- Товарищ командир... Простите... Не утерпел... Примите в подарок.
- Спасибо... - ответил Сафонов и, заметив среди англичан одного знакомого летчика, у которого в Англии была жена, подошел к нему и сказал:
- Возьмите на память. Пусть эта черно-бурая лиса [Черно-бурая лиса убежала из питомника, который находился вблизи Мурманска. (Прим. авт).] напомнит вам Советский Север...
Павел Орлов, Сергей Морозов, Василий Меньшиков, Леонид Мозеров и я оказались во второй эскадрилье.
Алексей Маркевич, Алексей Шведов, Иван Булычев - в третьей. И только двое, Жидков Николай и Митя Селезнев, - в соседнем полку. Сначала всех нас, как и других летчиков, не имеющих боевого опыта, назначили рядовыми пилотами.
Николай Жидков пробыл на фронте недолго - всего около месяца. В одном из полетов на боевое задание у истребителя отказал мотор. Во время вынужденной посадки в сопках Жидков получил ранения, и его отправили в тыл на лечение. На север он больше не вернулся.
...Для фашистов зима обернулась многими "неудобствами". Неприятельские самолеты больше сидели на засыпанных снегом аэродромах, чем находились в воздухе. Наступившее затишье оказалось нам на руку. Мы успели неплохо освоить недавно полученный истребитель, достаточно потренировались в полетах и стрельбах.
В начале декабря фашисты оживились. Их самолеты, особенно истребители, все чаще стали появляться в воздухе, Третья эскадрилья дежурила, готовая к немедленному вылету.
Близился рассвет. И вдруг посты наблюдения передали на аэродром:
- Курсом сто, высота двести, группа "мессеров" пересекла линию фронта, район - Зимняя Мотовка.
Я выскочил из землянки, застегивая на ходу шлем. Со стоянки третьей эскадрильи с оглушающим ревом, подняв за хвостами снежную бурю, взлетело звено истребителей... Их повел уже прославленный смелыми победами бывший донецкий шахтер Симоненко со своим ведомым. С ними вылетел в бой и наш Иван Булычев. Набрав высоту, самолеты скрылись за сопками...
Техник уже ждал меня, держа в руках расправленные лямки парашюта. Набросив их на мои плечи, застегнул карабины. Я на крыло - ив кабину. Еще несколько быстрых движений: наброшены привязные ремни, щелкнул их замок; подключен провод шлемофона к рации, ноги на педали, и я готов... Но вылета не давали.
Часы-хронометр, укрепленные в правой части приборной доски, отсчитали час дежурства, затем еще полчаса, а сигнала "вылет" так и не было. Не возвращалось и звено Симоненко, хотя по времени должно бы уже произвести посадку.
"Может быть, изменилась погода, налетел "заряд", - думал я. - Но что-то не похоже. В воздухе тихо, а всякий "заряд" сопровождается сильным ветром... Судя по времени, у них уже давно кончился бензин. Может, сели на аэродром армейцев?"
Пока размышлял, к капониру, запыхавшись, прибежал адъютант эскадрильи и крикнул:
- Старший лейтенант, запускайте мотор. Выруливайте! Летите шестеркой на поиск звена Симоненко. Ведущий - командир эскадрильи.
Адъютант побежал к другому капониру, а мы с техником запустили мотор. Словно из-под земли, мой истребитель выскочил на взлетную полосу. Здесь уже стояли с работающими моторами машины командира эскадрильи, его ведомого. Подруливали другие самолеты.
Командир эскадрильи с ведомым пошел на взлет. Вслед за ним - наша, а потом и третья пара.
Около часа носились мы между сопками, разыскивая пропавшие самолеты, а они будто сквозь землю провалились.
Под крыльями мелькала пустынная белая искристая гладь замерзших и заснеженных озер. Как сахарные головы, вырастали вдали вершины сопок, склоны которых местами покрывали разлапистые сосны с пышными, словно пуховыми, шапками на ветвях.
- Пройдем правее... Смотрите внимательно за воздухом и под собой, передал по радио командир.
Наши самолеты понеслись на запад. И опять - безбрежная белая мгла.
- Пошли домой! - приказал командир. Развернувшись, мы полетели назад...
