Первой радостной вестью в дивизию пришло сообщение о том, что экипаж подполковника Мартынова жив. Они — командир экипажа, штурман майор Армашов и стрелок-радист сержант Иванов — возвратились на свой аэродром восемь дней спустя после того памятного вылета 23 февраля. Вот что с ними произошло.

Экипаж подполковника Мартынова, ведущий группу Пе-2, выходил на заданный объект бомбежки.

— «Фоккера»! — крикнул стрелок-радист сержант Иванов. Но Мартынов и Армашов уже увидели истребителей гитлеровцев. «Фокке-вульфы», набирая высоту, готовились к атаке. Еще минута — и по самолету ударили первые очереди из пулеметов и пушек. Снаряд пробивает кабину пилота, разрушена приборная доска. Но командир экипажа продолжает вести самолет к цели.

На боевом курсе штурман Армашов сбрасывает бомбы и тут же передает:

— Командир, горит правая плоскость!..

Мартынов со снижением выводит самолет из общего строя, стремится сбить пламя, круто разворачиваясь влево. Но огонь разрастается и приближается к фюзеляжу. В заполненной дымом кабине трудно дышать.

— Гриша, сорви колпак! — кричит Мартынов штурману самолета. Но штурман не слышит: связь уже вышла из строя. С трудом сбрасывает колпак кабины сам. Дышать стало легче. Пилот выводит самолет на обратный курс, может, удастся дотянуть до своих.

Но в кабине стрелка появилось пламя. Сержант Иванов стал задыхаться — огонь вот-вот переметнется на одежду. Собравшись с силами, он выбрасывается из кабины. А самолет валится на горящее крыло, резко теряет высоту. Как ни старается Мартынов удержать машину в горизонтальном положении, ничего из этого не получается — земля все ближе, ближе.

В последние секунды штурман обхватывает командира» руками, чтобы при падении предохранить его от удара головой о приборную панель кабины. Пе-2 горящей плоскостью цепляется за деревья и падает в лесную гущу...

Помогая друг другу, летчик и штурман выбрались из полуразрушенной машины. У Мартынова — резкая боль в плече... У Армашова, похоже, расплющена грудь: при приземлении он сильно ударился о бронеспинку сиденья. Но надо немедленно отходить от самолета — в каждое мгновение могут взорваться бензобаки.

А по опушке леса уже бегут к горящей машине гитлеровцы. Летчик и штурман залегли в густом ельнике. Сворив карту с местностью, они убеждаются, что находятся на позициях вражеской обороны. Только три километра отделяют их от переднего края, но какие это километры!.. Вокруг все изрыто противотанковыми рвами, окопами, траншеями. Как из-под земли, то тут, то там вырастают корчащиеся на морозе гитлеровцы. И все-таки они пошли — другого выхода судьба не предоставила.

Восемь дней и ночей длился этот путь. Скрываясь от гитлеровцев, днем Мартынов и Армашов лежали в снегу под ветвями поваленных деревьев, а ночью настороженно продвигались к линии фронта — оборванные, в разбитых унтах, продуваемые до костей злым февральским ветром. Мучил голод, иссякали силы от бессонницы. За все время только раз им удалось проглотить по пригоршне ягод промерзшей калины, с большим риском сорванных вблизи немецкой землянки.

Ночью перешли линию фронта. В дивизию возвратились измученные, истощенные — трудно было узнать. Из самолета, который доставил Мартынова и Армашова на аэродром, их вынесли на руках.

А стрелок-радист Иванов приземлился на вражескую позицию, попал в плен. С группой других военнопленных он бежал из лагеря, нашел партизан и год воевал в партизанском отряде. Как-то Иванов упросил командира отряда, чтоб тот поспособствовал ему возвратиться в родной полк. «Ты это заслужил», — ответил командир партизанского отряда и при первом же удобном случае отправил сержанта на Большую землю на связном самолете. Через несколько дней стрелок-радист занял свое прежнее место в кабине боевого Пе-2.

