6 часов 25 минут. Воздушный налет заканчивается. Внутри «аллигаторов» и на катерах, пляшущих на волнах у бортов транспортных кораблей, морские пехотинцы изнывают от нетерпения. Им кажется, что операция «Гальваник» разворачивается слишком медленно.
6 часов 32 минуты. В полусотне метров от одного из транспортов поднимаются всплески. Рейдеры (они даже не подозревают, что это стреляли японцы) думают, будто кто-то из «своих» дал маху — очевидно впопыхах. Когда же объявили, что огонь открыли японцы, десантники так и оторопели.
6 часов 34 минуты. Снова грохочут корабельные орудия. Огонь сосредоточивается главным образом на только что стрелявшей береговой батарее. Транспортам приказано отойти на две мили мористее. И те отходят, а следом за ними — катера. Тем временем «аллигаторы» направляются на исходную позицию. Они движутся медленно, точно черепахи, на которых очень походят, особенно издали. За ними тянется короткий пенный след. Но и тот вскоре исчезает, теряясь в волнах.
7 часов 15 минут. Тральщик «Персьют» занимает исходный рубеж и сигналит прожекторами, указывая «аллигаторам» точный курс. С палубы флагманского линкора «Мэриленд» поднимается гидросамолет катапультного взлета и, проведя рекогносцировку, возвращается обратно. Пилот докладывает адмиралу Хиллу, командующему 53-й оперативной группой, что первый десантно-штурмовой эшелон запаздывает и не сможет подойти к «красным» секторам в назначенный час «Ч», то есть в 8 часов 30 минут, как планировалось. Посовещавшись с генерал-майором Смитом, адмирал Хилл решает перенести час «Ч» на 8 часов 45 минут. (Хилл меняет утвержденный хронологический порядок. Несмотря на то что все действия и маневры, предусмотренные планом операции «Гальваник», — последовательное выдвижение десантно-штурмовых эшелонов, выгрузка боеприпасов и продовольствия, буквально все было привязано к так называемому исходному времени, то есть часу «Ч», служившему контрольным сигналом, по которому первый штурмовой эшелон морской пехоты должен был высадиться на берег. Для некоторых действий было назначено дополнительное контрольное время — например, час «Ч-30» или «Ч-15». Таким образом, чтобы не нарушать заранее установленный порядок действий, час «Ч» должен был соответствовать реальному масштабу времени и связанному с ним ходу событий. В случае же внесения каких-то поправок или изменений об этом тотчас же следовало оповещать всех участников операции. Однако через полчаса после того, как исходное время было перенесено на 8 часов 45 минут, Хилл понял, что поторопился. И ему снова пришлось перенести час «Ч» — теперь на 9 часов утра.)
В соответствии с планом операции «Гальваник» в час «Ч-15» предполагалось высадить на Бетио десантно-диверсионный отряд снайперов, подрывников и огнеметчиков — им надлежало «очистить» подходы к молу и пробить брешь в линии укреплений, возвышавшейся за молом. Морские пехотинцы из первого штурмового эшелона, находившиеся уже на исходной позиции, видели, как в восемь часов девять минут с места тронулся «аллигатор» с отрядом «коммандос» на борту. Таков уж удел морских десантников: среди них непременно должен найтись кто-то, кому выпадает высаживаться на неприятельский берег первым. Пока первый бронетранспортер в полном одиночестве продвигался к Бетио, пушечная канонада не прекращалась ни на минуту. Двое или трое рейдеров из авангардного отряда повернулись и помахали руками ожидавшим своего часа товарищам. Потом их взгляды вновь устремились вперед, ощупывая безмолвный, сплошь перепаханный взрывами остров: он был окутан черным дымом и от этого казался еще более таинственным, даже зловещим.
Наконец в 8 часов 24 минуты с исходной позиции двинулись вперед «аллигаторы» с бойцами первого десантно-штурмового эшелона. До «красных» секторов надо было преодолеть дистанцию в шесть тысяч миль. Долгих шесть миль — под непрерывные раскаты орудийных залпов и через дымовую завесу, стлавшуюся по безмятежной глади лагуны, не тронутой ни одним снарядом, ни одной бомбой, и поднимавшуюся высоко в небо... Бронетранспортеры продвигались как будто в нереальной обстановке — мрачной, трагической и вместе с тем величественной. Внутри «аллигаторов» стояла гробовая тишина: десантники не смели проронить ни звука. Через несколько минут после того, как они отошли с исходного рубежа, бомбардировка прекратилась, и воздушное пространство над Бетио вновь оказалось во власти истребителей — они поливали берега острова пулеметным огнем, не жалея смертоносных запасов свинца. Затем истребители улетели прочь и бомбардировка возобновилась с не меньшей силой. Теперь были отчетливо видны главные очаги пожаров, пожиравших остров со всех сторон, и шальные огненные смерчи, с гулом вырывавшиеся из мрачных, дымных оков земли к чистому, лучезарному поднебесью. От некогда густых, тенистых пальмовых рощ Бетио не осталось и следа: на острове уцелело лишь несколько деревьев — одни стояли низко, будто в скорби, склонив опаленные пламенем и посыпанные пеплом кроны, другие торчали голые, точно телеграфные столбы, и только некоторые казались совершенно нетронутыми, будто их заговорили некие таинственные и могущественные силы, не подвластные злому, всесильному року войны. Они одиноко маячили в южной стороне острова, являя собой живое воплощение несокрушимости земной тверди. И вдруг теперь, когда в поредевшей дымной пелене морские пехотинцы уже более или менее четко различали очертания «красных» береговых секторов, у них над головами и вокруг «аллигаторов» стали рваться первые японские снаряды.
