Нет, явно не так я представлял себе работу консультанта. Вместо продуктивного диалога за чашечкой кофе о том, как нам вместе увеличить ценность и обеспечить устойчивость, я оказался в вольере с тремя разъяренными самцами нефтяника, желающими поточить свои острые клыки о нежную тушку столичного парламентария.
Но как говорится, улыбкой и пистолетом можно добиться гораздо больше, чем просто улыбкой. Моим пистолетом была информация: достав блокнот и ручку и, не прекращая улыбаться и благожелательно кивать, я принялся фиксировать основные тезисы выкрикиваемых обвинений. Это немного смутило горячих коллег.
- Что это вы там пишете? — осторожно спросил кряжистый.
- О, ничего особенного, не волнуйтесь! — блеснул я всеми тридцатью двумя пломбами. — Записываю проблемные вопросы, которые вы мне описали. Я считаю, что руководство наверху должно напрямую ознакомиться о них в соответствующем виде. Конечно же, строго анонимно. Как кстати ваши фамилия-имя-отчество?
- Воплиуллин Фирзат Охрипович, — осторожно представился кряжистый.
- А вас?
- Фаризуллин Рамсат Хамлотович, — настороженно отрекомендовался круглолицый. — Вы говорите, начальство наверху? А насколько «наверху»?
- На самом верху, — многозначительно изрек я, выдержав паузу.
Третий нефтяник, доселе хранивший молчание, сам выскользнул из-за стола и вытянулся в мою сторону с фальшивой улыбочкой и протянутой для рукопожатия рукой.
- Бахвауллин Откат Доходович, — тонко пропел он. — И я не скажу, что поддерживаю коллег полностью (он метнул на двух соседей по кабинету сердитый взгляд). Перегибы и недочеты, конечно, имеются, без них куда, но в целом работаем, так сказать… повышаем.
- Я очень рад, что кроме негатива, есть и положительные моменты. Об этом руководство компании, конечно, тоже должно быть информировано, — с энтузиазмом подхватил я. — А сейчас я бы хотел поговорить с каждым из вас предметно, если вы не возражаете.
- Кофейку с дороги? — воскликнул Откат Доходович, распахивая створки офисного шкафа. На полке кроме початой банки растворимого Нескафе солидно возвышалась полбутылки пятилетнего армянского коньяка. При виде спиртного Бахвауллин сконфуженно крякнул, а Фирзат Охрипович и Рамсат Хамлотович подернулись легким румянцем и сосредоточено задышали в свитера.
Весь день я, как гоголевский Чичиков, открывал двери кабинетов и вел беседы с разнообразными колоритными персонажами местного отделения ТНК-БП, не прекращая записывать и делать пометки в блокноте. Ближе к вечеру я сконтачился с Крисом, который по причине лингвистической немоты не мог принять участия в процессе и огорченно отбыл в гостиницу. Вместе мы решили, что на сегодня я уже «вовлек» достаточно «стейкхолдеров» и пора все это дело отметить «обедом».
- По кружке пива, не больше, — строго сказал Крис, когда мы загрузились в такси, чтобы отбыть в местный ресторан.
- Поддерживаю, — кивнул я. — У нас самолёт рано утром.
Первую бутылку виски мы прикончили где-то в полночь. По причине закрытия ресторана нас выперли на улицу, где мы даже слегка протрезвели, оценив серьезность минус сорока.
- Итс крейзи! — испуганно взвизгнул туманный альбионец, резко напяливая трикотажную шапочку.
- Твою ж мать, — поддержал я его, переходя на трусцу.
Пятиминутная пробежка по сугробам до гостиницы взбодрила нас настолько, что по прибытию в гостиничный бар мы моментально заказали ещё бутылку Джека Дэниэлса.
Мягкий полумрак, разгоняемый потрескиванием пластиковых дров псевдо-камина, и округлые формы улыбчивой официантки настраивали на философский лад.
- А вот скажи мне, Крис, — спросил я. — У тебя успешная карьера. Хорошая зарплата. Интересная работа. Ты счастлив?
- Трудный вопрос, — помедлил Крис. — Конечно, грех жаловаться. Я путешествую по миру, вижу разные страны, встречаю интересных людей… однако, это не то, о чем я мечтал, когда был юн. У меня образование преподавателя литературы. Я мечтал, что буду преподавать Шекспира детям в каком-нибудь провинциальном Уэкерсби, женюсь на хорошей девушке, а по выходным буду играть блюз в местной группе в пабе…
- Так что же пошло не так? — удивился я.
