Дома Светка встретила меня отлично приготовленным ужином и с сочувствием выслушала грустную историю.
- Не расстраивайся, — сказала она. — Я уверена, что у тебя всё получится! Найдёшь себе ещё лучше работу!
Слава поддержки было слушать приятно, но не расстраиваться не получалось. Моя уверенность в себе получила ощутимый удар. Оседлав семейный рыдван, я махнул в ликерстор за текилой. Мы крепко надрались и долго занимались любовью, смущая покой пожилых соседей характерными стонами и громкой музыкой из магнитофона, в котором по кругу крутился только что вышедший альбом Ред Хот Чилли Пепперз — «Калифорникейшн». Лучший альбом этой группы за всю историю их существования. И никто меня в этом не переубедит.
Эпизод 19: Опасные профессии
«Не, ну, в целом-то, всё неплохо!»
Приблизительно так думал я, сидя на залитой тропическим солнцем веранде нашей съёмной лачуги. Меня окутывал дым любимых сигарет афро-американских негров — «Ньюпорт», изредка я прикладывался к банке дешёвого пива Бад лайт — выбору «белого мусора» Америки. На вкус и то и другое — полный отстой. Однако лёгкие высасывали из горьковатого дыма необходимую им дозу никотина, а слизистая желудка, активно выцеживала из безвкусной газированной жидкости старый добрый алкоголь. Для того чтобы прийти в хорошее расположение духа, этого мне хватало, а денег на что-нибудь поприличней не хватало.
Уже пятый день подряд я начинал с того, что вытаскивал кресло на веранду и медленно напивался, обозревая улицу. Однообразный вид на ряд небольших бунгало рыжего или бежевого цвета изредка оживлялся пугливой пробежкой броненосца, прыжками наглых енотов или беззвучными потасовками таджиков и осетин в манговых зарослях возле соседнего домика.
Еноты и броненосцы жили в кустах, а таджики и осетины гнездились двумя диаспорами в съемном домике. В кусты джигиты ходили только по необходимости. Им было необходимо хотя бы раз в пару дней потешить национальный менталитет, склонный к пьяным разборкам. Дрались молча, «чтоб не приехал полИс-молИс», после чего мирились и возвращались к своим любимым нардам.
Вокруг текла неспешная жизнь во всём её, так сказать, многообразии. Так могло бы продолжаться вечно, если бы не кончились деньги. Как раз в этот момент я получил звонок из пиццерии «Папа Джонс». Им не хватало драйверов-развозчиков, поэтому они решили закрыть глаза на сомнительный вид моего ободранного «Тауруса». Пришел его черёд превратиться из роскоши в средство передвижения, и более того в орудие труда.
Платили за работу пиццамэна не особо много, но, во-первых, гибкий график позволял устроиться на вторую работу (я тут же подрядился развозить по утрам газеты на многострадальном форде), а во-вторых, в «Папа Джонс» можно было здорово экономить на еде. Драйверам в любой момент разрешалось соорудить себе пиццу с любой начинкой и употребить в пищу. Ещё можно было брать одну пиццу домой.
График на двух работах получился удобный, но только не осталось времени для сна. Получать газеты для развозки я должен был в три утра, чтобы развезти партию «Сент-Петерсбург Таймс» до шести утра, а рабочая смена в пиццерии начиналась в 11:00 утра и заканчивалась в 20:00.
«Ничего», — подумал я. — «Четырёх — пяти часов сна в сутки хватит».
В этих словах была доля правды. В своё время в общаге я умудрялся ходить три раза в неделю на бокс, два раза на качалку, один раз на футбол и ещё почти каждый день бухал с Вовчиком и Ромой. Весил я в ту пору 69 килограммов при росте метр восемьдесят пять. То есть был, как экибана из самшитового дерева: худ, угловат и железен. При этом чувствовал себя отлично.
От такого безумного образа жизни страдали только занятия в институте и мои болезни. Гастриты и холециститы, мучавшие меня в школе, сгинули вымытые из желудка проточным ручьём водки. Головные боли из меня вышибли на тренировках мозоленосые спарринг-партнеры, а теперь под жарким тропическим солнцем я ещё избавился от назойливых рецидивов бронхита.
Короче говоря, я работал, как вол. Как нетипично суетливый вол, который всегда куда-то несется, выпучив глаза, а в руке его дымящаяся пицца или пачка газет.
