— Рассчитывал, что Ленина приведут, а тут какой-то слесарь.

Вскоре собака егеря напала на выводок.

— Первым стреляй, — обратился Дмитрий Ильич к брату.

— Стрельну, когда птица полетит в мою сторону, — ответил Владимир Ильич, следя за собакой.

Выскочившая с резким шумом тетерка целой и невредимой прошмыгнула около Владимира Ильича, он только успел крикнуть:

— Тетерев!

Егерь сердито передразнил:

— Тетерев! Конечно, тетерев. Это же матка. Отчего не стрелял?

Владимир Ильич тоже сердито:

— А сам отчего не стрелял?

— Я подманываю, мне стрелять не полагается. Вы должны были стрелять, — сказал егерь и выругался.

Кто-то из охотников егерю шепотом:

— Не ругайся, это же сам Ленин! Егерь присел:

— Что же ты мне раньше не сказал, что это Ленин, а болтаете — слесарь. Эх, мать честная! Это, выходит, я самого Владимира Ильича обругал! Ей-богу, не знал. Извините, пожалуйста.

Охота оказалась неудачной, но это не испортило настроения Владимира Ильича. Накануне были получены добрые вести с фронтов, С конца августа Владимир Ильич почти все время проводил в Москве. А Дмитрия Ильича вскоре позвали крымские дела на Украину.

Из оккупированного деникинцами Крыма поступали неутешительные сведения. Наспех созданный подпольный обком партии распался.

Крымское подполье нужно было создавать заново. Дмитрий Ильич встречается со своим соратником по совместной работе в обкоме партии И. А. Назукиным. Он направлялся восстанавливать подполье в Феодосии. Назукин получил от Дмитрия Ильича адреса феодосийских явок. Предполагалось в Феодосии сколотить боевую группу, которая бы обеспечила высадку десанта Красной Армии в устье реки Салгир.

Вслед за группой Назукина на Крымский полуостров перебрасываются отряды в Евпаторию (неудачно, почти все были схвачены и расстреляны), в Ялту, Керчь, Севастополь (также неудачно!). Вскоре был выдан провокатором Иван Назукин и после зверских пыток расстрелян.

И все же, несмотря на ряд крупных провалов, крымское подполье обрело новые силы. Повсеместно формировались боевые отряды для ударов по белогвардейцам с тыла. Наиболее энергичными оказались подпольные организации Феодосии и Симферополя.

Оккупированный Крым наводнили всякого рода миссии — итальянская, американская, французская. Иностранцы не просто наблюдали, как Деникин восстанавливает дореволюционные порядки (все дворцы, виллы, лечебницы были возвращены их владельцам), но и выбирали себе лучшие участки, покупая их в «вечное пользование». Генерал-лейтенант царской службы Титлинг лично заключал торговые сделки, открывал дорогу иностранному капиталу. И капиталисты спешили воспользоваться «дешевинкой».

Попадавшие из Крыма газеты пестрели именами новых «хозяев». Сообщения о дележе крымской земли болью отзывались в сердце Дмитрия Ильича. Телеграмма из Москвы, разыскавшая Дмитрия Ильича в Курске, требовала присутствия представителя Крымского ревкома Ульянова на коллегии Наркомздрава РСФСР.

Дмитрий Ильич срочно вернулся в столицу. На коллегии обсуждался «Проект положения о временном управлении Крымом как лечебной местностью общероссийского значения». Дмитрия Ильича приятно поразили уверенность и деловитость, с которыми обсуждался проект, как будто Крым представляет собой не поле боя ожесточеннейшей классовой битвы, а территорию, где уже воцарился мир и покой.

Коллегия Наркомздрава постановила: Крымское побережье, как курорт, должно иметь общероссийское значение и непосредственно подчиняться Наркомздраву. Наркомздрав брал на себя заботу о снабжении продовольствием, медицинским оборудованием, бельем и топливом курортов Крыма. На ближайший сезон 65 процентов мест предназначалось для РСФСР, 30 — для Украины, 5 — для Крыма. Д. И. Ульянов назначался представителем Наркомздрава по организации курортов на Крымском полуострове.

А на полуострове свирепствовала белогвардейская контрразведка. В Севастополе были арестованы В. В. Макаров, А. И. Бунаков, И. А. Севастьянов, С. С. Крючков — руководители большевистского подполья. В ночь на 24 января 1920 года они были расстреляны.

