По приезде в Москву прямо с поезда Дмитрий Ильич направляется в Камергерский переулок, где размещался недавно открытый Московский Художественный театр. Запиской вызвал Марию Федоровну Андрееву, жену и друга Горького. Перед началом спектакля ей дорога была каждая минута, но, прочитав фамилию «Ульянов», Мария Федоровна подумала: неужели Владимир Ильич? Накинув шарф, она выбежала из гримерной. Около служебного входа стоял молодой человек в дорожном костюме с удивительно знакомыми карими глазами. Мария Федоровна безошибочно узнала в нем брата Ленина. Перед спектаклем им поговорить не удалось. И она попросила его зайти завтра в одиннадцать утра к ней на квартиру, в Георгиевский переулок. А сейчас у нее выход…

— Впрочем, если гость не устал с дороги, приглашаю в зал…

Так Дмитрий Ильич впервые переступил порог Художественного театра — лучшего театра в Москве, впервые увидел Марию Федоровну Андрееву, преображенную в чеховскую Ирину. Из театра вышел, когда уже стемнело. Нужно было устраиваться на ночлег. Ехать в гостиницу? Не хотелось к себе привлекать внимание полиции. Охранка зорко следит за приезжими. Податься к знакомым? Выбрал Елагиных. Вот будет встреча! Наверное, Андрей Нилыч дома и, как всегда, или столярничает, или читает. Взял извозчика. Ехали долго. Вот уже показались кузьминские дачи, но неожиданно дальше дорога оказалась перекрытой. Шум. Говор. Мелькающий свет фонарей. Прислушавшись, Дмитрий Ильич понял, что где-то здесь недавно убит переодетый жандарм.

Быстро сказал извозчику:

— Поворачивайте обратно.

Пришлось всю ночь бодрствовать на вокзале.

Наутро Дмитрий Ильич точно в назначенное время постучал в дверь квартиры Андреевой. Хозяйка уже ждала гостя, приготовила чай. И пока он пил, она расспрашивала его о съезде, возмущалась меньшевиками и тут же заметила, что несколько дней назад заезжал к ней фабрикант Савва Морозов, большой поклонник искусства и меценат. Говорили о политике и прежде всего о помощи социал-демократам. Морозов заявил прямо, что денег Ленину даст, но при условии: если он не будет враждовать с Мартовым.

Дмитрию Ильичу было приятно сидеть за столом, неторопливо беседовать. Но время бежало. Хозяйке пора на репетицию.

Дзенькнул колокольчик. Мария Федоровна поспешила к двери.

— Ну вот и Алексей Максимович.

— Опоздал, не обессудьте. Книжки в полон взяли, — извинился он перед гостем, подавая руку.

Горький был в приподнятом настроении. Несмотря на кашель, говорил охотно, энергично жестикулировал и очень много расспрашивал Дмитрия Ильича о матери, сестрах и, конечно же, о брате.

Потом выложил на стол конверт и, виновато улыбаясь, начал было оправдываться: мол, не браните, пожалуйста, сам понимаю, маловато. И попросил наведаться еще раз. Братья Сабашниковы обещали авансировать.

Дмитрий Ильич выпил чай и тепло распрощался с хозяевами. Шифрованным письмом он сообщил в редакцию «Искры»: «Дорогие друзья! Третьего дня послал вам 500 р… На днях вам пошлю на другой адрес еще 1000. Деньги достал от Горького, три тысячи. Обещал еще через месяц».

В октябре Дмитрий Ильич опять побывал в Москве, переслал в Киев на имя Кржижановского тысячу рублей от Саввы Морозова. Вскоре Мария Федоровна по просьбе Горького передала Дмитрию Ильичу еще пятьсот рублей.

Поездка не была напрасной. В отчете, высланном 13 октября в Женеву, Дмитрий Ильич докладывал: «…встречаюсь с Горьким (Шахом), который передаст мне 2,5 тысячи. Затем устраивает мне свидание с Саввой… Получил 10 тысяч. Он просил при этом в дальнейшем действовать через Шаха, если же понадобится видеться с ним лично, то пароль — числа, представляющие произведение суммы года, месяца и числа на 11. Сказал, что может опять дать в апреле…»

В октябре 1903 года, дождавшись Анну Ильиничну, Ульяновы переехали в Киев. В декабре, выполнив ряд партийных поручений, сюда вернулся Дмитрий Ильич, считая, что теперь-то надолго. Дома он застал знакомую картину: мать за шитьем, сестры и жена на службе: Кржижановский устроил их в управлении железной дороги. Новостей не было, за исключением одной: в Петербург приехал Марк Тимофеевич Елизаров. Через несколько дней он будет в Киеве.