А в полдень 22 марта 1943 года северо-западнее Калуги, в небе над Полотняным Заводом, появились пятнадцать истребителей Як-1. Это шла на посадку «Нормандия» — эскадрилья французских летчиков. Лидируемая нашим Пе-2, она садилась на аэродром, с которого товарищам по оружию предстояло вместе с нами сражаться на советско-германском фронте. По тому, с какой легкостью и точностью «яки» произвели посадку на незнакомом аэродроме, нетрудно было убедиться в высокой летной выучке пилотов.

Эскадрилью «Нормандия» сформировали в конце 1942 года в городе Иваново из французских летчиков-антифашистов, добровольно прилетевших в нашу страну, чтобы сражаться за ее свободу и независимость. Наименование ей дали сами французы — в честь одной из северных провинций своей родины, которая больше других пострадала от немецко-фашистской оккупации.

Наш народ свято чтит память о боевой дружбе с французскими товарищами.

Эти слова из песни особенно глубоко волнуют тех, кто летал крылом к крылу с прославленной эскадрильей.

Когда решался вопрос, какими истребителями вооружить «Нормандию», советское командование предложило выбор боевых машин. Французы единодушно остановились на самолете конструкции Яковлева и с помощью наших специалистов быстро овладели боевыми машинами.

И вот «Нормандия» на аэродроме 204-й бомбардировочной авиадивизии. Разместили французов в отдельном общежитии, постарались обеспечить их всем необходимым для боевой работы и отдыха. Часы, свободные от полетов, они заполняли но своему усмотрению, исходя из привычного образа жизни. Разумеется, у французских летчиков сложились свои особенности работы, отдыха, во многом не совпадающие с нашими. Уяснив это, я высказал свои сомнения и соображения насчет «статуса» эскадрильи.

— А как они летают и приобщаются к бою? — последовал вопрос в мой адрес.

— Хорошо летают и дерутся отважно.

— В таком случае, в этих делах и поддерживайте французов. Почаще интересуйтесь их нуждами, запросами. А в остальном пусть будет так, как им привычно.

На том и порешили. И никто из командования дивизии не пытался приводить их быт и привычки к «общему знаменателю». А в боевой работе пикировщики действовали с «Нормандией» по единому плану и распорядку. Между летчиками дивизии и французскими коллегами с самого начала установились теплые товарищеские отношения. Командир 261-го бомбардировочного полка майор В. И. Дымченко и командир «Нормандии» майор Жав Луи Тюлян являли пример таких взаимоотношений.

Подполковник Пуйяд, ставший впоследствии командиром полка, сформированного на базе эскадрильи «Нормандия» и получившего название «Нормандия — Неман», писал в послевоенные годы: «Французские летчики встретили со стороны бойцов и офицеров Красной Армии и народа самый теплый прием. Между французскими пилотами и их товарищами по оружию — советскими летчиками установились отношения взаимной симпатии и теплой дружбы. Здесь, вдалеке от нашей родины... мы совсем не ощущали одиночества».

Вводя «Нормандию» в бой, командование дивизии старалось соблюдать последовательность, дать возможность пилотам акклиматизироваться в новой для них боевой обстановке, а уж потом посылать в бои, сопряженные с риском и опасностью.

О том, что в небе Советской России сражаются сыны народа Франции, в первое время знали немногие. И нас, естественно, беспокоило это обстоятельство. Ведь в случаях вынужденных посадок или приземления французских коллег на парашютах могло произойти всякое. В большинстве своем они не знали русского языка, заметно отличались от наших авиаторов своим внешним видом, формой одежды. От возможных малых и больших неприятностей их могли оградить только удостоверения личности, изготовленные на французском и русском языках и подтверждавшие их принадлежность к эскадрилье «Нормандия».

Наши опасения оказались не напрасными. В одном из первых же боевых вылетов французский летчик-истребитель, фамилию которого я, к сожалению, не запомнил, после затяжного воздушного боя пошел на вынужденную посадку и сел в поле, недалеко от только что освобожденной от гитлеровцев деревни. Летчик тут же попал в окружение женщин и ребят, которые спешили оказать помощь хозяину краснозвездной машины.