— Не будут ли гости возражать против присутствия Маргариты? — спросила она.

— Я бывал на подобных маскарадах. Если его устраивает Вестбрук или еще какой-нибудь известный развратник, то, как правило, среди приглашенных оказывается немало дам полусвета и тех, чьи мужья не требуют от них верности. Ни одна дама из «Олмака»[21] не будет присутствовать там, если это тебя беспокоит. Бьюсь об заклад, кое о ком из приглашенных ты слышала сплетни, но они никогда не пересекались с людьми из круга общения твоей тетушки.

— Но почему Вестбрук? Я не хочу видеться с леди Гревилл!

Утром Мадлен получила еще одну записку от Каро, в ней та приносила неискренние соболезнования по поводу слухов о Фергюсоне. Когда Мадлен сообщила об этом Фергюсону, он выругался.

— Если мы встретим там Каро, я разберусь с ней. К сожалению, я не могу нанести ей визит, чтобы покончить с этим: она настолько одержима местью, что может решиться на скандальный поступок, чтобы скомпрометировать меня перед свадьбой. Но мы не можем ждать более подходящего повода. Вестбрук пригласит всех франтов столицы, и мы сможем предъявить Маргариту широкому кругу людей. Другого такого раута не предвидится, по крайней мере, в ближайшие две недели.

Ей не понравилось то, что на празднике будет присутствовать Каро, но откладывать возвращение Маргариты было нельзя. Пэры могут начать расследование до того, как появится другая возможность.

— Хорошо, мы поедем на этот маскарад. Но я не знаю, как мне подготовится к такому событию.

— Элли вызвалась помочь тебе. Я не одобряю то, что она посещает такие мероприятия, но, по крайней мере, она расскажет тебе все, что нужно о них знать.

— Она достаточно взрослая, чтобы самой решать, как ей развлекаться. — Мадлен была удивлена обеспокоенностью Фергюсона. — Но Элли будут рады видеть на любом балу.

Фергюсон погладил ее по волосам, желая успокоить и прогнать все ее страхи.

— Давай сперва решим наши проблемы, а потом позаботимся о восстановлении доброго имени сестры. Ты уверена, что хочешь пойти на маскарад?

— У нас нет выбора. К тому же это последнее сомнительное предприятие, в котором я смогу поучаствовать до того, как стану благочестивой герцогиней.

— В тебе нет ничего невинного, любовь моя.

Внезапно в его глазах вспыхнуло желание. Он схватил ее за руку и, притянув к себе, усадил на колени. Она упала в его объятия с тихим смехом, он поцеловал ее, готовую на все.

Теперь, когда у них был план, пусть и очень опасный, она чувствовала, что они смогут преодолеть все трудности. Возбуждение, страх и волнение вылились в безумную похоть, а его поцелуи только подливали масла в огонь. Она открыла рот, впуская его язык.

Но поцелуи не могли удовлетворить ее. Уже несколько дней они не занимались любовью, и пройдет еще не одна неделя, прежде чем она заполучит его. До свадьбы они будут вынуждены соблюдать приличия. Наверное, он чувствовал себя так же. Его руки уже ласкали ее ягодицы, он оторвался от ее рта, чтобы губами припасть к шее, к груди.

Она резко вдохнула, когда он, смяв ткань лифа, оголил ее грудь. От него прекрасно пахло: кожей, крахмалом и немного потом, но совершенно не ощущался аромат мыла, используемого при бритье. Почувствовав укол щетины, она улыбнулась: он так спешил на встречу с ней, что позабыл о такой мелочи, как бритье.

Сейчас он тоже не беспокоился о мелочах. Лаская губами ее грудь, он согнул ее ногу и задрал юбку, облегчая себе доступ к потаенному месту. Он провел пальцами по ноге в шелковом чулке, который немного провис под коленом, задержался на ленте, удерживающей чулок на ноге. Выше ленты была обнаженная плоть.

Он не торопился, его губы и пальцы доводили Мадлен до исступления. Посмотрев вниз, она впервые увидела себя в платье во время их любовных игр. Его мускулистые руки держали ее крепко, его губы ласкали ее обнаженную грудь. При свете дня эта картина вызвала у нее настоящий шок.

— Мне нравится твоя задница, обтянутая брюками, но, когда ты в юбках, все намного проще.

Его грубые слова одновременно и шокировали, и возбудили ее еще больше. Он ввел палец в ее пещерку, потом второй, одновременно с этим яростно целуя в губы.

