Изменить стиль страницы

Первое офицерское звание ему было присвоено в 1940 году. Откуда же звание полковника уже в начале 42-го? И это в двадцать один год! И что должен был испытать только что назначенный командующий ВВС Красной Армии, обнаружив, что у него в непосредственном подчинении находится сын самого Верховного?

Да ещё на ответственной должности начальника авиационной инспекции. А когда ему доложили, что тот ведёт вольную жизнь, нарушает дисциплину, является в штаб, когда хочет, устраивает пьянки-гулянки, отец пришёл в негодование: "Сопляк! В такое время! На фронтах гибнут лучшие лётчики! А этот обормот…"

Отец, конечно, прекрасно понимал, что Сталин не мог быть в неведении как относительно небывалого служебного "взлёта" сына, так и относительно его поведения. Значит, он благословил этот взлёт, благословил лакейство тех, кто расстилал перед Василием ковровые дорожки. И что было делать отцу? Оставить всё как есть?

Щекотливая ситуация… Если не трогать Ваську (простите, во время войны его все так звали), как бы "не заметить" его вольности — значит показать перед всеми, и перед подчинёнными, и перед Верховным, свою слабость, показать, что ты струсил. А как же работа? Большая должность Василия требует соответствующей отдачи, а её нет.

Отец никогда и никому не позволял разгильдяйства. Для этого необязательно быть по-сталински жестоким. Достаточно быть твёрдым и требовательным одинаково ко всем, без поблажек. Выбора не было. Особенно в условиях войны.

И отец решительно потребовал от Василия неукоснительного соблюдения дисциплины и потребовал хоть как-то укоротить его замашки. Так, в частности (то, что мне запомнилось), из трёх машин, на которых раскатывал Василий, он оставил одну, как и полагалось тому по должности. Самому Василию такая "школа" была бы только на пользу. Может, тогда он и не кончил бы свою жизнь так трагично и бесславно. По натуре своей он не был злодеем. По моим наблюдениям, он был, что называется, шалопай. Но шалопай зарвавшийся. И прошедший в своей семье большую и тяжёлую школу интриганства. Надо было видеть, каким смирным и даже приниженным он бывал у нас дома в присутствии отца. Меня просто коробило от того, как он заискивал перед ним. Зачем? — недоумевала я. Так унижаться, да ещё в присутствии других…

"Глядеть противно, как он юлит тут и ёрзает. А за спиной пакостит", — говорил отец.

Пользуясь "родственными связями", Василий стал капать Верховному на нового командующего. И это в то время, когда приближался кульминационный момент войны, когда фашистские полчища прорвались на Кавказ и к Волге, когда в авиации шла сложнейшая организация. Отец разрывался на части между фронтами и штабом. <…>

И каково ему было, когда Верховный вызывал его на ковёр, требуя объяснений по поводу очередного "доклада" сынка, в котором тот приводил ''компрометирующие" данные о деятельности командующего ВВС. И один раз вызывал, и другой, и третий…

"Товарищ Сталин, вас неверно информировали", — говорил отец предельно сдержанно, усилием воли подавляя напряжение и негодование, и начинал разматывать ловко закрученную ленту "обвинений". А разговаривать со Сталиным было непросто, ему не скажешь: погодите, мол, я уточню. Нет, он требовал немедленного ответа, за которым тут же следовала команда: "Проверить!" И командующего проверяли.

Грозный Иосиф Виссарионович проявил удивительное терпение к сыну, и Василий оставался на своей должности до января 43-го. Сколько же крови он попортил моему отцу! Но в конце концов и Сталин разозлился. Ведь сынок каждый раз ставил его в неловкое положение. Да тут ещё увёл жену у Романа Кармена, известного кинодокументалиста. Тот нажаловался. Получился громкий скандал. И Сталин устроил сыну разнос и выгнал со словами: "Не смей показываться на глаза!" <…>

По косвенным источникам я знаю, что Василий как бы докладывал Верховному о недостатках в работе ВВС, о плохом качестве наших самолётов, в частности Як-9, о том, что из-за поспешной приёмки наши лётчики на них бьются, и превозносил американскую технику. Сталин прочитал письмо и принял сына. Это произошло летом, в Потсдаме, куда Сталин приехал на конференцию глав правительств держав-победительниц. Тут же начальник охраны Верховного генерал Власик позвонил в Москву начальнику штаба ВВС Фалалееву: "Василий помирился с отцом. Срочно представляйте его к званию генерала". Фалалеев его осадил: "Звание присуждают за заслуги. И вообще без командующего я этот вопрос решить не могу".