Не обращать внимания на нервный характер моей работы, усталость и хронический недосып помогала эйфория от того, что я, наконец, перестал сидеть на шее жены и приносил в семью своего маленького мамонта по имени Пэйчек (Paycheck — зарплатный чек), каждые две недели.
Для мужчины это важно. Помнится, подняв стакан «нальчикской незамутнённой» в нашем легендарном сарае, Юрчик поведал мне и брату сказ о Пакете.
- Мужик должен приходить домой и ставить на стол Пакет, — наш вэдэвэшный друг развел руки в стороны, показывая, что Пакет при этом должен быть пузатым и увесистым. — Хотите хлеб? Вот вам хлеб. Хотите колбасу? Вот вам колбаса! Хотите фрукты, йогурты, чупа-чупсы? Вот они — ешьте!
Бухаешь ли ты там или изменяешь — это твоё дело. Но жена и дети должны знать, что Пакет всегда будет на столе. Пока есть Пакет, ты — Мужик, и можешь всем сказать: «Отвалите!»
На самом деле я уже не помню дословно, что Юрчик тогда говорил, но важную роль метафизического Пакета в жизни мужчины я уяснил.
И вот теперь, когда Пакет был «на столе», я вновь ощутил себя счастливым человеком.
Прошло какое-то время, пока я научился сноровисто ориентироваться на местности и искать адреса многочисленных Верхних и Нижних Корал стрит, Южных и Северных Пеликан авеню и Старых и Новых Дельфин лейн, но со временем я освоился.
Ночью я просыпался по будильнику и катил по пустынному Сент-Питу к редакции Сент-Питерсбург Таймз, где забирал порцию газет, упакованных в целлофановые пакеты и вёз свежайшие новости дряхлым флоридским миллионерам.
Они уже торчали из-за живых изгородей, сжимая в бледных, покрытых старческими бляшками лапках кружки с дымящимся кофе, напряженно всматриваясь подслеповатыми глазками в сумрак. Завидев покашливающий Таурус, радостно махали бейсболками и ковыляли ко мне. Иногда я останавливался, чтобы перекинуться с ними парой словечек, иногда просто шутливо козырял, вопя «Гуд Морнинг!» и бросая им на «драйвуэй» тяжёлый блестящий свиток, плотно нашпигованный всевозможными купонами на скидки и рекламными брошюрками типа «Обвал цен на зимние шорты экстра-кингсайз в магазинах Уолмарт! Купите три пары за 99 центов и получите ловушку для опоссумов бесплатно!».
То и дело зажиточные пенсионеры норовили одарить меня плодами своих роскошных садов. Понятное дело, возить фрукты на рынок на пятисотом мерседесе было как-то не с руки, но рачительные душонки бывших глав корпораций не могли позволить добру пропасть. Кропотливо собранные манго, апельсины и другие тропические фрукты вёдрами и тачками перекочевывали в бездонный багажник моего рыдвана, дополняя вместе с халявной пиццой из Папы Джонса мой ежедневный метафизический Пакет. В свою очередь пожилые американцы прокачивали Благотворительность и Другие Богоугодные Дела в преддверии суда божьего, да и просто лишний раз чувствовали себя хоть кому-нибудь нужными в этой жизни.
Но не всё было гладко в датском, то есть флоридском, королевстве. Во-первых, меня беспокоили аллигаторы. Вы знаете про аллигаторов?
Огромные неподвижные хладнокровные убийцы. Гигантские омерзительные рептилии. Их зубы не позволяют кусать и пережевывать, поэтому они сшибают жертву ударом могучего хвоста, захлопывают на её боку мощные челюсти, глубоко втыкая крючковатые зубы, и стремительно волокут оглушенную и дезориентированную еду в воду, заплывая в глубокую яму под какими-нибудь корягами. После этого им остаётся только удерживать жертву под водой и ждать, пока она не примет мучительную смерть от ужаса и удушья.
Когда труп достаточно разложится и размякнет, аллигатор лакомится, отщипывая мягкие кусочки неуклюжими зубами-крючками, щурит глазки и сучит короткими лапками от удовольствия. Вот такая, вот, он — сволочь.
Я, конечно, всё понимал. Единственная альтернатива такой жестокости для аллигатора — голодная смерть. Убей или умри и всё такое. Но, тем не менее, избавиться от первобытного страха и глубокого омерзения при виде этих древнейших хищников я не мог.