Изменить стиль страницы

– Накрыл я стол персон на двадцать, – перекинулся Юра на более общие воспоминания. – Все было чинно-благородно. Шилобреев надрался как свинья. Стал самбу танцевать в мастерской. Да на всякого самбиста есть, как известно, палка с гвоздем. Егоров его живо к порядку призвал. Еще и посуду мыть заставил. Слушай, а я и не думал, что ты у нас такой положительный!

– Ну-ну, продолжай. – Я с трудом поднялся с дивана и поплелся на кухню ставить чайник.

– Был там субчик один в полосатом галстуке, примерно таком, как я тебе из Италии привез. – Кутилин последовал за мной.

Шибанов, – подсказал я, воспламеняя конфорку.

– Вот он про тебя!.. И герой ты войны чуть ли не русско-японской, и передовик производства, и отзывчивый сотрудник!

– Это у нас традиция в банке, – пояснил я. – О мертвых или хорошо, или ничего.

– Егоров ничего про тебя сказал. «Я с Александром Угаровым, – сказал, – пять лет в общей школе учился среднему образованию, и за все эти полные лишений года на товарищей своих он, представьте, ни разу!..»

– Зато он стучал. – Разлив кипяток по чашкам, я присел на табурет.

И, словно в подтверждение моих слов, раздался стук.

– Каковы наши действия?! – воспрял Кутилин.

– Впускай! – отмахнулся я.

В прихожей забубнили голоса, в коридоре загремели сапоги, и легкий на помине участковый Егоров застыл при виде меня посреди кухни, как памятник неизвестному офицеру.

– Егоров! – вернул я его на землю.

– Я! – эхом откликнулся участковый.

– Ты взятки берешь?!

– Никак нет! – доложил он строго по форме.

Я обошел его, сходил в комнату и вернулся с двумя банкнотами по 100 долларов, одну из которых сунул ему под нос. Егоров продолжал стоять навытяжку и смотрел вдаль. Пришлось поднести купюру пред его светлые очи.

– Знаешь этого гражданина?

– Никак нет! – стараясь, чтоб я не попадался ему на глаза, гнул свое Егоров.

– Это Бенджамин Франклин. – Я вернулся на табурет. – Американский общественный деятель.

Кутилин из-за спины участкового подавал мне какие-то знаки.

– Прославился Франклин двумя изречениями, – стал я просвещать Егорова, – первое: «Любишь ли ты жизнь?..»

– Так точно! – отчеканил Егоров.

– Я еще не закончил, – сурово осадил я его. – «Любишь ли ты жизнь?! Тогда не теряй времени, ибо жизнь состоит из чепухи!» Такова мысль автора «Теории трудовой стоимости».

– Ты живой, что ли, Саня?! – шевельнулся участковый.

– Я его удивить хотел! – Кутилин выскочил вперед. – Думал, обделается!

– Чудеса! – Пропустив мимо обидную реплику моего соседа, Егоров снял шапку и присел к столу. – А второе какое изречение?!

– А вот второе – прямо про тебя. – Размешивая сахар, я пододвинул обе банкноты к участковому. – «Ничего не делать для других равносильно самоубийству».

– Я готов! – Участковый бережно свернул деньги пополам и накрыл шапкой.

Не знаю, чья там рыба с головы тухнет. Нашей, по– моему, без разницы. Прав был Руслан: «Зарплату ментам вовремя надо выплачивать».

– Тогда сделай вот что… Сделай милость: не говори никому, что мы с тобой встречались.

– И жене? – уточнил Егоров задание.

– Зачем знать ей про Бенджамина, друг мой? – пожал я плечами. – Пусть это останется вашей с ним тайной.

– Точно! – подтвердил Кутилин. – А то плакали твои бабки навзрыд!

– А мне очередное звание дали! – сменил тему участковый.

– Как?! Опять?! – пришел Кутилин в изумление.

– Что значит – опять?! – подскочил Егоров. – Семь лет прошло!

– Мать твою! Надо же, как время летит! – всполошился мой сосед. – Пойду портрет Бурчалкина дописывать! Не то и мои «бабки» плакали!

– Тогда и я пойду! – Егоров надел шапку и, не прощаясь, затопал по коридору.

«Тогда и я пойду», – подумал я, когда за участковым захлопнулась дверь.

