Третий воскликнул:

— Мы горим желанием встретить мученическую смерть в этом священном месте, орошенном невинной кровью нашего царя!

Пепи тепло похвалил их и рассказал о том, что случилось в Фивах, о том, что город покинули члены царской семьи, но не сообщил, куда они направились. Эта новость произвела глубокое впечатление на офицеров, и они громко выразили свое одобрение царю Камосу, наследному принцу Яхмосу и святой матери Тетишери.

Тени ночи рассеялись, на горизонте вспыхнул яркий свет. Солдаты выстроились, готовясь к смертельной битве. Царь пастухов Апофис хорошо понимал, какое настроение царит в египетской армии после смерти Секененры, и собирался нанести ей молниеносный удар такими силами, которые лишили бы ее возможности оказать малейшее сопротивление. Перед его войском выстроились боевые колесницы и лучники, с тем чтобы одним ударом покончить с малочисленной армией, преградившей им путь. Когда обе армии увидели друг друга, битва началась, бушующее море слилось со спокойным потоком, армия Апофиса устремилась на египтян, и начало вращаться колесо смерти. Египтяне проявляли чудеса храбрости и героизма, но быстро погибали один за другим. Один за другим на землю падали герои, их безжалостно топтали кони. Пепи казалось, что битва скоро закончится, когда он увидел, как много командиров и офицеров встречали смерть. Видя, что от правого крыла его армии почти ничего не осталось, а враг вот-вот окружит египтян, Пепи решил отдать свою жизнь как можно дороже. Он наблюдал за армией врага и следил за тем местом, где знамя гиксосов[13] развевалось над Апофисом и его высшими командирами, среди которых, несомненно, находился убийца Секененры. Он избрал это место своей целью, приказал гвардии следовать за ним и прикрыть его с тыла. Затем командир приказал возничим устремиться вперед. Этот шаг оказался неожиданным для врага, который никогда не забывал о своей безопасности. Колесница Пепи обходила всех, кто пытался преградить ей путь, неуклонно приближаясь к Апофису. Почти все догадались о том, что задумал командир. Затем они вскрикнули от страха и гнева. Пепи вместе со своими воинами бился так, будто безумно желал смерти. Смерть относилась к командиру благосклонно так долго, что он прорвался к линии, за которой находились Апофис и его командиры. Пепи оказался в окружении всадников и заметил, что сотни солдат встали между его колесницей и царем. Командир сражался отчаянно, с его лица, шеи и ног текла кровь, врагу уже показалось, будто он бессмертен, и стрелы, копья, мечи и кинжалы устремились к нему, словно голодные псы. Пепи пал так же, как Секененра, окруженный своими доблестными гвардейцами. Все были потрясены этой лихой атакой. Сражение на поле боя закончилось, египтяне испускали последние вздохи. Апофис приказал своим воинам отойти от тела противника, который прорвался к нему сквозь замкнутый строй, вышел из колесницы, приблизился к Пепи, остановился у его головы и уставился на стрелы, торчавшие из тела командира, точно иголки ежа. Апофис покачал своей крупной головой, улыбнулся и сказал своему окружению:

— Он погиб смертью, достойной нашего самого храброго воина!

15

Фивы проснулись как обычно, не зная, что парки записали в книге судьбы города. Тут появились крестьяне, неся раненых с поля боя. Люди собрались вокруг них и стали задавать вопрос за вопросом. Крестьяне рассказали правду о том, что произошло. Они поведали, что армия разбита, фараон погиб и его семья бежала в неведомое место. Люди были потрясены, стали тревожно переглядываться, точно не веря услышанному. Эта весть распространялась по городу, вызывая страх и волнение. Люди покидали дома, шли к дорогам и рынкам, собирались в правительственных зданиях, в храме Амона, чтобы уйти от толпы и выслушать, что скажут лица, занимающие высокое положение. Знать и богачи, владевшие землями и роскошными домами, в ужасе бросали все и толпами устремлялись к югу или скрывались в бедных кварталах.

