Императрица услышала звук порывистого ветра и подняла голову.

— Слушайте, — закричала она фрейлинам, стоявшим на обычном расстоянии от ее трона, — не несет ли этот ветер дождь?

Последние два месяца страну мучил сухой холод, проникающий до корней деревьев и озимой пшеницы. С неба не слетело ни одной снежинки, и в последние семнадцать дней с юга пришло несвоевременное тепло. Даже пионы, обманувшись, дали побеги. Народ толпился в храмах, укоряя богов. Семь дней назад она приказала буддистским священникам ежедневно выносить изваяния богов из храмов, чтобы они своими глазами видели, какой урон терпели люди.

— Что это за ветер? — спросила она. — И с какой стороны земли он прилетел?

Фрейлины торопили евнухов, которые побежали во дворы, поднимая руки и поворачивая лица во все стороны, и вернулись с криками, что ветер был с восточных морей, что он был полон влаги. И вдруг раздался раскат грома, неожиданный для этого времени года. С улиц доносились крики, люди выбегали из домов, чтобы взглянуть на небеса.

Ветер крепчал. Он со свистом пролетал над дворцами, его мощные порывы ударяли в окна и двери. Это был морской ветер, чистый и влажный. Императрица поднялась со своего трона и прошла во двор. Там, обратив лицо к бушующему небу, она вдыхала свежесть спасительного ветра. И в этот миг небеса разверзлись, и хлынул дождь, прохладный сильный дождь, странный для зимы, но столь желанный!

— Добрый знак, — прошептала она.

Фрейлины выбежали, чтобы сопроводить ее, но она отослала их. На нее падал дождь. И пока она стояла, издалека, из-за стен поднялся мощный глас, глас многих и многих людей, выкрикивающих:

— Старый Будда… Старый Будда… посылает дождь!

Старый Будда — это была она, это ее народ называл Боги ней.

Императрица повернулась и снова прошла в свою тронную комнату, остановившись в дверях, она позволила фрейлинам вытереть насухо шелковыми платками ее мокрую атласную одежду и засмеялась в ответ на их нежные упреки.

— Я не была счастлива так, как сегодня, со времен моего детства, — сказала она. — Я помню, что, когда была маленькой, я любила бегать под дождем…

— Старый Будда, — любовно шептали фрейлины.

— Дождь посылает Небо, — сказала она. — Как могу я, смертная, приказывать облакам?

Но они настаивали, она видела, как они страстно желали воздать ей хвалу.

— Это ради вас, Старый Будда, идет дождь, благословенный дождь, осчастлививший нас, благодаря вам.

— Хорошо, хорошо, — сказала она и засмеялась, чтобы доставить им удовольствие. — Возможно, — повторила она, — возможно…

Последняя китайская императрица Цыси была удивительной женщиной. Ее таланты были столь многообразны, а поступки так противоречивы, что трудно описать эту личность, передать ее во всей полноте. Она жила в поворотный период истории, когда Китай сопротивлялся иностранному проникновению, а внутри страны назрела необходимость реформ. Цыси была консервативна и независима. Если надо, могла быть безжалостной. Враги боялись и ненавидели ее, и они были более откровенны, чем те, кто ее любил. Почти все западные авторы пишут об этой женщине недоброжелательно и даже мстительно.

В своей книге я попыталась нарисовать портрет Цыси так, чтобы он был близок к оригиналу настолько, насколько позволили собранные материалы и мои собственные воспоминания. Для китайцев, которых я знала в детстве, она была истинной императрицей, в ней сочеталось хорошее и плохое, но всегда они видели в ней героиню. Пока могла, она противилась переменам, потому что предпочитала новому старое. Когда же видела, что перемены неотвратимы, то принимала их как должное, но в душе оставалась при своем мнении.

Народ любил ее, однако не весь народ, ибо потерявшие терпение реформаторы ненавидели императрицу всем сердцем, а она ненавидела их. Но крестьяне и жители небольших городов поклонялись ей. Она умерла. Десятки лет спустя я посещала отдаленные деревни, где люди еще не знали об этом. Они приходили в ужас, что Цыси больше нет.

— Кто же теперь позаботится о нас? — вопрошали они.

Такой, возможно, и будет окончательная оценка ее правления.