Прошло каких-нибудь минуты две - и вдруг... На одной из пологих сопок, словно прилипшие, лежат три наших истребителя. Самолет Симоненко застыл почти у вершины, ведомого - на середине, Ивана Булычева - у подножия.
За всю летную жизнь еще никому из нас не приходилось видеть подобной посадки. Замкнув круг и снизившись до предельно малой высоты, мы старались определить, почему одновременно сели на сопку все три самолета и где летчики...
Удалось разглядеть: два истребителя - целы, у третьего сильно повреждено левое крыло. Фонари кабин закрыты, словно летчики поступили так, покидая машины... Однако на снегу не видно следов, кроме трех широких борозд, которые пропахали самолеты при посадке.
"Что же с ними произошло? Живы ли летчики? Где они? Почему все три самолета сели на сопку одновременно?"
Все эти вопросы ни на минуту не давали покоя, когда мы возвращались на аэродром.
К месту посадки звена Симоненко была снаряжена специальная экспедиция.
Через несколько дней она вернулась.
- Самолеты сбиты фашистскими истребителями-охотниками. Летчики убиты, услышали мы печальную весть.
Трагическая гибель товарищей потрясла нас. Какой дорогой ценой на фронте оплачивается плохая осмотрительность!
Девять суток
Нас, новичков, охватило нетерпение: скорее, как можно скорее вступить в схватку с ненавистным врагом.
"Настоящий истребитель всегда ищет боя", - вспоминал я слова Сафонова.
Прошло уже несколько дней после гибели Симоненко, а подходящего случая все не было. И вот однажды...
Короткий заполярный день подходил к концу. Сгущались сумерки - пройдет еще немного времени, и в бездонной глубине морозного неба вспыхнут и долго будут переливаться всеми цветами радуги сполохи северного сияния.
Я сидел в кабине истребителя, укрытого в капонире, и читал письмо. Вначале ничего не мог понять. Почему мне пишет какая-то незнакомая девушка, медицинская сестра? И вдруг до сознания дошли строки: "Ваш отец умер у меня на руках. Он был тяжело ранен фашистской бомбой в городе Наро-Фоминске, его эвакуировали в тыл, и он попал в наш госпиталь".
Меня будто оглушило. Я как-то весь сжался, потерял способность соображать. В этот миг морозное темнеющее небо прочертила ракета. Описав кривую, она рассыпалась с треском на множество оранжевых звездочек. Боевая тревога! Сигнал на вылет! Я очнулся. Быстро включил зажигание и крикнул технику:
- Контакт!
Мотор запустился сразу. Истребитель выскочил из капонира на сверкающую белизной гладь летного поля.
Я летел в сторону Мурманска. Высотомер показывал три тысячи метров. Небо с каждой минутой темнело. Только на западе синеву еще прорезала узкая светлая полоска.
На фоне этой светлой полосы я и увидел темный силуэт самолета. Он пролетел над Мурманском, скрытый облаками, и держал курс на восток. Самолет был двухмоторный, двухкилевой и казался черным.
"Ягуар"! - решил я. Так немцы называли свой "Мессершмитт-110".
Сблизились быстро. Меня охватило какое-то непонятное состояние, и, пока соображал, что делать, "ягуар" проскочил рядом.
Опомнившись, я пристроился к нему в хвост. Стал догонять, а он в пике и прямо на аэродром, где точками горели стартовые огни и стелился по земле рассеивающийся луч прожектора. На аэродроме - ночные полеты, тренируются молодые летчики.
От мысли "Пропустил "ягуара" стало жутко. Отвесно падая, погнался за "сто десятым", а он уходил...
Тогда толкнул сектор газа за защелку. Дистанция стала сокращаться. Еще несколько секунд, и "ягуар" в прицеле. Я нажал кнопку.
Сквозь рев мотора донеслась пулеметная дробь. Самолет дрожал. "Зажигалки" запрыгали на темном фюзеляже и крыле "ягуара". Он пробкой выскочил из пике. Дистанция резко уменьшилась. Даю вторую короткую очередь. И вдруг антифриз, охлаждающий мотор, плеснул на лобовое стекло.