Глядя на обгорелые ноги, торчащие из-под рогожи, Иоганн пытался вспомнить минувшую ночь. Но в памяти возникали лишь искажённые лица «красных мундиров», блеск штыков и клинков, крики, сумятица боя.

«Как теперь заниматься наукой?.. Мне кажется, я умер. Или родился. Наверно, это очень похожие вещи… Я должен остаться, закончить исследования. Я не смогу уехать».

«Стыд и срам» — так можно описать достижения союзников на берегах России.

В Крыму им сопутствовал успех, война в итоге была выиграна, но все другие атаки бесславно провалились.

Петропавловск и Святск отбили нападения.

Острожек на Рурукесе англо-французы взяли (вернее сказать, русские его заранее оставили, чтоб избежать напрасных потерь). На острове вмиг развязалась партизанская война с участием туземцев-кумар, заставившая интервентов ощущать себя сидящими на сковородке. Вскоре из Александрова пришли фрегат «Волга» с корветом «Амур» — и союзникам пришлось удирать.

Широко известна оборона Соловков — яростная, но бесплодная бомбардировка монастыря, по стенам которого при обстреле шёл крестный ход. Корабли противника получили повреждения от допотопных монастырских пушчонок, а «подвиги» англичан свелись к поджогам, краже скота и взлому часовни, где они спёрли колокольчики и раскидали по полу медяки из церковной кружки…

Тогда в газетах Европы и Америки можно было прочесть: «Англичане проглотили такую пилюлю, которая останется позорным пятном в истории просвещённых мореплавателей и которую никогда не смоют волны всех пяти океанов».

Отвага и стойкость русских воинов вошли в учебники истории как пример, достойный вечной памяти.

Три года спустя Иоганн Смолер улаживал в Берлине дела, связанные с принятием российского подданства и публикацией записок — о военных событиях в Русской Океании и об этнографии северных океанийцев.

Прусские чиновники и учёные обходились с молодым рюгенцем, не скрывая неприязни. В их глазах он был почти изменником: предался варварам, выступил на их стороне и обрусел, что совершенно непростительно.

Русский посланник встретил его куда проще — выложил на стол кошель:

— Долго ехали, герр Смолер! Вот ваша награда — семьдесят пять рублей.

Об этом проведали в учреждениях прусского королевства:

— Говорят, вы получили от русского правительства подачку за свои статейки?

— Вы тоже можете получить семьдесят пять рублей, — легко ответил Иоганн, — если лично убьёте в бою нескольких англичан. Возьмётесь?.. Если нет — мне с вами не о чем толковать.

Любопытная персона этот Смолер… Его пригласил к себе Бисмарк — он вернулся из Парижа, где встречался с Наполеоном III, и собирался ехать послом в Россию.

— Дорогой Иоганн, оставьте ваши затеи с переменой подданства. Вы хорошо изучили восточную политику империи, вы деятельный и смелый человек — мне такие нужны. Предлагаю место атташе в моём посольстве.

— Уважаемый Отто, сожалею, что вынужден отклонить ваше предложение. На островах меня ждёт невеста — и много, много работы.

— Туземка? — хмуро спросил Бисмарк.

— Русская. Там все — русские. Они позволили мне вспомнить, кто я на самом деле. Дай Бог, чтобы и вам так повезло. Тогда мы встретимся, — прибавил Иоганн по-вендски, но Бисмарк сделал вид, что не понимает родного языка.

Иван Смоляров стал известным этнографом; он составил полные лексиконы тетенского и кумарского языков, а также подробное описание туземных обычаев и традиций, которые успел застать. Милая Устинья — старшая сестра Захара, — была его верной помощницей на этом поприще.

Однажды, в годовщину славной обороны Святска он с женой и детьми поднялся на Ерохин перевал.

Смоляров шёл с той же крепкой тростью, которой когда-то дрался. Старая трость всегда была при нём.

День выдался светлый и чистый; синее небо простиралось на весь мир, сливаясь на окоёме со сверкающими водами океана. Казалось — оглянувшись, можно охватить взором целый остров. Изжелта-белые горы, одетые вечнозелёным лесом, бархатные долины, россыпи селений — пейзаж сиял зеленью и золотом.

— Здесь мы стояли перед атакой… Здесь ваш дядя — слышите, ребята? — спас мне жизнь. Здесь я бился с английским офицером…

Как велит обычай, на перевале установили высокий крест из японской криптомерии, с бронзовой табличкой. Русские украсили его венками, а туземцы — как встарь, — положили к подножию языческие жертвы: корзинки с ягодами, перевитые цветные ленты, бисерные ожерелья. По их поверьям, павшие герои стали божествами, духами, оберегающими остров.

— Прочти надпись, — велел Смоляров сыну после того, как семья поклонилась кресту.

— «Ведомые к Отечеству любовью, здесь храбрые легли, венчаны кровью. Их жертвою честь наша спасена, земля сия навек закреплена» — старательно выговорил мальчик. — Тут ещё по-тетенски, батюшка. Это читать?

— Обязательно. — Иоганн поднял глаза, пытаясь увидеть ту волшебную дорогу, которая на миг открылась ему после боя — путь в белых облаках, ведущий к солнцу.

Скитальцы ходят тёмными путями, отыскивая кто дом родной, кто Беловодье, но однажды лабиринт дорог, морских и сухопутных, замыкается последней, самой главной и прямой дорогой, приводящей к цели. Пройдя по ней, озираешься и понимаешь — ты достиг того, к чему стремился.

«Вот мой мир, от края до края. Здесь Рюген с его древними святилищами, мои братья и жизнь моя. Всё прочее — за морем, чуждо и невидимо. Я пришёл с открытым сердцем и был награждён своим местом на Земле. Прочие, незваные — будут отвергнуты и выброшены. Читай, сынок».

— У-Эруахин, эруа ва инаха. Это значит…

— Я знаю. Небесный путь — наш. Мы пришли по нему — навсегда.