...Если мнение наше верно, то, я полагаю, есть большая разница между неправдою по неведению и преднамеренною; первая заслуживает снисхождения и благосклонной поправки, вторая по всей справедливости беспощадного изобличения. Всякому видно, что Тимей весьма часто впадает в ошибки этого последнего рода, в чем можно сейчас же убедиться (Сокращение ватиканское).
12a. Вероломство локров.
...Если кто не соблюдает уговора, мы применяем к нему поговорку: «Локры с договором»47. Кто разыскал это48?.. Историкам и всем прочим людям известно, что во время вторжения Гераклидов локры заключили уговор с пелопоннесцами, согласно коему обязаны были поднять вражеские факелы на тот случай, если бы Гераклиды совершали переправу в Пелопоннес не через Истм, но у Рия; тогда пелопоннесцы, заранее уведомленные, могли бы принять меры против вторжения Гераклидов. Однако локры не исполнили уговора и поступили совершенно наперекор ему: при появлении Гераклидов они подняли дружеские факелы, и потому Гераклиды переправились беспрепятственно, и пелопоннесцы, не приняв никаких мер, пропустили врага в свою землю (Сокращение ватиканское).
12b49. Несправедливое отношение Тимея к Каллисфену.
...Необходимо изобличать и осмеивать50 привнесение в историю сновидений и чудес. Всякий, кто сам позволяет себе во множестве подобные побасенки, должен быть рад, если не подвергается упрекам, и не подобает ему нападать на других, как поступает Тимей. Каллисфена51 за то, что тот пишет о подобных предметах, Тимей называет льстецом52, человеком, чуждым всякой философии, так как он внимал воронам и исступленным женщинам53, что кару от Александра он заслужил, ибо развратил душу Александра, насколько мог. Тот же Тимей превозносит похвалами Демосфена и прочих ораторов того времени, называя их достойными сынами Эллады за то, что они восставали против божеского чествования Александра. Этот же философ, продолжает Тимей, наделивший смертное существо эгидою и перунами, получил заслуженную мзду от божества (Сокращение ватиканское).
13. Ложные суждения Тимея о Демохаре.
По уверению Тимея, Демохар54 чинил блуд верхними частями тела, не достоин был возжигать священный огонь55, своим поведением превзошел описания Ботриса56, Филениды и прочих непристойных писателей. Таких ругательных выражений не должен бы позволять себе не то что человек просвещенный, но даже тот, что в непотребном доме торгует собственным телом. Тимей же, дабы придать больше веры своему срамословию и бесстыдным измышлениям, взводит на человека новую клевету, привлекая в свидетели какого-то безвестного комика**. На чем основываются мои возражения? На том прежде всего, что Демохар, племянник Демосфена, был человек благородного происхождения и хорошего воспитания; во-вторых, на том, что афиняне почтили его избранием в военачальники и на другие должности; все это было бы невозможно, если бы Демохар одержим был такими пороками. Поэтому, мне кажется, Тимей нападает не столько на Демохара, сколько на афинян, которые отличали этого человека, вверяли ему судьбу родного города и собственное достояние. Однако в словах Тимея нет ни слова правды. В противном случае не один комик Архедик говорил бы о Демохаре то, что передает Тимей, но многие друзья Антипатра, так как Демохар открыто высказывал немало оскорбительного не только о самом Антипатре, но и о его преемниках и друзьях; повторяли бы то же и многие противники Демохара, к числу коих принадлежал и Деметрий Фалерский. В своей истории Демохар жестоко нападает на Деметрия за то, что тот кичится такими действиями во время управления государством57, какими прилично было бы хвалиться разве лихоимцу или ремесленнику. Так, по словам Демохара, Деметрий превозносил себя за то, что многие предметы потребления дешево продавались в городе и все жизненные припасы имелись в изобилии. Не стыдился он и того, продолжает Демохар, что впереди устраиваемой им процессии двигалась самопроизвольно улитка, выплевывающая слюну, а в то же время через театр прогоняли ослов58, ибо родной город уступил59 другим все то, что составляет красу Эллады, а сам покорно исполнял веления Кассандра. 14. Однако ни Деметрий, ни кто другой не говорят ничего подобного о Демохаре. Вследствие этого, полагаясь больше на свидетельство родного города, нежели на уверение язвительного Тимея, я смело заявляю, что жизнь Демохара свободна была от всех приписываемых ему недостатков. Однако если бы и в самом деле подобный порок был присущ Демохару, какой повод или какое событие вынудили Тимея вносить эти подробности в свою историю? Если человек рассудительный, решившись отомстить врагу, руководствуется соображением не столько о том, чего заслуживает противник, сколько о том, какого рода действия согласуются с его собственным достоинством, то тем паче обязательно, когда произносишь хулу на другого, сообразоваться не столько с тем, какой хулы заслуживает противник, сколько с тем, какую хулу можно произнести без ущерба для собственного достоинства. Что касается людей, которые во всем руководствуются внушениями страсти или вражды, то необходимо с осторожностью относиться ко всяким их суждениям и вовсе не доверять их неумеренным речам. Вот почему и мы теперь с полным правом можем отвергнуть суждения Тимея о Демохаре. Напротив, Тимей не вправе рассчитывать на чье-либо снисхождение или доверие, ибо он по врожденной язвительности явно переступает меру справедливости в своих нападках.
