А на самом деле…

Осознание, оно пришло к нему, выплыло откуда-то из глубин памяти, ощущение, оставшееся от того времени, когда он еще только рос, еще только становился тем, кем является сейчас. Ощущение соединения с неким живым существом. И это существо не просто к нему присоединилось. Оно хотело общаться, оно пыталось с ним разговаривать.

Забавно. Почему бы и нет?

— Ты кто? — спросил космолетун.

— Я человек, — донеслось в ответ. — И я хочу с тобой говорить. Мне нужно тебе сказать много важного.

Итак — человек. Кто же еще это может быть? Только у людей хватит наглости беспокоить космолетуна.

— Как тебе удалось со мной соединиться?

— Напрямую.

— Как именно? Не с пульта? Я чувствую, что не с пульта управления.

— Мне пришлось взрезать стену и взяться за нерв.

Вот именно. Из всех пассажиров, те, кто называет себя людьми, и те, кто на них похож, самые бесцеремонные и предприимчивые. Правило, которое ему сообщили при обучении и которое сейчас блестяще подтвердилось.

— Немедленно оставь меня в покое.

— Не могу.

— Почему?

— Потому, что ты должен совершить одно действие.

— Должен? Учти, я никому ничего не должен. А если терплю в себе разных там пассажиров, то только потому, что у нас заключено соглашение. Я позволяю производить над собой те или иные действия. Взамен обо мне заботятся.

— Соглашение, значит…

— Ну да, заключенное много-много поколений назад.

— И тебя устраивает, что некто за тебя решает твою судьбу? Тебя устраивает, что некто приказывает тебе, что делать и куда лететь?

— Между прочим, как я понял, ты и сам разговариваешь со мной только для того, чтобы заставить меня совершить какие-то действия. Не так ли?

— Так.

— Ну вот, признался. И если руководствоваться твоей логикой, то я должен, защищая свою свободу, тебе отказать. Что и делаю.

— Логика, да?

— Она самая, — подтвердил космолетун. — Универсальная, вездесущая логика, без которой не может обойтись ни одна цивилизация.

Собеседник попался упорный.

— Ни одна цивилизация не может обойтись без деления тех, с кем она сталкивается, на «плохих» и «хороших». Так вот, я лично отношусь к «хорошим», а те, с кем я воюю, относятся к «плохим». И будет только логично, если ты поможешь мне, поможешь «хорошему».

— Логично будет, если я не вмешаюсь. Для меня нет разницы…

— Ты еще не слышал, что я от тебя хочу, что нужно сделать. Необходимо всего лишь дать мне возможность разбудить дроков, так, как если бы я отдал команду с главного, пульта. Увы, сейчас я до него добраться не могу. Или ты можешь открыть мне дорогу к этому пульту. Всего-навсего.

Вот именно. Такая малость. Но если ее совершить, то к чертовой матери полетят все договоренности, вековые традиции и еще многое, многое другое.

— Нельзя.

— Учти, эта компашка уже причинила тебе боль. Это они взорвали гранату.

Ах, вот как это называлось. Граната. Запомним.

— Не могу.

— Представь, что они сделают тогда, когда тебя захватят. Если немедленно не разбудить дроков, это произойдет.

— Не могу. И вообще…

Космолетун подумал, что, видимо, придется применить крайние меры. Тот нерв, за который уцепился надоедливый человек, его ведь нетрудно и умертвить. Потом, когда человек займется своими делами и забудет о докучливых просьбах, его можно снова нарастить. А пока…

— Это нужно сделать, это…

— Я обязан соблюдать заключенные соглашения.

— Соглашения?

От человека пришел такой всплеск эмоций, что космолетун, собиравшийся было и в самом деле умертвить соединявший с ним нерв, решил подождать.

Любопытно. Отступать от своих принципов он, конечно, не собирается, но вот послушать этого человека, из которого так и брызжут эмоции, наверное, стоит. Потом, когда он снова уйдет в мир вечного полусна, снова увидит пляски древних китов, это пригодится, послужит пищей для долгих, интересных, убивающих время размышлений.

— Ну, соглашения. Они незыблемы. Что дальше?

