Норы лисиц и барсуков находятся в самых глухих малодоступных кварталах заповедника на склоне оврага, на дне которого протекает лесная речка Паниковка. Барсуки и лисы находятся под охраной, но на волков, появляющихся в заповеднике, тотчас же организуются облавы.

Барсук.

В 1948 году на лесной речке Таденке, впадающей в Оку, было выпущено две пары бобров. Это был один из первых опытов восстановления (реакклиматизации) этих ценных пушных зверей на территории Московской области, где они обитали и промышлялись в далеком прошлом. Ещё в XVIII веке бобры водились в бассейнах рек Москвы, Клязьмы и Оки. Бобровые угодья были в те времена даже в Измайлове, под самой Москвой.

В один из ясных и тихих летних дней перед заходом солнца мы с разрешения администрации заповедника организовали экскурсию к бобровым плотинам. Нам предстояло пройти около 3 километров по чудесной, полузаросшей травой дороге соснового бора.

Вот глубоко ушедшие в мох следы молодого лося, пересекшего дорогу; вот объеденные этими животными верхушки маленьких сосёнок и высоких травянистых стеблей иван-чая; на стволе тоненькой сосёнки «зачёс» от рогов косули. «Зачёсы», расположенные выше по стволу и на более крупных деревьях, принадлежат лосю. Косули и лоси счищают о стволы деревьев сухую кожицу с рогов, когда последние окончательно окостеневают. На других деревьях, особенно осинах, хорошо заметны следы зубов этих животных; осенью и зимой они обгладывают кору осины. Все эти следы мы отмечаем, не сходя с дороги; животные, как и люди, при своих передвижениях предпочитают более удобные пути, и если лось или косуля попадают на дорогу, притом глухую и редко посещаемую человеком, они идут по ней очень долго, не сворачивая в сторону. На сухих песчаных участках дороги попадаются маленькие выемки — это купальные ямки рябчиков, в которых эти птицы, подобно курам, «купаясь» в пыли, избавляются от наружных паразитов.

А вот, уже на твёрдой почве, несколько неглубоких косых ямок. Их выкопала лисица, охотясь за жирными личинками майских жуков. Что это именно лисица, а не какой-нибудь другой зверь, нам доказывают сохранившиеся кое-где совершенно ясные отпечатки следов лап и когтей хищницы.

Сворачиваем с дороги вправо и зарослями молодого леса направляемся к речке Таденке — местам обитания бобров. Невдалеке от берега стоит довольно толстая осина; на нижней её части есть большая выемка, выгрызенная бобрами. Другие, более тонкие осины лежат сваленные на земле. Около пней разбросана крупная щепа — это следы работы крепких и длинных бобровых резцов. На прибрежных участках русла, где вода уже сошла, хорошо видны заброшенные бобрами норы с ходами и лазами.

Солнце опускается к горизонту, поэтому приходится спешить, чтобы успеть прийти к месту до наступления сумерек.

Куница.

Пойма Таденки с её плодородной наносной почвой поражает своим мощным ярко-зёленым покровом, резко отличающимся от скудной растительности соснового бора. Мы идём узкой, едва заметной тропинкой между высокими, скрывающими нас почти с головой, травами. Переправившись по толстому бревну на другой берег, мы выходим к тому месту, где речка круто загибает вправо. Здесь-то бобры и соорудили свою плотину длиной 5–6 метров. С первого взгляда плотина представляет собой узкий, полузаросший травой гребень, образованный кусками дерева, перемешанными с илом и землёй. Часть ветвей воткнута в землю вертикально. Длина их различна, и на многих из них кора уже объедена бобрами. Весь этот материал слабо скреплён илом и землёй. Многие ивовые ветви проросли, появилась и трава — это делает плотину более прочной и устойчивой под напором воды. На самой плотине кое-где видны затащенные бобрами травы. Где-то внизу с негромким шумом просачивается вода. Благодаря плотине образуется широкое затопленное пространство, по берегам которого располагаются норы бобров.