Было 8 часов 47 минут; до берега оставалось еще добрых три тысячи километров. Первое, чтоошутили морские пехотинцы, всё глубже проникавшие в эпицентр огненного кошмара, — странное изумление. Отныне ими владела одна тревожная мысль: «Если японцы открыли огонь, значит, их истребили далеко не всех... Значит, те, кто остался в живых, уже ни перед чем не остановятся и будут отстреливаться до последнего». Это было действительно жутко — глядеть, как из пламени пожара, испепелившего Бетио чуть ли не до основания, как бы сами по себе изрыгаются пушечные снаряды, предназначенные сеять смерть и разрушения, оказались совсем безвредными! Они несли слишком мощный заряд — и разрывались, не успев долететь до цели, прямо в воздухе, осыпая акваторию лагуны мириадами осколков. И видавшие виды морские пехотинцы смотрели на этот фейерверк с нескрываемым ужасом — что-то будет дальше!
В 8 часов 54 минуты американские корабельные орудия смолкли. К этому времени десантно-диверсионная группа почти добралась до мола — продолжать артобстрел было рискованно. («Коммандос» пришлось расчищать место высадки основных сил под огнем японцев, который не стих и после того, как над Бетио снова появились американские истребители и принялись перепахивать свинцом песчаные пляжи с трех сторон от мола. Кругом стоял страшный грохот — десантники даже не могли расслышать друг друга. Было такое впечатление, что они оказались между гигантскими молотом и наковальней — яростной землей и грозным небом. Тихая водная гладь перед молом сплошь ощетинилась от секущих ее подобно крупным каплям дождя пуль и осколков. Однако, несмотря ни на что, подрывникам все же удалось проделать в заградительной стене, сразу же за молом, пятнадцатиметровую брешь. Невозможно сказать точно, сколько «коммандос» погибло во время той первой операции, тем более что многие из них были убиты сразу же по ее завершении — вместе с другими рейдерами. В один из последующий дней нашел свою смерть на Бетио и командир десантно-диверсионного отряда лейтенант Уильям Хокинс.)
Тогда же, около девяти часов утра, «аллигаторы» первого десантно-штурмового эшелона достигли рифового барьера. До сих пор все складывалось вполне благополучно. До песчаного пляжа оставалось не больше тысячи метров (точнее, от семисот до тысячи, поскольку рифовая гряда не везде шла параллельно берегу). Но уже в следующее мгновение вокруг «аллигаторов» стали рваться противотанковые снаряды. А еще через полминуты многие из них прямым попаданием угодили в несколько бронетранспортеров. Пехотинцам пришлось спешно покидать подорванные машины и прыгать в воду и уже продвигаться к берегу где вплавь, где пешком. Японцы встретили их пулеметным огнем. Пехотинцы же неумолимо приближались к берегу, держа винтовки над головой: сперва вода была им по шею, потом по пояс. От обрушившегося на них свинцового града вода кипела и пенилась — а они шли вперед и только вперед. Вскоре их ряды заметно поредели. Сраженные пулями пехотинцы падали и тут же исчезали под водой. А некоторым удавалось сделать два-три неверных шага поближе к мелководью. В течение нескольких секунд они стояли, застыв на месте, а потом, согнувшись в три погибели, с плеском валились в неглубокую воду — на поверхности виднелись только их спины со вздыбленными ранцами или руки, продолжавшие сжимать оружие. Японцы стреляли не переставая. Вот берег уже совсем близко. Но там не было видно ни одного японца. В таком случае, что же видели рейдеры из первого штурмового эшелона при подходе к 1-му «красному» сектору? Когда до берега оставалось метров семьсот, впереди, слева, они видели порушенный мол, стоявший на сваях, грубо вытесанных из пальмовых бревен, а перед молом — «аллигатор», оставленный отрядом Хокинса. Прямо по курсу простирался берег — бело-песчаный пляж, усеянный буро-зелеными обломками кораллов и тянувшийся на шесть-семь метров в глубь острова; сразу же за пляжем возвышалось сооружение, с виду похожее на метровой высоты волнолом (если совсем точно, высота его составляла метров двадцать и сложен он был из прочно скрепленных между собой стволов пальм), — он опоясывал по периметру весь остров целиком; за молом дымились дюны, утыканные тлеющими обрубками пальмовых деревьев. Этот берег был пустынным. Смерть, готовившаяся к «жаркой» встрече десантников, оказалась безликой. На востоке, над синей гладью моря светило выкатившее на ярко-голубой небосвод солнце... А впереди людей подстерегало рукотворное адское пекло, взрытое сотнями бомб и снарядов и увенчанное траурной вуалью черного дыма. Если бы по чудесной случайности пехотинцам удалось беспрепятственно форсировать семиметровую полосу пляжа и, не сгибаясь под градом пуль, подойти к волнолому, они обнаружили бы за ним так называемое непоражаемое, или мертвое, пространство — самое надежное из всех убежищ и укрытий, какие только можно себе представить. Там-то и были спрятаны главные опорные пункты японцев, ощетинившиеся дулами пушек и пулеметов. И эти самые опорные пункты, которые не удалось сокрушить ни бомбами, ни снарядами, как раз и предстояло штурмовать морским пехотинцам. Рейдеры смело ринулись на приступ — их вооружение составляли винтовки, гранаты да ножи, и все...