Она с трудом разогнулась, смахнула со лба прядь седых волос и пристально посмотрела на стоявшего неподалеку юношу.

  -- Ты же во мне не сомневаешься? -- угрожающе уточнила она.

  -- Нет, совсем нет, мадам Морий!-- отозвался Кристиан уже из-за окружавшей сад стены плюща.-- Продолжайте, прошу вас!

  Он стоял на размытых колдобинах сельской дороги совсем недолго. Из-за живой изгороди донеслось бормотание, пару раз котел зашипел, затем участок озарила яркая вспышка. Подобно молнии, она ослепила Фэя и тут же исчезла, погрузив сад в серость дня.

   Кристиан перестал зябко ежиться, выбросил сигарету в заросшую ивой канаву и скрылся за калиткой.

   Вскоре он вышел из похожего на курятник дома и, пробравшись мимо шипевших цветов, отчетливо крикнул:

  -- Саймон! Саймон, твоей бабушке очень плохо!

  Когда он вернулся в душную комнатушку, у изголовья кровати мадам Морий уже сидела большая серая крыса. Старая ведьма лежала навзничь на скособоченной кушетке и громко охала, по очереди хватаясь за все части своего скрюченного подагрой тела.

  -- В таком виде ты точно не сможешь за мной ухаживать.-- Она криво усмехнулась и погладила грызуна по лоснящейся спине. Тот пошевелил усами и горестно накрыл мордочку когтистыми лапами.

  Кристиан остался на пороге, прислонился плечом к дверному косяку. Ему было неловко прерывать столь душещипательную сцену, но попусту тратить время на эмоциональные излияния он тоже не любил.

  -- Вы можете сделать еще кое-что,-- негромко сказал он.

  От удивления мадам Морий даже перестала охать, а крыса разразилась гневным писком.

  -- Да, да, Саймон, она слаба, я понимаю.-- Фэй умиротворяюще поднял руки.-- Но это не займет много времени. Если вы откажетесь от своих сил, ваши заклинания перестанут действовать и исчезнут, в том числе и то, что лежит на вашем внуке.

  Он попятился к двери и нащупал дверную ручку у себя за спиной. Крыса и ведьма продолжали неотрывно и очень недружелюбно следить за его движениями.

  -- Подумайте,-- повторил он снова.-- Я навещу вас утром.

  Когда дверь захлопнулась, изнутри в нее ударило нечто тяжелое, со звоном разбившееся на полу. Глубоко вздохнув, Кристиан натянул перчатки. Мадам Морий следовало как следует все обдумать, и он очень надеялся на верное решение.

  Во все времена отказаться от силы магическому существу, обладавшему ею с рождения, было очень нелегко. Все равно, что отказаться от руки или другой части тела: больно, неудобно и непривычно. Чувство потери, охватывавшее несчастных, медленно ввергало их в депрессию, жизнь теряла былую яркость и лишалась смысла. Оно и понятно,-- кому бы понравилось лишиться части своего неповторимого "я"?

  За несколько веков до рождения Кристиана Фэя и мадам Морий, одна колдунья из Золотых Песков, Линда Май, была заподозрена в наслании порчи такой силы, что жертва, кузнец с соседней улицы, скончался от пневмонии. Вина госпожи Май, конечно, не была доказана, но магических сил ее все же лишили, после чего девушку нашли повешенной на балке своего же сарая. Бедняжка не выдержала напряжения.

  Существовало множество обрядов по отказу от магии, и назывались они тоже по-разному, в зависимости от места. "Очищением" называли его жрецы на дальнем севере, в морозном воздухе которого не летали даже птицы. Обреченного оставляли на ночь за порогом и, если он доживал до утра, принимали обратно в племя. Темнокожие охотники на юге, за морем, прокалывали ведуну язык и звали это "смертью злого духа". "Возвращение на путь истинный" епископы Петрополиса проводили под высокими куполами храмов, а деревенские колдуны просто вешали на шею мешочек с яблоком, набитым сушеными травами.

  А некоторые старые книги, сокрытые в подземельях родины магии, Брюхвальда, говорили, что владельцам для этого не требовалось ровным счетом ничего, кроме искреннего, чистого желания. Может, как раз они и были правы.

