Кому как представляется. А публикация после смерти и самого автора, в 1964 году, делает правомерным обвинение Хемингуэя в трусости. Укол с того света остается ядовитым, и его не ослабляют и строчки из эпиграфа к роману: «Если читатель пожелает, он может считать эту книгу беллетристикой. Но ведь и беллетристическое произведение может пролить какой-то свет на то, о чем пишут как о реальных фактах».
В конце своей жизни Хемингуэй признавался: «Лучший способ общения с писателями — ладить с ними. Лучше всего не встречаться с ними. Сожалею, что набросился на Андерсона. Я повел себя жестоко, как сукин сын. Могу добавить только, что тогда был жесток и к себе. <…> Он был моим другом, и это не должно служить оправданием».
Эдмунд Вилсон, один из выдающихся и признанных американских критиков и литературоведов, незадолго до начала Второй мировой войны, анализируя влияние Гертруды Стайн на американскую литературу, писал:
Я говорю о ее влиянии на Шервуда Андерсона и Эрнеста Хемингуэя и не только в жанре рассказа, такого, например, как Мистер и миссис Эллиот (вспомните Мисс Ферр и мисс Скиин)… Но он [Хемингуэй] подобным образом обязан ей и в некоторых пассажах И восходит солнце и Прощай, оружие, где хочет поймать медленное течение времени или зловещую банальность человеческого поведения в ситуациях, полных эмоционального напряжения.
Новые лица
В середине 20-х годов здоровье Гертруды оставляло желать лучшего, хотя она перестала употреблять алкогольные напитки и курить. Сказывался возраст.
Излишний вес, вызванный перееданием, доставлял беспокойство. Она страдала несварением желудка и колитом. Вдобавок у нее обнаружили опухоль в животе. Доктор предложил операцию, но она считала себя знающей в медицинской области, и решила опухоль не удалять. Но совету сбросить вес последовала. С трудом и в недостаточной мере, но вес уменьшила. Для композитора Вирджила Томсона, впервые увидевшего Гертруду в 1926 году, она все еще выглядела монументальной, хотя и не такой, как на ранних фотографиях; следуя новой парижской моде, подрезала волосы, голова еще больше стала напоминать голову римского императора. Она регулярно и помногу ходила, рацион питания заметно изменился.
Работа по ночам почти прекратилась. Гертруда вставала позже, гостей до 4-х часов дня не принимала — то были часы писательского труда: «Писать и читать — для меня синонимы существования».
Элис уходила спать не позже 11 вечера, иногда оставляя Гертруду наедине с гостем, чего до войны не случалось. Соответственно и вставала рано, до прихода домработницы и протирала хрупкие вещицы сама. Кроме печатания рукописных материалов, на ней лежала и почтовая переписка. Многие письма подписаны Токлас.
Раз в неделю женщины отправлялись в Американскую библиотеку и нагружались книгами, особенно по истории Америки и детективами. Зимние месяцы принадлежали Парижу, летние — Италии.
Заметным событием в середине 20-х годов стало приглашение Стайн посетить Англию с чтением лекций. Приглашение последовало от Кембриджского университета и инициировано было поэтессой Дамой Эдит Ситвелл, дочерью угольного магната, эксцентричного сэра Джорджа Ситвелла, 4-го баронета Ренишо Холл. Ситвелл прочла книгу География и пьесы и поместила положительную рецензию в одном из журналов. Лично обе женщины познакомились в конце 1925 года и понравились друг другу.
Некоторые критики находили обеих дам похожими в своих литературных изысканиях; поэзию английской поэтессы многие считали вычурной, абстрактной, манерной, трудной для понимания.
Ситвелл развила кипучую деятельность, пропагандируя творчество новой знакомой. Получив приглашение от литературного общества при университете, Стайн первый раз отказалась — была не в настроении и вдобавок побаивалась чопорного английского общества.
