Поздним вечером 12 июля осужденных вывели из Петропавловской крепости к Неве и посадили в арестантскую яхту с зарешеченными иллюминаторами.
Впоследствии моряки-декабристы вспоминали: «В шесть часов утра нас привезли на малый Кронштадтский рейд, но его прошли и направились к Большому рейду, где стояли корабли Балтийского флота, иностранные военные и коммерческие суда. Для того, чтобы лучше наблюдать за тем, что будет происходить на флагманском корабле, многие люди на кораблях и торговых судах забрались на ванты, мачты и скопились на корабельных надстройках. Арестантскую яхту подвели к парадному трапу флагманского корабля. Мы стали поочередно подниматься по трапу на палубу и были приятно удивлены дружеским приемом. Командир и офицеры корабля встретили нас рукопожатием, а стоявшие вдали наблюдатели приветствовали нас дружескими знаками. Началось чтение приговора. Старик-адмирал не выдержал эмоционального напряжения, по его бледному и застывшему лицу скатились непрошеные мужские слезы. Плакали навзрыд матросы и офицеры. Над каждым из нас сломали саблю, сорвали эполеты, сняли сюртуки и сбросили их за борт. На нас надели матросские бушлаты и, посадив в арестантскую яхту, повезли обратно в крепость». На яхте, к своему удивлению, арестанты нашли превосходный завтрак, присланный адмиралом Кроуном и офицерами корабля «Князь Владимир».
В марте 1826 года Морской кадетский корпус вместе с другими военными учебными заведениями столицы направили на церемониал похорон императора Александра I. В день выхода сводного отряда воспитанников из Корпуса для участия в траурной церемонии в нем объявили аврал. Не могли найти корпусное знамя – старейший воинский стяг, врученный в 1789 году командующему русской гребной флотилией вице-адмиралу К. Нассау-Зигину за победу над шведами в Роченсальмском морском сражении. Искали долго, перерыли все помещения Морского корпуса. Наконец нашли. На чердаке, среди старых вещей и ломаной мебели. Нашли, но оказалось, что исторический воинский стяг изъели мыши, осталось практически одно древко. Проявив «солдатскую находчивость», руководство учебного заведения нашло резервное знамя, под которым батальон воспитанников стоял у Михайловского замка в траурном воинском каре учащихся столичных кадетских корпусов.
Начиная с 1826 года Морской корпус находился под неусыпным вниманием императора и его администрации. Царь стал опекуном и покровителем учебного заведения. Идеалом порядка Николай Павлович считал единообразную казарму. В организационном отношении корпус приравняли к экипажу, аналогичному армейскому батальону. Капитан I ранга стал теперь именоваться командиром экипажа. Батальон включал гардемаринскую, три кадетских и одну резервную роты.
В соответствии с новым штатом в каждой корпусной роте насчитывалось по 100 человек. В гардемаринской роте обучались юноши в возрасте 16-18 лет, в кадетских ротах – мальчики от 12 до 16 лет, а в резервной – дети от 10 до 12 лет.
Штатная рота воспитанников, возглавляемая капитан-лейтенантом, подразделялась на 4 отделения во главе с офицерами в чине лейтенантов или мичманов. В состав каждой роты обязательно входили фельдфебель, каптенармус и 4 барабанщика из нижних чинов. По волевому решению царя ведущим предметом в учебном заведении стала строевая подготовка, с обязательным ежедневным «ратным фронтовым учением» кадетов и гардемаринов на плацу под барабан. Дисциплину в Морском корпусе значительно усилили, она по-прежнему поддерживалась телесными наказаниями.
Адмирал Иван Алексеевич Шестаков из когорты военных моряков, составивших славу Российскому флоту, вспоминая о своих днях пребывания в Морском кадетском корпусе в период царствования Николая I, писал: «Несмотря на человеческие стремления директора (адмирала И.Ф. Крузенштерна), в корпусе ввелась „прутовая“ система. Сечение разделялось на три разряда: келейное, при роте и при собрании целого Корпуса. В приказах не означалось число ударов, как Бог на душу положит, так и били. Поверят ли, что мне 11-летнему, дали 200 ударов за грубость… Сечение вошло в программу Морского корпуса… Так думали вкоренить в нас понятие о дисциплине».
Недисциплинированных или не желавших учиться ожидал «досрочный выпуск» из корпуса – в солдаты.