Не следует думать, что бобровая плотина — очень прочное сооружение. Обыкновенной палкой можно пробить канавку, через которую тотчас же потечёт вода. Однако повреждения плотины обычно в ту же ночь исправляются бобрами.

Приближаются сумерки. Стараясь действовать бесшумно, устраиваем «засидку» у заросшего кустарниками берега. Замаскировавшись ветками осины и ивы, мы уже не двигаемся и сидим в полной тишине. Темнеет. Едва видны очертания противоположного, заросшего ивняком берега. Тишина. Лишь монотонное стрекотание кузнечиков да писк налетевшего комара нарушают глубокое безмолвие приближающейся августовской ночи. По тяжёлой чёрной поверхности воды расходятся лёгкие круги — то ли от всплеснувшей рыбы, то ли от скользнувшей водомерки или жука.

На воде появляется отражение поднимающейся луны. Сразу становится и светлее и как будто теплее. Началась тихая полнолунная ночь. В воде отражаются чёрные тени ветвей; на том берегу мелькнула и зажглась яркая точка — светляк; звёзды померкли; куда-то пропали комары. Вдруг справа раздаётся ясный и продолжительный всплеск — по неподвижной воде, рассекая её чуть выдающейся на поверхности воды мордой, плывёт бобр. Раздаётся ещё один всплеск; видно, как на противоположном берегу появляется сгорбленная фигура второго бобра. Затаив дыхание, мы с интересом наблюдаем, как бобр, подрезав пучок высокой травы, с аппетитом грызет её, поддерживая в передних лапах. Другой бобр, что-то волоча за собой, вплавь направляется к плотине. Но вдруг лёгкий и в то же время достаточно громкий треск сучка под ногой одного из нас спугнул бобров. Раздался громкий хлопок. Это один из нырнувших бобров ударил своим плоским хвостом по поверхности воды. Звери мгновенно исчезли под водой, и лишь расходящиеся круги на освещённой луной воде указывают на то место, где нырнули бобры. Снова воцаряется глубокая тишина.

В эту ночь едва ли можно дождаться выхода этих крайне осторожных зверей. Слегка озябшие от ночной сырости, мы возвращаемся прежней дорогой на кордон. В эту августовскую ночь такая знакомая днём зелёная дорога стала неузнаваемой; мы идём по какому-то удивительному новому пути: яркий лунный свет, пробиваясь сквозь ветки деревьев, заливает всё серебристо-белым сиянием, и потому сосны, кудрявые дубки и кустарники кажутся необычными, особенными, сказочными.

Вернувшись на кордон, утомлённые пережитыми впечатлениями, мы успеваем лишь наскоро занести в записные книжки то, что видели, и засыпаем крепким здоровым сном.

На следующий день возвращаемся на центральный участок заповедника. Снова сменяются перед нами незабываемые пейзажи векового соснового бора, весёлые полянки лиственного леса, глухие кварталы полного покоя; сосны, ели, липы и берёзы. Последний раз дышим мы лесным воздухом, слушаем лесные звуки, ощущаем тишину леса, наблюдаем его обитателей.

На центральном участке (у посёлка Данки), перед возвращением в Москву, осматриваем музей заповедника, интересно оформленный заведующим В. Ф. Арсеньевым. В музее выставлены чучела зверей и птиц, гербарии, макеты и диаграммы, наглядно отображающие жизнь заповедника и работу его сотрудников.

Заканчивая очерк об этом чудесном уголке Подмосковья, ещё раз хочется сказать, что, имея свойственную всем юным и не юным натуралистам страсть к далёким путешествиям, мы часто забываем, что совсем недалеко от нас есть места, заслуживающие не меньшего внимания, чем величественные горы Кавказа, леса Уссурийского края, знойные степи Казахстана, тропики Азии и Африки.

На Дальнем Востоке

Южная часть советского Дальнего Востока, Приморье и Приамурье, по богатству и разнообразию природы — одно из самых замечательных мест нашей Родины.

Всё здесь особенное и неповторимое: и ландшафт, и климат, и растительность, и животный мир.