Разочарованная Ситвелл отправила в Париж письмо: «Я все еще упорно работаю, пропагандируя Вас… Столь значительный писатель, как Вы, просто обязан победить <…> Я надеюсь, Вы не позволите испытаниям, выпадающим на долю каждого новатора, отвлечь Вас от огромной творческой работы. <…> Пожалуйста, если можете, пересмотрите решение и помогите тем неоценимым образом, каким умеете только Вы, в пропаганде [вашего творчества]». Под ‘испытаниями’ Ситвелл имела в виду негативизм к произведениям Гертруды со стороны некоторых британских писателей, в частности Вирджинии Вульф. После вторичного приглашения, столь убедительно изложенного, Гертруде, чтобы не потерять лицо, ничего не оставалось, как согласиться.
Гертруда засела за работу, решив рассказать о своем становлении как писателя и причинах, по которым она пришла к своему модернистскому стилю. Лекция получила название Композиция как объяснение.
В марте 1926 пришло второе предложение, на сей раз от университета в Оксфорде, с просьбой выступить перед местным литературным сообществом. Гертруда ответила положительно.
Чем ближе приближалась дата лекций, тем большее волнение, даже нервозность, охватывали Гертруду. Ситвелл писала о том, что приезд ожидается одними с большим интересом, другими — с озлоблением и грубостью, «но, в конце концов, на скучное, тупое воспаляться ведь люди не будут» — добавила она. Видимо, чтобы успокоить и вдохновить Гертруду.
Волновали всякие детали. Как вести себя во время лекции? В какой манере читать? Что одеть, в конце концов? Гертруда даже размышляла, не взять ли ей уроки красноречия в Сорбонне, но потом отказалась от этой идеи. Зато отныне каждому, приходящему в дом, надлежало выслушать чтение, и каждый давал ей советы, иногда самые противоположные.
Лекция в Кембридже прошла относительно успешно. ‘Относительно’ здесь вполне уместно, ибо сказалось отсутствие опыта, но в Оксфорде, спустя всего несколько дней, Гертруда ощутила себя примадонной. Аудитория ожидала увидеть эксцентричную особу, эдакую литературную мадам Блаватскую. Вживую они услышали, как выразился один из слушателей, «ектенью ацтекской жрицы… произнесенную дружеским американским голосом, что заставило каждого чувствовать себя как дома». Дискуссия продолжалась более часа, и Гертруда уверенно отбивала все попытки ‘подловить’ ее. Вечер отметился остроумием лектора. Когда, например, она произнесла фразу «все вещи одинаковы и в то же время различны», кое-где раздался смешок. Два юных джентльмена перебили ее, потребовав объяснения формулировки. В спокойной манере она ответила: «Да взгляните-ка, ребятки, друг на друга». «Туше́» — использовал борцовский термин один из них, признавая поражение.
Накануне лекций Эдит Ситвелл устроила прием-вечеринку с целью познакомить Гертруду со здешним литературным бомондом. Среди гостей была и Вирджиния Вульф, поделившаяся с другом, как и можно было предположить, малоприятными впечатлениями:
Прошлым вечером были на приеме у Эдит Ситвелл, натерпелись ужасно. Евреев — рой. Вечеринка устроена в честь мисс Гертруды Стайн, которую водрузили на сломанный диван (вся мебель у Эдит бросовая, она пытается компенсировать это драгоценностями, увешана ими как потонувшая русалка). Решительная старая леди нанесла большой урон всей молодежи. По мнению Дади[40], противоречит всему, чтобы вы ни говорили; настаивает, что не только наиболее доступна для понимания, но и самая популярная из живущих писателей; в особенности презирает все британское от рождения.
Не зря Гертруда волновалась!
И лекцией и приемом Гертруда осталась весьма довольна. Ситвелл назвала визит триумфом. Две статьи в Оксфорд Джорнел весьма благоприятно оценили выступление Гертруды. В одной из них содержались следующие строки: «Миссис Стайн не кто иной, как обычный пионер в истории литературы. Она не пытается выдумать новый стиль и не настолько глупа. Она всего лишь стремится найти наиболее точные средства для выражения собственной позиции применительно к своему времени и социуму».
40
Джордж Хемфри Вольферстан Райлэндс (1902–1999), известный британский литературный критик и театральный деятель.