А командующий был уже далеко — на Дальнем Востоке, готовил авиацию к боям с Японией. <…>

А вот что предшествовало непосредственно аресту отца.

Незадолго до нового, 1946-го, года отцу на подпись подали представление полковника В.И. Сталина к званию генерала. "Юному гению" исполнилось тогда двадцать четыре года. Ни дать ни взять — Бонапарт! Отец представление отклонил как явно необоснованное.

Меня спрашивали — уже теперь: почему отец не подписал представление? Всё равно, мол, война уже кончилась, ну подмахнул бы и всё. А что всё-то? Тогда бы не арестовали?!

Наивные люди, поверьте мне: отец был не глупее вас. Он всё взвесил. Всё понял.

Война кончилась, да служба продолжалась. За одной уступкой неизбежно последует другая, третья — завьётся верёвочка вокруг шеи. А главное: если захотят упечь, если это входит в их планы — всё равно упекут. Не ради Василия же в самом деле посадили в тюрьму командующего ВВС, блестяще закончившего войну!

Под Новый год к нам на квартиру позвонил по ВЧ лично Сталин. До сих пор помню, с каким напряжением вёл отец тот разговор.

Сталин напрямую спросил его: "А как вы, товарищ Новиков, смотрите на то, чтобы Василию присвоить звание генерала?" Отец ответил, что тот ещё очень молод, что ему не хватает образования, что ему необходимо подучиться, хорошо бы поступить в Военно-воздушную академию. Сталин выслушал аргументы отца и оборвал разговор, бросив коротко: "Представление к званию писать не надо. Подавайте общим списком". И повесил трубку.

Отец присел на кровать и минуты две молчал. Молчали и мы, столпившись в дверях спальни. Аппарат ВЧ, естественно, стоял у изголовья его кровати.

Придя в себя, отец позвонил Жукову. Пересказал разговор со Сталиным, спросил: "Что делать?" Жуков крепко выругался — само собой, он относился к Василию с тем же презрением — и ответил: "А что вы можете сделать? Это приказ".

Вот так Сталин поздравил отца с Новым годом. И нас тоже. Другого времени для такого разговора у него не нашлось…»

Когда рассказывают слезливые истории про Василия Сталина, то они мне напоминают совершенно другие, про доброго дедушку Ленина.

Только ведь 1 марта 1946 г. постановлением Совета народных комиссаров Василию Сталину присвоят звание генерал-майора авиации, а 4 марта командующий ВВС Советской Армии главный маршал авиации А.А. Новиков будет отстранён от занимаемой должности. Без всяких оснований.

Производство в генералы сына вождя выглядело следующим образом: «1 марта 1946 года он, Попков, был оперативным дежурным по дивизии (ими тогда ставили только командиров полков и их заместителей). Ночью, около 2 часов, по дальней связи ВЧ раздался звонок, говорил В.М. Молотов:

 — Передайте Василию Иосифовичу: только что подписано постановление и ему присвоено звание генерал-майора», — пишет А.В. Сухомлинов.

Далее Сухомлинов рассказывает: «Я сразу же позвонил Василию домой и говорю ему в трубку:

 — Здравия желаю, товарищ генерал! Василий спросонья отвечает:

 — Ты что, выпил что ли? Отвечаю:

 — Никак нет. Сегодня ещё не пил! Далее доложил, что звонил Молотов.

 — Сейчас приеду, будем разбираться!

Через 15 минутой приехал в генеральской форме. Оказывается, она у него уже давно была сшита. Его несколько раз представляли к званию генерала, но отец не подписывал Постановление СНК.