Скорее даже, наоборот, он был склонен считать, что с разрушением главной цитадели28 у ахейцев впредь была отнята возможность возобновления войны.

Можно предположить, что с самого момента возвращения в Грецию Полибий находился в свите Луция Муммия. Собственный авторитет и дружба со Сципионом Эмилианом давали Полибию возможность оказывать определенное влияние на победителя ахейцев. Так, Полибию удалось спасти от уничтожения статую Филопемена и добиться возвращения увезенных из Пелопоннеса мраморных изображений Арата и Ахея (Pol. XXXIX, 14, 3; 10).

На фоне общей катастрофы деятельность Полибия носила паллиативный характер. Понимал это и сам Полибий. Но даже эти действия должны были дать со временем благие результаты. Если в период войны Полибию удалось добиться от римлян ряда уступок, пусть даже по второстепенным вопросам, то это давало надежду по окончании войны добиться гораздо большего.

Вскоре в Пелопоннес прибыла сенатская комиссия из десяти человек для урегулирования ахейских дел. Посланные сенаторы активно пользовались советами и помощью Полибия. Чтобы отблагодарить его за оказанную помощь и компенсировать его утраченное имущество, они решили преподнести в дар Полибию значительную часть из конфискованного имущества Диэя (Pol. XXXIX, 15). Полибий отклонил это предложение и даже, по его собственным словам, просил своих друзей ничего не покупать с торгов. Этим поступком он внушил большое уважение к себе как римлянам, так и соотечественникам.

Спустя шесть месяцев комиссия возвратилась в Рим, поручив предварительно Полибию обходить греческие города и разрешать все споры до тех пор, пока жители не привыкнут к новым установлениям. С этого времени и до самой смерти в руках Полибия находились нити умиротворения соотечественников. Помимо выработанных комиссией мер, Полибий сам устанавливал для греческих городов некоторые, не известные нам ближе, законы (Pol. ibid.). На основании сообщения Павсания (VIII, 30, 9) можно предположить, что законодательная деятельность Полибия была санкционирована сенатом на основании ходатайства полисов, ранее входивших в Ахейский союз. К.Циглер даже предположил, что свидетельство об этом могло содержаться в утраченных частях сочинения Полибия.29

II. «ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ» ПОЛИБИЯ

Историографическое творчество Полибия замыкает собой большой период истории описания независимой Эллады. Имея перед собой титанические фигуры Геродота, Фукидида, Ксенофонта и их последователей, Полибий избирает свой, отличный от предшественников, путь историописания. Опираясь на созданный прежде богатый арсенал научных и литературных средств, Полибий стремится создать своего рода канон исторического произведения, который вмещал бы в себя значительное число различных требований.

При чтении сочинения Полибия никогда не следует упускать из виду то, в какую эпоху творил ахейский историк. Подчинение эллинистического мира Римом, свидетелем и в известной степени участником которого стал сам Полибий, создавало, с одной стороны, новую, отличную от всего предшествующего, политическую и культурную реальность, а с другой стороны, требовало иного подхода к осмыслению и изображению этой реальности. Мир вокруг Полибия постоянно менялся: на смену разрозненным и политически обособленным эллинистическим монархиям и союзным образованиям, которые, постоянно враждуя между собой, вели эллинистический мир к постоянному ослаблению, заступала свежая, монолитная и стабильная политическая система римской государственности, достойно прошедшая все испытания в горниле пунийских, иллирийских, македонских и прочих войн. Установление римского господства на Балканах безусловно вело к подчинению свободолюбивых эллинов и оскорблению их патриотических чувств, однако несло в себе при этом очень важные для античного мира моменты. Происходило объединение прежде разрозненного мира; устранялись раздиравшие его противоречия и военные конфликты, вызванные бесполезной и пагубной борьбой отдельных государств за политическое преобладание. Множество отдельных государств всего за несколько десятилетий превратились практически в единое государство. Все это, с одной стороны, отвечало симпатиям Полибия, воспитанного на объединительных принципах «Федеративной Эллады», и с другой — приводило его к мысли о том, что методы, которыми пользовались его предшественники в изложении истории миниатюрных государств прежней Эллады, уже не соответствовали масштабам и внутренним закономерностям грандиозного объединения Средиземноморья.