15.Неправда Тимея об Агафокле.
Не одобряю я также и брани Тимея против Агафокла60, хотя бы он и был подлейший из людей. Я разумею то место в самом конце истории, где Тимей утверждает, что Агафокл в ранней юности был общедоступным любодеем, готовым к услугам гнуснейших развратников, галкой, зимолетом61, предоставлявшим себя во всех видах любому негодяю. К этому Тимей прибавляет, что, когда Агафокл умер, жена его в жалобных причитаниях говорила: «Чего только я не делала с тобою? Чего ты не делал со мною?» Здесь приходится не только повторять сказанное по поводу Демохара, но и дивиться непомерному ожесточению Тимея. Дело в том, что Агафокл наделен был от природы выдающимися достоинствами, как можно легко видеть из слов самого Тимея. Так, покинув на родине кружало, дым и глину62, он восемнадцати лет от роду прибыл в Сиракузы и в короткое время с ничтожнейшими вначале средствами достиг обладания всей Сицилией, дал грозные битвы карфагенянам, сохранил за собою власть до старости и под конец жизни провозглашен был царем. Не следует ли из этого со всею очевидностью, что Агафокл был человек замечательный, редкий, одаренный сильною волею и большим умом, потребными для государственной деятельности? Итак, на обязанности историка лежит поведать потомству не только то, что служит к опорочению и осуждению человека, но и то также, что достойно похвалы; в этом и состоит настоящая задача истории. Между тем Тимей, отуманенный личной злобой, говорит нам о слабостях Агафокла с раздражением, преувеличивая их, а все его достоинства обходит молчанием. Он и не понимает того, что в истории одинаково почитается ложью как измышление небылицы, так и намеренное утаивание существующего63. Впрочем, из жалости к Тимею мы опускаем примеры его чрезмерной злости и ограничиваемся тем, что прямо входит в нашу задачу (О добродетелях и пороках, Сокращение, Свида).
16. Законы Залевка у локров.
...Двое юношей завели тяжбу между собою из-за раба. Дело было так: один владел рабом уже довольно давно, а другой за два дня до происшествия вышел в поле и в отсутствие господина силою увел раба к себе. Узнав об этом, первый господин явился в дом похитителя, взял своего раба, пошел с ним к начальству64 и, заявив, что раб останется у него, обещал поставить поручителей. Ибо, говорил он, по закону Залевка65 спорная вещь до решения суда должна находиться во власти того, у кого она отнята66. Противник, опираясь на тот же закон, стал уверять, что вещь отнята у него, ибо раб перед приводом его к начальству исторгнут из его дома. Представители суда были в недоумении и, призвав космополида67, предоставили ему решить дело. Космополид истолковал закон так, что «увод» всегда бывает от того лица, у коего спорная вещь находилась последнее время в непререкаемом владении. Если же кто отнимет силою вещь у другого и «уведет» ее к себе, затем прежний владелец совершит «увод» от похитителя, то это не есть «увод», понимаемый законом. Юноша вознегодовал на это толкование и отрицал, чтобы такова была мысль законодателя. Тогда космополид, как говорят, предложил юноше, не желает ли он вести с ним спор о намерении законодателя68 по закону Залевка, а закон Залевка гласит следующее: говорить о намерении законодателя в заседании Тысячи с петлями на шее, и кто из спорящих окажется ложным истолкователем закона, тот обязан на глазах Тысячи лишить себя жизни чрез удушение. На это предложение космополида юноша, говорят, отвечал, что положение спорящих не равное: тогда как противнику остается жить всего два-три года, — космополиду было немного меньше девяноста лет, — перед ним еще, по всей вероятности, большая часть жизни. Этим остроумным замечанием юноша обратил серьезное дело в шутку, а все-таки власти истолковали «увод» согласно мнению космополида (Сокращение).