- Не знаю, Пол, — мой коллега поднял стакан с солодовым напитком и посмотрел через него на фонарики фальшивого камина. — Оказалось, что с зарплатой учителя литературы не купишь не только маленького домика для хорошей женушки и деток, но даже и не заинтересуешь кандидатку на эту самую маленькую женушку… Я вынужден был переехать в Лондон, окончить курсы по маркетингу и коммуникациям. Через пару лет я уже работал консультантом и зарабатывал в четыре раза больше учителя по литературе.
- Ну, и? — с интересом спросил я, поражаясь сходству наших судеб. — Теперь-то с деньгами стало отлично.
- Всё так, все так. У меня было много девушек. Они мне нравились, но только на несколько недель. Потом они оказывались слишком… вульгарными, распутными, грубыми… у нас так не принято думать, но, наверно, для меня они были слишком эмансипированными… Да и работа не способствует серьезным отношениям — сегодня я в России, завтра в Сингапуре, после завтра в Абу-Даби… Мне уже тридцать лет, а я так и не женился… Денег, конечно, получаю все больше… даже и домик, наверно, могу себе позволить уже, да только ни счастья, ни смысла в моей жизни почему-то не прибавилось…
Крис сделал паузу, пока я обновлял наши опустевшие стаканы, и продолжил.
- Я тут думал… Вся эта система потребления, возведенная в смысл жизни — это ловушка для среднего человека. Мы там на Западе столько долго боролись против коммунизма, а в итоге капитализм оказался самой порочной идеологией. И ведь, что интересно, это же можно было сразу понять. Это же в его сущности! Вся суть капитализма — получение максимальной прибыли. А что это значит? В итоге, это означает получение прибыли максимально эффективно или «любой ценой»! А прибыль только тогда максимальна, если все деньги заберет один человек, оставив остальным ровно столько, сколько им нужно, чтобы не умереть от голода. Ровно столько, чтобы были силы работать на этого сверхкапиталиста. Да, в начале капитализм должен был улучшать жизнь других, чтобы развиваться, но мы не заметили, как эта фаза завершилась и перешла в другую фазу. В фазу разделения на сверхкапиталистов и оболваненной массы…
- Чёрт, Крис, — взволнованно произнес я, кладя руку на его плечо. — А ведь в нас гораздо больше схожего, чем всю жизнь нам твердила пропаганда!
Политологическая беседа по душам постепенно перешла на музыкальные темы, после чего закономерно скатилась в низменную плоскость.
- Отличные у вас в России женщины, Пол! — пощелкал языком Крис, в очередной раз провожая взглядом, покачивающиеся бёдра официантки. — Может, здесь я найду свою любовь, наконец? Как думаешь, Пол?
Крис задорно подмигнул мне белёсыми ресницами, но я не ответил. Мои мысли занимало другое. Перед глазами стоял образ той, кто так легко завоевала моё сердце, а потом, наигравшись, бросила его в мусорную урну, как скомканную этикетку от шоколадного пломбира. Я думал о Яне.
- Ладно, Пол, погнали по койкам, — пьяно покачиваясь, поднялся с кресла Крис. — Через три часа самолёт.
- Погнали, — печально выдохнул я и побрел в номер.
Наскоро почистив зубы, я забрался в постель, закутавшись в благоухающее ароматизаторами свежее бельё, и попытался уснуть. Однако тягостное сосущее чувство под ложечкой не давало покоя. Презирая себя за малодушие, я достал телефон и набрал позорную смс-ку: «Привет! Жаль, что ты так поступила, но я почему-то все равно не могу забыть тебя…»
Ответ пришел мгновенно.
С замиранием сердца я нажал на «Прочитать сообщение».
«Сообщение не может быть доставлено. Недостаточно средств на вашем счете».
- Грёбаный роуминг! — яростно выматерился я и со злостью зашвырнул телефон в угол.
Из под тяжелой ткани пыльных зановесок показалась полоска света. В Нижневартовске светало.
Эпизод 39: On a wing and a prayer [9]
Пилот первого класса коммерческой авиации Иван Пивоваров проснулся за час до звонка будильника от треска автоматных очередей и воплей раненных — после Афгана прошло много лет, а такие сны продолжали сниться регулярно, по меньшей мере, раз в месяц.
9
«on a wing an a prayer»- на честном слове и на одном крыле (англ.)