Перед уходом я проверил, что там от меня еще осталось. Осталось прилично: около пяти тысяч долларов – Журавлев деньги вперед брать отказался, два паспорта: мой общегражданский и самопальный, производства фирмы «Проявитель» на имя господина Березовского, кольт армейский с запасной обоймой, предсмертный презент Руслана, записная книжка, сотовый телефон и никчемное теперь, а может, и «кчемное» удостоверение охранника «Дека-Банка». Честный вор Гудвин все мое принес со мной, включая изъятые у Караваева файлы приговоренных сотрудников «Третьего полюса». Рюкзак с разобранной винтовкой «Тигр», патронами к ней и оставшейся гранатой Гудвин спрятал в буксе вагона «Москва– Симферополь».

По бесплатному рекламному каталогу, регулярно попадавшему в наш почтовый ящик, я отыскал номер более-менее ближайшего автосалона в районе станции метро «Петровско-Разумовская» и справился о наличии автомобилей марки «УАЗ».

– Весь модельный ряд с гарантийным техобслуживанием, – был охотный мне ответ.

– Что советуете? – включился я в беседу.

– Модель 31514 пользуется спросом. Розничная цена шестьдесят пять тысяч рублей.

– А самая дорогая?

– Модель 31519, семьдесят пять тысяч рублей соответственно.

– И сколько это в деньгах?

– Понял. Три тысячи условных единиц, – отреагировал собеседник.

– Условились, – сказал я. – Оформляйте покупку. Отберите там лучшую и с полной комплектацией. Сотня сверху. Готовность через час. – И продиктовал паспортные данные.

– Сань! Тебя ждать?! – не отрываясь от мольберта, спросил в приоткрытую дверь мастерской Кутилин. – Или только на сороковины теперь объявишься?

– Ты смотри там, Глазунов, лишний глаз не добавь Бурчалкину! Он твоих новаций не оценит! – отозвался я, выходя на лестницу.

Покупка была оформлена в оговоренный срок. Франклин, заразный и твердый, как шанкр, действовал на мозги наших коммерсантов безотказно. С окончанием всех формальностей, сведшихся в основном к процедуре оплаты, директор автосалона торжественно вручил мне техпаспорт с транзитными номерами и лично повел осматривать приобретение. Новенький, словно сошедший с конвейера, «УАЗ» сиял изморозью на боках и капоте. Около него лениво копошились двое рабочих, добавляя какие-то железки, свинчиваемые тут же с соседних вездеходов аналогичной конструкции.

– Поставщики! Вечная история! Недокомплект. – Директор отрепетированно развел руками.

Любят у нас разводить. Даже новые товарно-денежные отношения не в состоянии поколебать твердыню советского производства.

– Да нормально! – пнув колесо, проворчал автослесарь. – Зверь-машина! Зуб даю!

Слишком гнилые были зубы у этого автослесаря. С такими зубами его божба звучала как откровенная профанация. И, доставая уже обещанную давеча сотню сверху, я вдруг передумал.

– Ну, тогда и у вас, пролетарии, считайте недокомплект! – огорчил я работников салона.

Наблюдал я как-то по телевизору гонки «Формулы-1» в Монте-Карло. Лидировал, как сейчас помню, Шумахер. Когда его «болид» на очередном кругу подкатил к боксу, дабы сменить сгоревшую резину, команда обслуживания поразила меня сноровкой, с какой провела все необходимые манипуляции. После того как я спрятал сотню обратно в бумажник, я понял, что команде Шумахера еще тренироваться и тренироваться.

– Принимай, начальник! – Автослесарь вытер ветошью руки и пот со лба. – Теперь будешь гонять, пока сам не сломаешься!

Чаевые были отработаны честно. Честно были и выплачены.

– Последний вопрос, – обратился я к директору. – Нельзя ли отогнать этого красавца вместе со мной на Бескудниковский бульвар?

– Толян! – окликнул директор перекуривающего у ворот паренька. – Желание клиента для нас – что?!

– Желание клиента – не вопрос! – Толян воткнул сигарету в сугроб и сел за руль. – Прошу на козлы!

Час отъезда – час приезда. Открыв мне дверь, Журенко побледнел.

– Ты с кем там сцепился опять?! – Выглядывая из комнаты, Лара запахнула халат.

– Здравствуй, Лара! – сказал я, отдирая от себя приятеля.

Не удостоив меня ответом, она прислонилась к косяку.

– Ну ты!.. Ну ты!.. Ты в другой раз предупреждай, когда из могилы полезешь! – нашел наконец Андрей верные слова.