  Мадам Морий снилась пустота. Не та холодная устрашающая пустота, жуткая тьма из детства, а спокойное ничто. Ведьма неспешно плыла в чайного цвета невесомости, и свет, теплившийся в ее груди, освещал путь. Она чувствовала себя молодой,-- давно забытое ощущение,-- и пламя струилось из ее груди по венам, отчего те светились под кожей, словно яркие нити. В ее сознании возник образ Саймона,-- не осла, а крепкого розовощекого мальчугана с вечно разбитыми коленками,-- и внезапно пришло понимание. Решение оказалось очень простым, самым простым из всех, что ей доводилось принимать за долгую жизнь. Пульсировавший огонь излился из ее пальцев и глаз, рта и носа, и светящимся шаром поплыл прочь. Вскоре осталась лишь золотая дорожка из раскаленных брызг, но мадам Морий повернулась к остывавшим каплям спиной и двинулась в противоположную сторону. В чайного цвета пустоту.

  Когда она проснулась, все уже было кончено. Магическая сила, которая наркотиком горячила ее кровь, ушла, отбросив старую, усталую оболочку. Странное ощущение. Но когда теплые мальчишеские руки положили на ее лоб влажное полотенце, мадам Морий закрыла глаза и улыбнулась. С другой стороны, пустоту вполне можно было счесть за долгожданное облегчение.

  Зимний ветер дул все сильнее, но мадам Морий оставалась в дверях, провожая Кристиана взглядом. Его сюртук и шарфик показались ей тонкими и совершенно не подходящими стоявшей погоде. "Ему, должно быть, очень холодно",-- внезапно подумала она, глядя, как тщательно он заталкивает концы перчаток в рукава, чтобы не задувал ветер. Надо было отчитать его как следует, напомнить о том, что запущенная простуда может обернуться воспалением головного мозга и хроническим насморком. Но крестная фея помахал ей рукой и зашагал по дорожке быстрее, чем мадам Морий успела высказать мысли вслух.

  -- Ты же мог его превратить и сам, не так ли?-- крикнула она вслед, но юноша лишь улыбнулся и пожал плечами. Вскоре он скрылся из виду, и бабушка с внуком остались вдвоем.

  Сад продолжал медленно увядать, пуская по ветру сухие свернувшиеся листья. Вскоре под их ворохом скрылись и потускневшие цветы, которые припорошил молодой снег.

Исступление секретаря Шороха

  -- Терпеть не могу собак.

  Секретарь Шорох выглянул в окно. На мостовой внизу истошно лаяла белая мохнатая тушка. Оставив на газоне кучу дерьма, она попрыгала к хозяйке и затявкала на проезжавший мимо экипаж.

  -- А насколько сильно вы их не любите? -- пытливо поинтересовался Лис. Он удобно расположился на диване, закинув ноги на мягкие подушки. Конечно, господин Шорох не одобрял подобного поведения в собственной гостиной, но выбора у него не было. Этот парень буквально держал его за... В общем, угрожал его карьере. А карьера была единственной вещью, которую секретарь ценил, холил и лелеял.

  -- Что за вопрос? Настолько, что никогда не заведу ни одной. От них только шум, беспорядок и вонь,-- пробормотал Шорох, и стекла его пенсне блеснули.-- И шерсть. Везде эта шерсть,-- добавил он задумчиво. Его тонкие бескровные губы чуть изогнулись в брезгливой гримасе.

  Псина внизу обмотала хозяйку тонким поводком и теперь отчаянно пыталась выбраться из ошейника.

  -- Так не любите, что убили бы? -- Хриплый голос Лиса заставил секретаря обернуться. Сумрак ночи уже спускался на город, и лицо юноши утопало в опутавшей гостиную тени.

  -- Вы на что намекаете? К миссис Помпонс я не имею ни малейшего отношения. Я не живодер!-- Господин Шорох сердито мотнул головой, словно пытаясь избавиться от назойливых мыслей.-- Да, я вижу бегемотов, но это не значит, что я -- убийца! Не значит, ясно?

  -- Опять вы про свои галлюцинации... -- обессиленно протянул Листен. Он откинул голову назад, окончательно распластавшись на диване.

  -- Да, опять! А теперь... -- Секретарь быстрым шагом пересек комнату, коридор и распахнул дверь.-- Прошу вас удалиться. На сегодня с вопросами покончено.