Вернувшись в Бельгию, я обо всем доложил через Большакова «Центру». Только получив согласие «Центра», выбрав совместно с Отто наиболее благоприятный для этого банк, я от имени Антонио Гонсалеса направил определенную сумму, но о самом переводе и о сумме переведенных Шандору Радо денег я докладывал «Центру». Сразу хочу оговориться, что фамилию отправителя денег Отто не знал.

Прошло много лет с тех пор, как я по-дружески расстался с Дора. Я уже знал из разных источников, что резидентура под его руководством просуществовала примерно до сентября 1944 г. Затем Дора с женой, даже не простившись со своими детьми и свекровью, бежал во Францию, чтобы там встретиться с представителем «Центра». Только 24 сентября 1944 г. Шандор Радо с женой с помощью французского движения Сопротивления добрался до Парижа, где, как мне удалось выяснить из печати, он встретился с Отто и вместе с ним должен был вернуться в Москву. Они вылетели на одном самолете. С чувством несдерживаемого волнения и возмущения я прочитал в книге Леопольда Треппера следующее, цитирую дословно: «На протяжении всего полета в Москву я все не мог отделаться от мыслей о побеге Радо. Я точно знал, что свою миссию он выполнил блестяще, выше всех ожиданий, знал, что ему решительно не в чем упрекнуть себя... Действуя в Швейцарии, он в большой степени способствовал приближению победы. Однако именно в силу глубокого знания фактов, реализма оценок, присущих ему как ученому, Радо предполагал, что, невзирая на победу, в царстве НКВД никаких перемен не произошло. Он отчетливо предвидел судьбу, ожидавшую его в Москве. Не испытывая никакого энтузиазма от перспективы закончить жизнь в одном из сталинских застенков, он исчез в Каире, предварительно позаботившись о безопасности своих детей и жены в Париже» (с. 290).

В примечании автора на той же странице указывается: «Свобода Шандора Радо была недолгой. Он спрятался в одном английском лагере, но Москва немедленно и энергично потребовала его выдачи... Через несколько месяцев после его "побега" за ним прибыли агенты НКВД, и вскоре рука дьявола раздавила его».

Эта цитата из примечаний автора, как я считаю, является подтверждением того, что я уже слышал раньше: ради спасения своей порочной личности Леопольд Треппер был готов на любое действие. Именно он, давая показания в НКВД, указал, что Шандор Радо бежал в Каир, боясь преследования в Москве.

Читая книги Леопольда Треппера и Шандора Радо, я впервые нашел подтверждение тому, что предполагал ранее, а именно: оба автора встречались в Париже после освобождения его союзниками от фашистских оккупантов. Встретившись и получив от советских представителей в Париже подтверждение своей принадлежности к советской разведке, они «откровенно» делились мнениями о своей разведывательной работе и о тех, с кем работали.

В это время, конечно, Леопольд Треппер – Отто, не мог себе даже представить, что произошло с Кентом. Жив ли он остался вообще? Или уже убит фашистами, гестаповцами, которые вывезли его из Парижа? Конечно, он не мог предположить, что вскоре после его бегства из гестапо Кенту удалось завербовать начальника зондеркоманды «Красная капелла» Паннвица, а тем более, что в результате этой вербовки и проделанной совместной работы на пользу Советского Союза они – Папнвиц и я, Кент, – готовили материалы для доставки в Москву, куда вместе намечали прибыть сразу после окончания войны. Он делал попытки еще в Париже нагрянуть в здание, где размещалась зондеркоманда, с тем чтобы похитить компрометирующие его, Отто, материалы, в первую очередь его следственное дело гестапо.

Именно убежденность Леопольда Треппера в том, что меня уже нет в живых, или, во всяком случае, в том, что я никогда не вернусь в Москву, послужила для него оправданием той клеветы, которую он возводил против меня, в том числе и в беседах с Дора.

Приведу один неоспоримый факт. Шапдор Радо в своей книге прямо пишет, цитирую дословно: «Уже после войны мне стало известно из печати, что в конце 1911 года группа Кента в Брюсселе была обнаружена и схвачена немецкой контрразведкой, но Кенту удалось скрыться и бежать во Францию. В конце концов гестапо все-таки выследило его там и арестовало.