Пришли новые печальные известия о том, что пали Гесии и Шанхур, а кочевники приближаются к Фивам, чтобы взять их в окружение и принудить к сдаче. Министры, священники и тридцать судей собрались в Колонном зале храма Амона на совет, отдавая себе отчет в серьезности положения, чувствуя, что конец близок и сопротивление бесполезно. Тем не менее они не желали сдавать город без условий и ограничений, веря, что смогут продержаться за неприступными стенами до тех пор, пока враг не даст обещания пощадить граждан. Только Усер-Амон не был согласен с ними. Он пришел в сильное волнение и не мог сдержать гнева:

— Не сдавайте Фив! Будем сопротивляться до конца, как наш повелитель Секененра. Стены Фив неприступны, но если возникнет угроза захвата города, тогда разрушим и подожжем его! Пусть Апофису ничего не достанется!

Усер-Амон пришел в сильный гнев и размахивал руками, точно на проповеди, но его замысел никому не понравился. Заговорил Нофер-Амон:

— Мы отвечаем за жизни обитателей Фив! Уничтожение города приведет к тому, что тысячи людей останутся без крова, еды и будут влачить жалкое существование. Хотя мы проиграли сражение, давайте сведем к минимуму ущерб и разрушения.

Тем временем пастухи неистово штурмовали северную стену, гвардейцы стойко и храбро отражали их натиск. Обе стороны несли потери. Министры осмотрели стену и убедились, что ее можно оборонять. Однако вражеский флот, получив подкрепление, напал на египетские корабли. Началась жестокая битва, которая завершилась разгромом египетского флота. Флот пастухов блокировал западную часть Фив, на берег высадилось множество солдат и полностью окружили город. Лица, занимающие высокое положение, не видели иного выхода, как сдаться ради того, чтобы избежать катастрофы. Они послали офицера объявить о прекращении сражения и найти посланника, который обсудит условия сдачи города. Офицер вернулся, получив согласие на перемирие, и сражение у стен города прекратилось. Посланником избрали Нофер-Амона, верховного жреца Амона.

Нофер-Амон неохотно согласился с таким поручением, сел в свою повозку и, опустив голову, с тяжелым сердцем направился к лагерю пастухов. На своем пути он проезжал мимо подразделений врага. Солдаты смотрели на посланника надменно и с вызовом. Нофер-Амона ждали офицеры, перед ними стоял короткий дюжий человек с густой бородой, в котором он сразу узнал посланника Хаяна, предвестника несчастья. Своим появлением он принес гибель Фивам. Нофер-Амон заметил злорадные лица встречающих. Хаян был самонадеян, его так и распирало от гордости. Он краем глаза взглянул на Нофер-Амона и, не поздоровавшись, спросил:

— Теперь вы видите, священник, к чему привело упорство вашего принца? Вы заводитесь и произносите хорошие речи, но не умеете сражаться в войне. Ваше царство обречено — оно исчезнет навсегда!

Гофмейстер не стал дожидаться ответа и направился к палатке царя. Нофер-Амон заметил, что эта палатка напоминает шатер. Она была скрыта занавесками, перед ней выстроились белые рослые гвардейцы с длинными бородами.

Дали разрешение войти, и Нофер-Амон увидел перед собой царя Апофиса в одеждах фараона с двойной короной Египта на голове. Внешний вид царя вселял ужас, его глаза смотрели проницательно, лицо сияло белизной с красноватым оттенком. У него была красивая, свободно ниспадавшая борода. Царь сидел в окружении командиров, гофмейстеров и советников. Священнослужитель почтительно поклонился царю и безмолвно стоял, ожидая, что тот скажет. Апофис насмешливо произнес:

— Милости просим, жрец Амона. Отныне на земле Египта этому богу больше никогда не станут поклоняться!

Посланник сделал вид, будто не расслышал этих слов, и хранил молчание. Царь громко рассмеялся и с презрением спросил:

— Ты пришел сюда диктовать нам свои условия?

Нофер-Амон ответил:

— Нет, царь. Я пришел выслушать ваши условия, как полагается вождю народа, проигравшему битву и потерявшему своего повелителя. У меня лишь одна просьба — не проливать кровь людей, которые взялись за оружие, чтобы защитить свое существование.