В 1804 году попечителю Рогожского кладбища, купцу Илье Фокичу Шевякову, удалось без осложнений построить «теплую» (отапливаемую, зимнюю) часовню во имя Рождества Христова. В этом храме регулярно собирались всероссийские Соборы духовенства и мирян, управлявшие Древлеправославной Церковью.

Вокруг кладбища выросла Рогожская слобода. Кроме храмов здесь были больницы, богадельни, приюты для сирот, дома священников и пять женских монастырей. В первой половине XIX века этими обителями управляли настоятельницы Пульхерия, Александра, Девора, Маргарита и Мелания. Инокини и послушницы непрестанно читали Псалтырь за умерших, а также занимались рукоделием: вышивали шелками, золотом и бисером, плели пояса и лестовки[137], пряли лен и ткали холсты.

Мать Пульхерия (в миру Пелагея Анисимовна Шелюкова), прожившая в Рогожской слободе без малого девяносто лет, была одной из влиятельнейших фигур в старообрядчестве. Без ее участия не решался ни один важный церковный вопрос. «Крепчайшая» в благочестии, прославленная подвижнической жизнью и начитанностью, она пользовалась среди староверов непререкаемым авторитетом. Считалось, что схимница Пульхерия, истомившая плоть тяжкими железными веригами, обладает даром прозорливости и пророчества. Сам московский митрополит Филарет (Дроздов, 1783–1867), могущественный иерарх Синодальной церкви, оказывал ей глубокое уважение.

Для начальства над кладбищем и богадельнями была учреждена контора под управлением особых попечителей. Контора по своему усмотрению отправляла священников в отдаленные места для исправления треб. Священники возили с собой Запасные Дары, священное миро и святую воду. В лучшие годы на Рогожском кладбище служили 12 «беглых попов» и 4 диакона.

Наиболее известным и авторитетным служителем Рогожского кладбища был Иоанн Матвеевич Ястребов (1770–1853). В1803 году отец Иоанн, благочестивый священник Владимирской епархии, уверившись в истинности старой веры, оставил Синодальную церковь и ушел в Рогожскую слободу. Здесь со своей супругой матушкой Евфимией он прожил пятьдесят лет.

В 1812 году, когда Москву заняли французские войска, над старообрядческими храмами нависла угроза разорения. По преданию, отец Иоанн приказал закопать все ценности на кладбище. Свежие «могилы» были представлены французам как свидетельство начавшейся эпидемии. Захватчики побоялись раскапывать «чумные могилы» и покинули Рогожскую слободу, ничем не поживившись.

Спасение церковных святынь доставило отцу Иоанну всероссийский почет и уважение. Зная об этом, митрополит Филарет неоднократно уговаривал почтенного священнослужителя вернуться в Синодальную церковь, но Иоанн Ястребов как истинный пастырь отказывался покинуть паству. Состарившись и одряхлев, священник не оставил службы в рогожских храмах, хотя сам уже не мог ходить и его возили в мягком кресле на колесиках.

Формально храмы Рогожского кладбища считались часовнями без алтарей, поэтому в них служились только вечерни, утрени, полунощницы, часы и молебны, а также совершались венчания, крещения и исповеди. Умерших отпевали в Никольской часовне.

Венчаний совершалось великое множество, особенно в мясоед перед масленицей. Из-за тогдашней «скудости священства» на Рогожское кладбище приезжали венчаться староверы не только со всей Москвы и губернии, но даже из других губерний, порой весьма удаленных.

Иногда священники были вынуждены венчать сразу до пятнадцати пар — «гуськом», как тогда говорили. Для этого в Рождественской часовне хранилось 20 пар одинаковых бронзовых венцов. Для венчания богатых купеческих свадеб были устроены драгоценные серебряные венцы, вызолоченные, с бриллиантами и жемчугом. Крещения младенцев совершались в Рождественской часовне, для чего там находилось 46 купелей.

