– Найду, – скупо и деловито отреагировала газетчица. – Как вас узнать?

– Спросите Федора Максимовича. – Положив трубку на рычаг, я вышел из номера.

Посетителей в уютном частном ресторанчике близ Адмиралтейства было много. Ресторанчик пользовался успехом. Желающих «повторить» хватало, несмотря на высокие цены и затянувшийся финансовый кризис. В поисках тестя я двинулся между столиками, но он меня заметил первый.

– Сашка! – Федор Максимович помахал салфеткой. – Хорошо, что пришел!

Он стоял у портьеры, драпировавшей подсобную, с подносом, заваленным в два ряда холодными закусками. В белой шелковой косоворотке с «лопаточником» за ременной подпояской и в хромовых начищенных сапогах, он походил на трактирных подавальщиков, описанных Гиляровским. Да и весь интерьер заведения был выдержан в трактирном духе: от парусных потолочных сводов до бородатого с чисто выбритой верхней губой целовальника за стойкой.

Ловко разметав закуски перед клиентами, Федор Максимович увлек меня к стойке и велел подать чаю.

– Самоварный чай – это, Сашка, лучшее средство от наших питерских сквозняков. – Хлопнув меня по плечу, он исчез за драпировкой.

– Мировой у нас папаша! – прогудел бородач, наливая в граненый стакан, окованный тусклым подстаканником, кипяток из пузатого самовара. – Дает жизни! Ему бы на печке лежать, а он тут среди молодых, как лихач среди «чайников»! Любого, старый мерин, обштопает!

Я поманил его. Ухмыляясь, он наклонился через стойку.

– Федор Максимович тебе не папаша, сучий ты выкормыш. – Крепко взяв бармена за ухо, я прижал его щекой к полированной поверхности. – У Федора Максимыча таких детей отродясь не было. Как еще раз его зовут?

– Федор Максимович! – Бородач вырвался и, густо покраснев, отступил в дальний конец своего «окопа».

– Все нормально? – Федор Максимович вышел в зал с дымящимися глиняными горшочками на подносе.

– Замечательно!

Дождавшись, когда он обслужит столик, я изложил свою просьбу.

– В комнате отдыха устроит? – спросил Федор Максимович. – Там сейчас никого.

– Очень устроит! – Я встал и последовал за ним в служебное помещение.

Комната отдыха представляла собой довольно тесную каморку, заставленную вдоль стен персональными шкафчиками, с длинным столом и двумя скамейками по сторонам.

Не успел я устроиться на одной из них, как появилась девушка в джинсах, косухе и с длинными немытыми волосами, прихваченными кожаным шнурком. Виду она была коренастого и едва достигала плеча сопровождавшего ее Дарьиного отца.

– Кофе? Чай? – предложил он, прежде чем оставить нас вдвоем.

– Спасибо. – Девушка села напротив меня. – Кофе, если можно.

– Отчего ж нельзя?! Когда хороший, то можно! – Федор Максимович удалился.

Девушка извлекла из потертого кофра диктофон.

– Меня зовут Ольгой Сергеевной, – сказала она, беззастенчиво исследуя мою физиономию. – Это вы из «Дека-Банка»?

– Это я из «Дека-Банка», – ответил я. – И меня никак не зовут.

– Хорошо, – согласилась она без тени улыбки. – Назовем вас «достоверным источником».

На ее коротком суматошном веку, надо полагать, схожие обстоятельства возникали не раз.

Лично я газеты читаю редко, а если читаю, то к новостям со ссылкой на «достоверные источники» отношусь довольно скептически. Слишком хорошо я помню сказку про сестрицу Аленушку и братца Иванушку: «…Шли, шли и видят озеро, а около него гуляет стадо овец. «Ах, сестрица, мне страшно пить хочется!» – «Не пей, братец, а то баранчиком станешь!» Не хочу я становиться баранчиком. Сверх меры мутными кажутся мне эти «овечьи источники», поставляющие сведения газетам. Не ясны мне их корыстные мотивы, внушает, сомнение избирательное обличительство, и сама анонимность видится подозрительной. Конечно, кем-то из них, как и мной, движет инстинкт выживания. Но они, я думаю, в меньшинстве.

– Записывать можно? – спросила Ольга Сергеевна.

– Пишите, – согласился я.