Арест Кента впоследствии отозвался тяжелым ударом по швейцарской группе: он многое знал и, смалодушничав, кое-что выдал гестапо» (с. 66).

Это высказывание Шандора Радо основано на вымыслах Отто. О полученном мною задании знали только Отто и я. На следствии в гестапо я пытался в самом начале опровергнуть мою разведывательную деятельность. Только после изобличения показаниями Боба, Хемница и самого Отто я был вынужден признаться, что я – это Кент.

О своей поездке в Швейцарию по заданию «Центра» я ничего не показывал, основываясь на том, что у гестапо нет для этого никаких оснований и оно не могло это узнать из каких-либо источников. И вот однажды уже в Париже, куда я был доставлен из Главного управления имперской безопасности из Берлина, мне был задан вопрос о том, к кому точно и с каким заданием в 1940 г. я ездил по заданию «Центра» в Швейцарию. Больше того, требовали, чтобы я назвал код, которому обучал нашего резидента в Швейцарии, и сообщил его точный адрес. На одном из допросов присутствовали двое – якобы муж и жена, которым гестапо поручало поехать в

Я понял, что в части моей поездки в Швейцарию показания в гестапо мог давать только Отто. Прошло более двух лет, и Отто, видимо, не мог вспомнить фамилию резидента и его адрес, которые в свое время он знал, так как мы вместе изучали задание «Центра». В то же время шифровальный код Отто не понимал, так как его изучал в самом начале, еще до моего отъезда в Швейцарию, только я. Однако Отто знал то, что мною была направлена в Швейцарию определенная сумма денег через рекомендованный им банк. Он и об этом дал показания в гестапо.

Гестапо не знало, мог ли я сохранить все в памяти. Этим я решил воспользоваться и дал соответствующие показания: адрес резидента и его фамилию я не помню, забыл я и шифровальный код, которому его обучил, забыл и фамилию, по которой я сделал перевод. Присутствующих при моем допросе Герингом мужа и жену, готовящихся к поездке в Швейцарию, после моих показаний интересовали вопросы самой поездки в Швейцарию для иностранцев, порядок найма номеров в гостинице, а в части самого резидента их интересовало, на каком языке мы с ним говорили. Я сказал, что говорили мы с ним на французском языке, я лично не могу определить, на каком из иностранных языков он еще говорит.

В этой части клеветы в мой адрес я не могу обвинять Дора, ибо он лично выдумать то, что я давал показания в гестапо о его резидентуре, не мог. Безусловно, эта версия была подсказана ему в беседе с Отто.

Лучшим доказательством того, что я не давал никаких существенных показаний о моей поездке по заданию «Центра», являлось то, что Шандор Радо проработал в Швейцарии до сентября 1944 г., а я ведь был арестован гестапо в начале ноября 1942 г. и следствие, по-существу, закончилось в первой половине 1943 г.

Да, явно нервничая, я прочитал попавшую мне в руки книгу Шандора Радо «Под псевдонимом Дора», не только по уже приведенному примеру, но и по ряду других вопросов, касающихся меня. Остановлюсь на них.

Очень удивило то место в книге, где автор описывает мою внешность (с. 64) и после выдуманного утверждения о моей чрезмерной самовлюбленности дает оценку моим, обнаруженным им, отрицательным качествам, а именно моему «наставническому тону» и тому, что «мнил себя важной персоной». Шандор Радо прямо указывает, что ему «такие люди не по душе» (с. 65). Спрашивается, если это действительно так, то чем же можно объяснить наше дружеское прощание? Я и в данном случае обвиняю в этой клевете не Дора, а Отто, который, судя и по его книге, приписывает эти качества мне. Приводимое же автором описание внешности Кента, не отвечающее действительности, я первоначально относил к его нежеланию нарушить конспирацию, хотя прошло уже много времени и я, Кент, закончил свою разведывательную деятельность, подвергся у себя на родине незаслуженному преследованию, а ко времени издания в Москве этой книги жил под своей настоящей фамилией, никем не опознанный, в Ленинграде.