Исповедь священники принимали в часовнях, а иногда у себя на дому. Для записи исповедников в кладбищенской конторе были заведены особые метрические книги. По ним можно судить о количестве рогожских прихожан. Например, в 1841 году у Иоанна Ястребова исповедовалось 922 души обоего пола, у других попов — от нескольких сотен до полутора тысяч. Говевшие и исповедовавшиеся причащались в часовнях Запасными Дарами. Для этого после службы часов четыре священника с потирами становились двое по клиросам, а двое у северных и южных диаконских дверей алтаря, и причащали каждый своих духовных детей.

Раз в году, в Великий Четверток, тайно, дабы не навлечь гнева властей, священники служили литургию для освящения Запасных Даров, пользуясь переносной походной церковью древнего освящения.

В 1813 году, по окончании войны с французами Москва была занята донскими казаками, большинство которых было староверами. За исправлением треб они обращались на Рогожское кладбище. В благодарность за духовную поддержку войсковой атаман граф Матвей Иванович Платов (1751–1818) — по преданию, сам бывший старообрядцем — оставляя столицу, по просьбе Иоанна Ястребова подарил кладбищу древнюю походную церковь, освященную во имя Пресвятой Троицы. Власти разрешили служить в ней литургии по большим праздникам[138].

Эти службы, собиравшие тысячи богомольцев, в течение десяти лет совершались в часовнях истово и благочинно: «Перед древними иконами в драгоценных ризах, блистающих золотом и каменьями, зажигались пудовые свечи. Служба шла чинно, со всем соблюдением устава. На клироске пел по-старинному хороший хор певчих. Особенною торжественностью отличались на кладбище крестные ходы на воду в день Богоявления, Преполовения и др. Впереди шли с хоругвями избранные носильщики, все в кафтанах старого покроя. За ними следовали такие же избранные прихожане с иконами, потом священники в дорогих ризах, и все это чинно, в строгом порядке… Зрелище, до глубины сердца умилявшее истого старообрядца!»[139]

О благолепии тогдашних богослужений свидетельствует богатство кладбищенской ризницы. В храмах и конторе хранились тысячи священнических фелоней из бархата, серебряной и золотой парчи, сотни епитрахилей, диаконских орарей и стихарей. До сих пор ризница Рогожского кладбища считается крупнейшим и ценнейшим в России собранием древних облачений и старинных тканей.

Рогожские попечители, купцы-миллионщики, с неслыханной роскошью украсили часовни. Правительственный чиновник «по борьбе с расколом» Павел Иванович Мельников (1818–1883), более известный как выдающийся русский писатель Андрей Печерский, описывал убранство кладбищенских храмов: «Часовни были украшены великолепно. Иконы превосходного древнего письма — рублевские, строгановские и др., в богатых сребропозлащенных ризах с драгоценными камнями и жемчугом, серебряные паникадила и подсвечники с пудовыми свечами, богатые плащаницы, золоченые иконостасы, великолепная утварь — все свидетельствовало как об усердии, так и о богатстве рогожских прихожан»[140]. К сожалению, до наших дней сохранилось (и то частично) убранство только Покровского храма.

Тот же автор сообщает, что «Рогожская библиотека была замечательна не столько по своей обширности, сколько по редкости находившихся в ней книг. Она была с особенною тщательностью собираема в тридцатых и сороковых годах <ХIХ века>. На приобретение редких рукописей и старопечатных книг в это время богачи денег не жалели»[141].

Император Александр I, внук Екатерины И, обещавший править «по закону и по сердцу бабки нашей», не досаждал Рогожскому кладбищу. Только в конце своего царствования он поднял руку на московское старообрядчество.

В январе 1823 года по доносу о «соблазнительных для православных богослужениях» был проведен обыск на кладбище, найдена и отобрана походная церковь, стоявшая в алтаре Рождественского храма, а сами часовни запечатаны. Только благодаря ходатайству рогожских попечителей А.Д. Шелапутина и В.Е. Соколова часовни вскоре были открыты, но походную церковь власти не возвратили. От попечителей взяли расписку в том, что впредь литургии не будут служиться. Но литургии все-таки совершались. Изредка и тайно их служили по ночам в присутствии немногих надежных людей в походных церквах в обителях матерей Пульхерии и Александры.