И беседа наша завертелась, как магнитофонная бобина. Я изложил журналистке основные события, связанные со смертью трех сотрудников «Дека-Банка» в Москве, исчезновением четвертого и покушениями на убийство пятого. Одновременно с диктофонной записью расторопная девушка, иногда задавая вопросы, что-то помечала в блокноте. Несколько раз интервью прерывалось явлением трактирных работников, да Федор Максимыч обещанный кофе доставил.

– Ну что же. – Газетчица выключила диктофон. – Материал интересный. Жаль, что не имеет прямого отношения к нашему городу.

– Это как посмотреть. – Я закурил сигарету.

– А вы как советуете? – Ольга Сергеевна пододвинула к себе блюдце с чашкой и стала пить кофе мелкими глотками.

– Три летальных исхода в петербургском филиале и три в Москве за полгода вообще-то смахивают на поветрие.

– Чисто теоретически, – возразила она. – Яновский там и Вирки здесь – бытовые случаи. Варданян?.. Наемники редко действуют ножом. Скорее тут если не ограбление, то убийство из хулиганских побуждений. Половинкина пропала без вести?! Все, что угодно, можно предположить. Остается ваш Угаров. Но даже пусть я захотела вам поверить, где доказательства? Вы же взрослый человек! Понимаете, что «Третий полюс», стоящий, по вашим словам, за этой историей, вчинит нам разорительный иск и, кстати, будет прав!

– Стало быть, ваша газета в моей информации не заинтересована? – резюмировал я комментарии журнали­стки.

– А почему наша, собственно? – спросила она. – Почему не «Московский комсомолец» или не «Сове­шенно секретно»?

– Потому, что я сейчас здесь и с вами, потому, что вилами по воде писано, доберусь ли я до Москвы, и, наконец, потому, что именно ваша газета публиковала подробный репортаж о гибели охранников местного отделения «Дека-Банка» Трубача и Семенова!

– Только не это, – отмахнулась она. – Это уже вчерашняя сенсация. Налетчики с равным успехом могли вломиться в любой банк. Или пункт обмена валюты.

– Ах, в любой! – заметил я саркастически. – И что, любопытно, они там, дражайшая Ольга Сергеевна, похитили?!

– Положим, ничего. – Журналистка осталась спокойна, как дамба во время шторма. – Они попросту не успели. Служащие воспользовались скрытой сигнализацией и вызвали наряд.

– Нет, Ольга Сергеевна, – продолжил я в том же духе. – Они очень даже успели! Они успели застрелить Семенова и взять в заложники Трубача.

– Не только Трубача, – возразила она. – Еще четверых. Заложники им были нужны, чтобы прорваться через милицейский кордон. Они на всех надели одинаковые вязаные шапочки, лишив тем самым снайперов возможности открыть прицельный огонь, и ушли по заранее подготовленной схеме.

– Но троих они сразу отпустили, – продолжил я ее рассказ. – Троих они отпустили сразу! А вот Трубача зачем-то взяли с собой и убили только спустя четыре месяца! Почему?!

Она промолчала.

– Потому, – ответил я сам на свой вопрос, – что Семенов с Трубачом и являлись истинной целью их налета! Вам это не приходило на ум?!

– Нет, – честно призналась она. – На это моей фантазии не хватило. Слишком абсурдная идея: устраивать вооруженное ограбление, рискуя попасть в засаду, ради того, чтобы подстрелить охранника и похитить другого. А затем четыре месяца прятать его по неизвестной причине, откармливать, словно кабанчика на убой, и…

– Вот именно! – перебил я ее. – И заказчик так думал. Да что думал! Он знал, что вам это на ум не придет. И никому не придет!

Я достал из кармана список Ивана Ильича и передал газетчице.

– Оставьте себе. Я его наизусть затвердил. Это – живые и мертвые. И у меня есть основания полагать, что живых в скором времени станет еще меньше.

– Я должна все осмыслить и взвесить. – Просмотрев список, девушка убрала его в кофр вместе с диктофоном.

– Взвесьте, – согласился я. – Взвесить надо. Авось, пока будете взвешивать, еще кого-нибудь прихлопнут.

Расстался я с ней, будто пациент, неудовлетворенный диагнозом врача. При этом понимая: она права. Права, подвергая мои доводы сомнениям. Права на все сто пудов.