Тристрам ехал в полном молчании, и наконец отец догнал его, решив потолковать со своим младшим сыном.

— Что-то не дает тебе покоя, мой мальчик? Ты думаешь о девушке?

— Да, если она уедет в Спрингфилд, я, вероятно, смогу видеть ее только тогда, когда мы будем гнать скот через него. Может быть, только один раз в год. Я не думаю, что такая девушка, как Сэди, будет долго ждать. Кроме того, если, она привыкнет к жизни вне буша, вряд ли она захочет сюда вернуться.

— Что ты пытаешься сказать? Если тебе нужно выбирать между девушкой и здешней жизнью, кому же еще решать, кроме тебя?

— Я знаю.

— Полагаю, ты уже решил, мой мальчик. Итак?

Шляпа с широкими полями отбрасывала тень на большую часть лица Тристрама, и его отец не мог видеть выражение боли, когда он сказал:

— Я должен поехать туда, куда поедет Сэди, пап. Я должен.

Мердо кивнул, надеясь, что и его лицо было в тени, как и лицо его сына.

— Ты поступил, как настоящий мужчина, мой мальчик. Ты должен поступать так, как считаешь нужным. Я не хочу кривить душой и делать вид, что доволен таким оборотом, но и не буду удерживать тебя, если ты так решил. Я не могу дать тебе много денег, но, если ты подождешь до следующего перегона скота, половина выручки за овец и коров будет твоя. Это все, что ты можешь получить от меня. Земля и все на ней — тем, кто на ней останется.

— Я понимаю, па. Я вообще ничего не ждал.

— Мне будет не хватать тебя, мой мальчик, но я ведь скучаю и по твоей матери тоже, я ничего не мог сделать, чтобы не потерять ее.

Мердо подстегнул резко свою лошадь и поскакал туда, где были другие, ускакавшие несколько вперед. Тристрам смотрел ему вслед, и ком в горле душил его. Слова отца показали такую любовь, какую он никогда раньше не выказывал ни к одному из его сыновей.

— Давно пора продать часть нашего скота, пап. У нас слишком много овец, мы едва справляемся, а перегона скота не было уже почти три года. Что же касается припасов… Тут уж положение совсем никуда. Через какой-нибудь месяц или два у нас не останется пороха, чтобы зарядить хотя бы одно ружье.

— Ты твердишь об этом уже несколько месяцев, Рори, — и ответ все тот же. В Новом Южном Уэльсе сейчас столько овец, что они даже перебираются через границу. Нам придется отдать их почти задаром — и, я думаю, еще повезет, если мы найдем, кому сможем сбыть наш скот с рук.

— Ну и что же делать? Сидеть тут, пока не опустимся до того, что будем носить овечьи шкуры и утешаться тем, что даже бродячим аборигенам тут нечем поживиться — ни пороха, ни ружей, чтобы стрелять?

В голосе Рори Росса было и нетерпение, и раздражение. С тех пор как Тристрам уехал с фермы два года назад, средний сын Росса стал проявлять все больше нетерпения. Он нервничал, задумывался, и Мердо понимал, что настало время что-то предпринять, если он не хочет, чтобы еще один сын покинул ферму.

— Нет, — Мердо тщательно взвешивал свои слова. Он долго и упорно обдумывал проблему, стоит ли. И, кажется, нашел решение, но его еще одолевали сомнения: — Сколько у нас теперь лошадей?

— Не знаю. Может быть, около двух сотен, а что?

Несколько лет тому назад Мердо вернулся из одного прогона скота с несколькими полувыезженными лошадьми и выпустил их на близлежащие холмы. За годы их количество увеличилось, и уже было трудно сказать точно, сколько лошадей у Россов. Когда им были нужны лошади под седло, они ловили столько, сколько было необходимо для выездки.

— Вы с Дональдом поймаете, сколько сможете, а я скажу Томми и ребятам, чтобы они привели овец.

— Мы будем делать перегон? Но ведь ты сказал…

— Я прекрасно знаю, что я сказал, но мы не поведем это стадо к Сиднею. Мы поедем в Аделаиду.

— В Аделаиду? — Оба сына воскликнули одновременно, а Рори добавил: — Это ведь где-то на побережье Южной Австралии?

— Правильно. Пойдем и посмотрим, где это.