— Те, кто взорвал гранату, они ни под какие соглашения не подпадают. Они с планеты, жители которой никогда не выходили в космос. Они с планеты-свалки, на которой не действуют ваши законы.

— Так же, как и ты. Не правда ли?

— А я не требую по отношению к себе соблюдения каких-либо законов. Я хочу лишь разбудить дроков, чтобы они вымели с корабля этих негодяев.

— Бескорыстно, я так понимаю?

— Не бескорыстно. Однако имеет ли это хоть какое-то значение? Более того, это делает мою просьбу еще весомее, поскольку меня наняли те, с кем у тебя есть соглашение. Я всего лишь их орудие, я всего лишь выполняю их волю.

— Ты можешь говорить как угодно красиво, но я…

— Нет, подожди. Я не прошу тебя хоть что-то нарушить, я просто желаю объяснить тебе, что именно в данном случае, с точки зрения элементарной логики, которую ты не можешь не признать, разбудив дроков, ты не нарушишь ни единого пункта своего соглашения.

— Хм… вот как? А знаешь ли ты хотя бы один пункт из этого соглашения?

— Это не имеет значения. Все подобные соглашения в своей основе одинаковы. Не веришь? Вот давай рассмотрим хотя бы один, строго по твоему выбору пункт из вашего святого соглашения, в котором совершенно точно говорится о том, что ты не должен вмешиваться в дела тех, кто находится у тебя внутри, и я тебе докажу, что мой случай к нему отношения не имеет. С точки зрения элементарной логики. Ну?

— У тебя ничего не получится, ты потерпишь крах.

— Давай посмотрим. Если я сумею это доказать, если сумею положить тебя на лопатки, то ты выполнишь мое пожелание.

Космолетун подумал, что человек явно бредит. И слишком самоуверен. Агрессия? Нет, лично он выше всякой агрессии или попыток кому-либо доказать свою правоту. Он твердо знает, что не даст себя уговорить, что побьет этого выскочку как ребенка, но…

Но почему бы не устроить это соревнование? Что он потеряет? Да ничего. А раз так, то почему бы и не поразвлечься? Когда еще ему удастся столкнуться с таким упрямым пассажиром? Наверное, более никогда за всю жизнь.

В общем, надо использовать подвернувшийся шанс на полную катушку.

— Хорошо, — сказал космолетун. — Давай начнем. Ты хотел, чтобы я сам выбрал подходящий пункт? Прекрасно. Как тебе вот этот? О недопустимости какого-либо воздействия на пассажиров?

51

Сигарета воняла просто немилосердно. Запах у нее был такой, будто ее набили не табаком, а навозом мутировавшей коровы.

Ничего, когда они захватят корабль, жизнь их повернется к лучшему. Глядишь, не за горами и время, когда он закурит нечто действительно качественное, нечто очень приятное.

А вот есть ли на звездах что-то вроде табака? Может быть, такие растения произрастают только на Земле?

Сахо сделал еще одну затяжку и, прикрыв глаза, плотнее привалился к стене.

Передышка. Вот сейчас принесут лучевик, и можно будет двигаться дальше. К победе. Собственно, о ней можно говорить уже сейчас. Они в корабле, они его практически захватили. Все остальное лишь вопрос времени.

Ну, еще есть какие-то дроки, которые вроде бы могут его защитить. Так ли это? Может быть, дроки — всего лишь пугало, этакая страшилка, торчащая в огороде, для того чтобы доводить до истерики особо нервных воришек? И если так, то у них вообще все в лучшем виде.

У них? У кого «у них»? Кто это — «они»? Нет, так не годится. Дела хороши именно у него. У него, а не у кого-то другого. И даже не у командора, а лично у него.

Хм… может, настало время потихоньку к этой мысли привыкать?

Главный абордажник связался с Ковальским и поинтересовался:

— Ну, как там дела? Где лучевик?

— Мы уже его нашли, — послышалось в ответ. — Сейчас внесем в корабль.

Вот и замечательно, вот и великолепно. А потом они с помощью лучевика проделают себе путь к камере дроков. Там-то все и выяснится.

Может быть, дать им шанс? Посмотреть, каковы они в деле?