Дмитрий Ильич сразу же направился в ЦК.

Почти отовсюду в Киев приезжали связные комитетов: получали литературу, паспорта, необходимую информацию. Члены и агенты ЦК принимали связных. Только у одного Дмитрия Ильича для приема и переговоров с приезжающими было не менее десяти конспиративных и явочных квартир.

Но охранка уже была в курсе дел большевистской партии. Перехваченные и расшифрованные письма большевиков давали ей основания считать, что в РСДРП ведется ожесточенная идеологическая борьба, и Ленин настаивает на скорейшем созыве нового съезда, который бы изгнал оппортунистов из партии. В ряде ленинских писем ориентировочно называлось время съезда — январь 1904 года. Оживленная деятельность большевиков, особенно на Украине, давала охранке повод определить место съезда. Таким городом мог быть только Киев. Не полагаясь на силы местного жандармского корпуса, министр внутренних дел перебросил сюда подкрепления из Москвы и даже из Петербурга. За большевиками была усилена слежка. Под пристальное наблюдение охранки попали все Ульяновы, находившиеся в Киеве. Дмитрий Ильич то и дело обнаруживал за собой «хвост».

Над большевистским подпольем сгущались тучи. Но работа продолжалась в хорошо налаженном темпе. Сделано немало, стали полностью большевистскими четырнадцать городских комитетов, да еще каких! — Петербургский, Московский, Одесский, Нижегородский, Саратовский, Тульский… Только досадно, Киевский, который находился под боком, по-прежнему оставался «чужим». По-прежнему ряд товарищей этого комитета считали, что Ленину с Мартовым нужно идти на компромисс и что указания Ленина и Мартова являются для них равнозначными. Последнее письмо Владимира Ильича, адресованное Кржижановскому, ставило вопрос прямо: «…Бросьте наивную надежду мирно работать в такой невозможной атмосфере. Направьте все главные силы на объезды… обеспечьте тотчас окончательно свои комитеты, двиньте затем атаку на чужие и… съезд, съезд не позже января!»[14]

Глеб Максимилианович предупредил Дмитрия Ильича, что на 1 января назначено заседание Киевского комитета, предстоит дать решительный бой сторонникам Мартова.

Какими-то путями охранка установила дату и место сбора большевиков. 30 декабря в Киевское жандармское управление поступила телеграмма. Департамент полиции извещал: «Не выжидая съезда, ликвидировать центральный и местный комитеты, предъявив требования об отсутствующих».

Согласно «Списку лиц» аресту в числе других подлежали: Дмитрий Ильич Ульянов, проживающий по Пушкинской, 32, Анна Ильинична Елизарова и Мария Ильинична Ульянова, проживающие по Лабораторной улице, 12.

Новый год Ульяновы встречали вместе с матерью. За последнее время это был единственный раз, когда мать в новогоднюю ночь видела около себя почти всех своих домашних. Отсутствовали только Володя, Надя и Марк. Но от Марка Тимофеевича ждали телеграмму: вот-вот он должен появиться.

В ту ночь у Дмитрия Ильича на душе было неспокойно. В течение дня он три раза обнаруживал за собой слежку. Что это, случайность? Вряд ли… Может, не идти на заседание комитета? Если бы в комитете все было благополучно, можно и воздержаться, не пойти. Но сейчас, когда большая группа членов партии саботирует решения съезда, он должен быть на заседании, должен разъяснить, в чем они заблуждаются…

А за столом звенели голоса сестер. Мать играла на пианино фрагменты из «Аскольдовой могилы». За окном в морозном воздухе мягко падал первый снег…

1 января 1904 года, как и было условлено, состоялось заседание Киевского комитета. Дмитрий Ильич сделал главное: большинство членов комитета высказалось за незамедлительный созыв съезда.

Расходились уже вечером, когда стемнело. Дмитрий Ильич покинул явочную квартиру вместе с Зинаидой Павловной Кржижановской. И когда уже, казалось, опасность миновала, на Бибиковском бульваре они были схвачены. Зинаиду Павловну отправили в Лукьяновскую тюрьму, Дмитрия Ильича — в Киевскую крепость. В этой крепости содержались особо важные преступники.