Она не понимала, как он это делал, и полагала, что не сможет когда-нибудь объяснить это: и до встречи с ним она чувствовала возбуждение, но никогда не думала, что будет вспыхивать, как римская свеча, каждый раз, когда он коснется ее. Прежде чем она смогла издать слабый стон протеста или потребовать прекратить, он довел ее до пика возбуждения, и она уже сама просила о прикосновениях, которые усиливали ощущения. Продолжая трогать ее, он начал расстегивать штаны и устраивать ее сверху на своих бедрах, как делал это несколько ночей назад. Она понимала, чего он хочет, и он легко вошел в нее. Пытаясь сдержать крик, Мадлен закусила губу.

В этот раз он притянул ее к себе для поцелуев, использовал свой язык, чтобы заставить ее молчать, и темп его толчков совпадал с ритмов поцелуев. Он крепко держал ее, и потребовалось несколько толчков, чтобы он достиг предела.

— Я не могу больше сдерживаться, — он сунул руку под юбку и прикоснулся к набухшему клитору.

Она думала, что на этот раз, возможно, он кончит первым, но в тот же миг сама словно рухнула со скалы. Он снова поцеловал ее, прежде чем она закричала бы, и необходимость сдерживать стоны еще больше обострила ощущения. Она все еще дрожала, когда он напрягся под ней, и она почувствовала, что он кончил в нее.

Они не могли отдохнуть в объятиях друг друга, но после ужаса прошлого вечера и утреннего беспокойства их ласки показались им настоящим блаженством. Она нежно поцеловал его в лоб. Он достал носовой платок и аккуратно вытер у нее между ног, чтобы она могла опустить юбки.

Когда Мадлен поправила платье, а он застегнул брюки, она улыбнулась ему:

— Прости, кажется, мы стали повторяться.

Он ухмыльнулся в ответ.

— Мы не повторяемся. Это новый пункт в списке. После бесконечных часов, которые Солфорд заставил меня провести здесь, упрашивая его дать согласие на наш брак, я не смог устоять перед соблазном получить немного удовольствия в его кабинете.

Она рассмеялась, поскольку была слишком счастлива, чтобы помнить о своих страхах. Он рассмеялся вместе с ней, и она была рада тому, что они снова могли вместе смеяться, хотя им все еще угрожала опасность.

— Мне страшно идти на маскарад, — уже серьезно сказала она, — но я рада, что мы предпримем попытку все уладить.

Его глаза потемнели.

— Я не буду рад, пока мы благополучно не уйдем оттуда. Но я сделаю все, чтобы так и случилось, Мад. И тогда мы поженимся и сможем до конца своих дней быть вместе.

— Звучит неплохо, — сказала она.

Он встал и еще раз проверил, в порядке ли их одежда.

— Днем придет Элли, чтобы помочь тебе. Но не позволяй ей командовать. Она может посоветовать надеть скандальный наряд.

Он улыбнулся, как будто дразня ее, но прозвучало это серьезно.

— Мы можем пережить еще одну скандальную ночь, Фергюсон. Нам даже может понравиться.

— Именно этого я и боюсь, — сказал он.

Смеясь, она поцеловала его, но быстро отпустила. Ей нужно было переодеться, подготовиться к приходу Элли, и, если она хотела блистать на маскараде как Маргарита, привести свои чувства в порядок.

Они были так близки к счастливой развязке, и она не позволит себе растеряться в ответственный момент. Еще одна ночь — и он будет всегда принадлежать ей.

Глава 32

За Элли с малых лет закрепилась репутация безрассудной девчонки-сорванца, но когда она приехала в Солфорд Хаус, то напомнила Мадлен легендарную Боудикку[22] перед боем. В ее голубых глазах горел огонь, она не скрывала своей радости по поводу предстоящего приключения. Рыжие волосы, уложенные в высокую прическу, дополняли образ кельтской воительницы. В спальню Мадлен она зашла решительной походкой и захлопнула дверь перед носом сопровождавшего ее лакея. Затем на письменный стол полетел лист бумаги, словно это был план сражения. Но это не был список полков и вооружений. Это был эскиз маскарадного костюма для Мадлен, которая в театре переодевалась в мужской костюм, поэтому ее не должно была смутить идея Элли. В конце концов, это было платье, пусть и самое откровенное из всех, какие только доводилось видеть Мадлен.