Мердо дотянулся до верха шкафа из грубого дерева, в котором хранилась различная посуда, собранная в те времена, когда была еще жива Эми Росс, и вытащил оттуда большой, свернутый в рулон кусок бумаги. Расстелив его на кухонном столе, он придавил его с одной стороны бутылкой, наполовину заполненной водой, а с другой — пистолетом, который вытащил из-за ремня.

— Это — карта, — сделал вывод Рори.

Мердо посмотрел на своего среднего сына с выражением притворного восхищения.

— Ты знаешь, мой мальчик, если бы твоя мама и я могли бы отдать тебя в школу, вместо того чтобы учить самим, своими собственными силами прямо тут, ты мог бы вырасти почти смышленым.

Сарказм не дошел до Рори.

— Откуда эта карта, па? И что ты собираешься нам показать? Разве мы не можем без карты добраться до Аделаиды?

— Вот тут-то ты и не прав, мой мальчик. Ты помнишь того путешественника, который проходил здесь месяц или два назад?

— Англичанина?

— Да, его. Ну, ведь он шел из Аделаиды. У него было несколько газет, запихнутых под седло, и одну он оставил у нас. В ней были последние цены на скот в Аделаиде — и они гораздо выше, чем в Сиднее. Он и еще кое-что оставил — эту карту, скопировав ее для меня с той, которую он нарисовал по пути сюда.

— Зачем он все это сделал? Или у тебя уже тогда были намерения сделать перегон скота в Аделаиду?

— Мне хотелось, чтобы он нарисовал ее для меня на всякий случай. Просто чтобы знать туда дорогу. Я не собирался пользоваться ею, потому что он сказал, что придется идти по очень тяжелой местности. Для лошадей это не так уж страшно, они могут двигаться, быстрее, но что касается овец… И все же, вы непрестанно повторяете мне, что у нас слишком много овец. На следующий год им не хватит еды, и поэтому у нас нет выбора. Но на случай, если нам не удастся сохранить овец, я думаю, мы можем взять с собой и лошадей. Их всегда можно будет продать.

— Это отличная новость, па! — Все плохое настроение тут же улетучилось у Рори. — Когда мы отправляемся?

— Как только вы приведете лошадей и заставите Томми и его ребят пригнать овец.

Четыре дня спустя после того, как Мердо объявил о своем решении, он и Рори направлялись на Запад с двумя сотнями лошадей и более чем с тысячью овец. С собой они взяли девять пастухов-аборигенов, которые все ехали на лошадях Россов. Дональд остался на ферме.

Несмотря на все сомнения, Мердо надеялся, что у них неплохие шансы добраться до Аделаиды с большинством овец и лошадей. В ближайшие месяцы выпало столько дождя, сколько он не мог припомнить раньше. Если на Юге Австралии выпало столько же дождя, все пройдет успешно.

Целый месяц они шли на запад, у лошадей был выбор пастбищ, а овцы догрызали ту траву, которая оставалась после них. Эта часть путешествия проходила спокойно. Россы и аборигены продвигались вперед, не имея недостатка в еде и траве для скота. Ориентируясь по карте, Мердо находил самую удобную дорогу и колодцы, полные водой.

Четыре дня ехали по безводной пустыне, где сам воздух, казалось, дышал жарой. Как только овцы начали выказывать первые признаки беспокойства, показался ручей, в котором было достаточно воды, чтобы утолить жажду. Теперь они двигались в южном направлении по прямой к месту назначения, но самая тяжелая часть путешествия была впереди. Не успели они пройти еще сорок миль, русло ручья, вдоль которого они передвигались, превратилось в мозаику из растрескавшейся сухой грязи, сменявшейся время от времени быстро испаряющимися лужицами стоячей воды.

Аборигены-погонщики поехали вдоль ручья вперед, осмотреть окружающую местность в поисках воды, но ничего не увидели, кроме песка и дюн.

— Что мы будем теперь делать, пап? — нетерпеливо спросил Рори, вытирая с лица пыль и пот. Впереди небо и земля сливались, танцуя вместе до неясного горизонта в мерцающей дымке. — Если мы поедем туда, трудно сказать, когда мы найдем воду, да и найдем ли вообще?

— Нам будет не лучше, если мы вернемся, — ответил сурово Мердо. — То небольшое количество воды, которое осталось позади, наверняка сейчас уже высохло, а овцы съели все, что можно было съесть. Нам ничего не остается, как идти вперед. Что ты скажешь, Томми?