ВОЗГЛАВЛЯЯ ЧРЕЗВЫЧАЙНУЮ КОМИССИЮ…

В начале февраля 1920 года Дмитрий Ильич приехал в Харьков, где вместе с другими членами Крымского обкома партии вел напряженную организаторскую работу по развертыванию подпольной и партизанской борьбы на Крымском полуострове.

Приехавший с ним Юрий Петрович Гавен с возмущением говорил о процветании в Харькове частной торговли. Многие бывшие чиновники превратились в спекулянтов. Торговали всюду и всем. И это накладывало свой отпечаток на колорит города. В Харькове были страшные цены на все продовольственные и промышленные товары, и в первую очередь на товары первой необходимости.

Заводы и фабрики бездействовали. Большинство рабочих было мобилизовано в Красную Армию.

В Харькове и на всех участках Южного фронта ходили слухи о милитаризации народного хозяйства, о насильственном привлечении всех слоев населения к физическому труду.

Поездки Дмитрия Ильича по освобожденным городам Украины убедили его в том, что во многих советских организациях действует оппозиционная группировка так называемого демократического централизма. И когда 27 марта 1920 года Смирнов, один из лидеров этой группировки, опубликовал в «Правде» статью «Трудовая повинность и милитаризация», стало ясно, что оппозиционеры повели открытое наступление против ленинской линии Центрального Комитета.

2 апреля в письме Марии Ильиничне Дмитрий Ильич решительно высказался на этот счет: «Надеюсь, что на съезде позиция ЦК победит по всем основным пунктам». И тут же он уточняет, что не милитаризация народного хозяйства, а железная дисциплина в настоящее время — вот что решит исход борьбы. Настоящая революционная дисциплина масс достигается прежде всего искусной идеологической, разъяснительной работой коммунистов.

Митинги и собрания становятся для Дмитрия Ильича передним краем борьбы за укрепление Советской власти. Он знакомится с людьми, отбирает лучших для работы в Крымском ревкоме. В тот период в южных районах Украины широко распространился сыпной тиф. Как член ревкома и представитель Наркомздрава, Дмитрий Ильич с группой товарищей отправляется в прифронтовую зону. Всюду разруха. Наладить лечение красноармейцев и населения оказывается чрезвычайно трудно. И он шлет телеграмму лично В. И. Ленину:

«Москва, Кремль. Ульянову. 14 февраля прибыли Александровск. Выезжаем Мелитополь, где предполагаем вести местную работу до продвижения месту назначения. Денег взяли мало. Чрезвычайно необходимо подкрепление. Здесь всюду ощущается острая нужда в денежных знаках, что задерживает подвоз топлива, борьбу тифом. Просим Наркомфин срочно выслать нам не менее ста миллионов. Все здоровы. Шлем привет. Дмитрий Ульянов».

В начале апреля, получив из Москвы 25 миллионов рублей на нужды Крыма, Дмитрий Ильич выехал в Мелитополь, где размещались крымские советские учреждения.

Узкие косые улочки с высокими каменными заборами были забиты обозами и снующим взад-вперед пешим и конным военным людом. Одноэтажные дома полны всякого рода постояльцами. Дворы напоминали цыганские таборы с шатрами на подводах, с казанками на кострах, с ворохами почерневшей соломы.

В городе, кроме Крымского ревкома и Временного бюро обкома партии, дислоцировался штаб 13-й армии, и, собственно, все это пестрое многочисленное военное хозяйство принадлежало ей. Наличие в таком маленьком городке крупных военных и гражданских организаций накладывало своеобразный отпечаток на работу ревкома и обкома партии. Члены обкома являлись одновременно политкомиссарами армии. Поэтому мероприятия, которые они проводили среди населения Мелитопольского и Берлинского уездов, в равной мере касались и красноармейцев.

Чуть ли не все недели объявлялись трудовыми — собирали средства для нужд фронта. В трудовых неделях участвовали сотни бойцов и командиров. Без них нельзя было обойтись: по степи еще гуляли бандитские отряды. Сводки, поступавшие из волостных Советов, сообщали о расправах над крестьянами, активно помогавшими Красной Армии. Бандиты делали все, чтобы в Приазовье не было Советской власти. И в первую очередь они уничтожали тех, кто занимался заготовкой хлеба.