31 марта 1826 года Морской корпус посетил новый император Николай I. Он приехал неожиданно, около 3 часов дня, вместе с великим князем Михаилом Павловичем. Царь прошел в классы, где шли занятия с воспитанниками, посетил столовый зал и корпусной лазарет. При этом он задавал вопросы и делал различные замечания. Осмотрев учебные и служебные помещения, Николай Павлович спросил у директора Морского корпуса П.М. Рожнова: «А где кадетские дортуары?» Вице-адмирал в недоумении посмотрел на царя – слово (дортуар – общая спальня для учащихся в закрытом учебном заведении) в ту пору незнакомое, а затем по военному четко отрапортовал: «Вокруг корпуса, Ваше Величество!» Их величество удивленно хмыкнуло и проследовало далее.
Однако «визит-эффекты» для Петра Михайловича на этом не закончились. Шедший впереди группы гостей дежурный офицер открывал двери, четко называл наименование корпусного помещения и его назначение. Подойдя к следующей двери, он громко доложил: «Танцевальный зал, Ваше Величество!» – и, широко открыв двери, вежливо пропустил в класс императора, великого князя и директора. Царь остановился на пороге комнаты и в недоумении повернулся к Рожнову. В классе корпусной священник проводил занятия по закону Божию. Не лишенный остроумия, Николай I весело посмотрел на директора и подтвердил: «Действительно, танцевальный зал, это и по учителю заметно». Позже говорили, что во дворце весело смеялись рассказу императора о том, как в Морском кадетском корпусе священник учит детей танцевать.
10 апреля директор Морского корпуса вице-адмирал Рожнов получил письмо от начальника Морского штаба и копию собственноручной записки Николая I, содержавшей подробную инструкцию для воспитателей и воспитанников учебного заведения. В ней решительно требовалось, чтобы корпусные офицеры «являли собой пример для воспитанников. В каждой роте дежурный офицер должен быть безотлучно, день и ночь находиться при воспитанниках. Для ознакомления с порядком службы в сухопутных корпусах приказано командировать к Инженерному и Артиллерийскому училищам по три младших офицера Морского кадетского корпуса».
Согласно императорской директиве, «воспитанников следовало разделить, как в ротах, так и в классах, по возрастам и переводить после выпуска в мичманы, не по одиночке, а целым классом или ротою». В одежде воспитанникам предписывалось «соблюдать опрятность, непременно их выправить, дать им бодрую осанку и молодецкий взгляд». В здании корпуса приказывалось «обратить особое внимание на чистоту и опрятность, классные комнаты увеличить, а столы и скамьи лучше приспособить для занятий». В столовой указывалось «поставить модель фрегата и ежедневно в той зале делать развод караула в корпусе и на фрегат, а другим воспитанникам делать парусные ученья и учить командовать».
Император обратил особое внимание «на недостаточное вознаграждение учителей», и поэтому приказывалось улучшить денежные оклады педагогам. Официальным письмом начальник Морского штаба предложил вице-адмиралу П.М. Рожнову приступить к немедленному исполнению высочайшего повеления.
В августе 1826 года Санкт-Петербург готовился к коронации нового царя – Николая Павловича. Развернулись работы по украшению города. Возводились праздничные павильоны, разукрашенные разноцветными флагами и гирляндами цветов. Столица оживилась и выглядела празднично. Основную роль в торжествах играли воинские части, оставшиеся верными присяге, и защитившие трон в трагические дни декабрьской смуты. Офицеры шили новые мундиры, ожидали чинов, орденов и иных монарших милостей.
Каждое военное учебное заведение Санкт-Петербурга старалось как можно лучше и оригинальнее украсить свои здания. Перед главным фасадом Морского кадетского корпуса установили искусно выполненную из досок модель трехмачтового военного корабля «…во всем вооружении, как стоячего, так и бегучего такелажа, со шкаликами по всему рангоуту. На корме играла музыка корпуса». Фрегат, украшенный разноцветными флагами, цветами и расцвеченный иллюминацией, выглядел довольно эффектно. На набережную Большой Невы в праздничные дни специально приходили и приезжали сотни горожан, чтобы полюбоваться на украшенное здание Морского кадетского корпуса. Его воспитанник Л.А. Загоскин позднее вспоминал, что «эффект был действительно блестящий, однако кадеты тайно написали мелом на корабле четверостишие: